Услышав движение наверху, она вперевалку направилась к лестнице.

– Ты там, голубушка? Не волнуйся, милая, это всего лишь я и твои сестры! – Мисс Вайни начала с трудом подниматься по ступенькам.

И вот дом опять наполнился беспорядочным шумом: стуком шагов, скрипом половиц, возбужденными голосами. В Лилианиной гостиной открывались и закрывались выдвижные ящики. В маленькой кухоньке велись какие-то обсуждения. Фрэнсис услышала, как там набирают воду в котелки и кастрюли, потом ставят их греться на плиту. Вскоре крышки над закипающей водой задребезжали и по дому пополз кисловато-соленый запах черного красителя. Почуяв его, Фрэнсис невольно содрогнулась, ибо этот запах – наряду с некоторыми другими, вроде запаха военной формы и крепких французских сигарет, – стойко ассоциировался у нее с самыми страшными днями войны.

Но она не могла допустить, чтобы вся эта суета опять помешала ей увидеться с Лилианой. Они с матерью съели свой унылый, невоскресный обед, после чего мать вернулась в кресло у камина. Фрэнсис же поднялась наверх и робко постучала в дверь гостиной – она просто справится, не нужна ли какая-нибудь помощь.

Женщины уже уселись за шитье: с коленей у всех четырех стекали складки черного шелка. Шторы на окнах они раздвинули лишь наполовину – видимо, из уважения к Леонарду, предположила Фрэнсис. Но лампы ярко горели, угли пылали на колосниковой решетке, и пятна на ковре были совсем незаметны среди разбросанных вещей. Комната оставалась по-прежнему уютной, несмотря на все, что здесь произошло. Вера размещалась в одном углу дивана, под рукой у нее стояло блюдце с окурками. Рядом с ней, подобрав ноги, сидела Мин. А Лилиана устроилась в другом углу, ближе к камину. Она тоже шила, как и сестры, но сейчас опустила работу на колени, откинула голову на подушку и неотрывно смотрела на Фрэнсис, пока Нетта ходила за кухонным стулом.

В пятницу вечером, подумала Фрэнсис, она сама сидела на месте Мин, держа Лилиану за руку. Их совместное будущее казалось реальным, осязаемым, очень близким – буквально в шаге от них. Фрэнсис увидела, как усталые темные глаза Лилианы наполняются слезами, словно ей вспомнилось то же самое. Они обе чуть заметно покачали головой, с безнадежным сожалением пожали плечами. Ах, если бы только, если бы, если бы…

Девочка стояла у окна, пальцем рисуя узоры на запотевшем стекле.

– Там полицейский идет! – воскликнула она, поворачиваясь.

Фрэнсис взглянула на нее:

– К нашему дому?

– Нет, на Луну, – ответила она так, будто разговаривала со слабоумной.

Вера встала и отвесила дочке подзатыльник, а Фрэнсис быстро подошла к окну, протерла стекло и увидела на тротуаре двух мужчин, отодвигающих засов калитки. Сержанта Хита она узнала сразу. Второй мужчина был в штатском коричневом пальто и фетровой шляпе, поля которой закрывали лицо. Но когда визитеры шли через палисадник, он запрокинул голову – и тогда стали видны розовые губы, гладко выбритые щеки, круглые очки в стальной оправе. Это был инспектор Кемп. Он заметил ее в окне и приветственно поднял руку.

Открыв дверь, Фрэнсис ничего не сумела прочитать на лицах полицейских. И заговорили они обычным своим бесстрастно-вежливым тоном. Они извиняются за беспокойство. Они хотят поговорить с миссис Барбер, вот и все. Надо полагать, она дома?

Фрэнсис указала на лестницу, заглянула к матери, а потом провела полицейских наверх, в гостиную.

Женщины уже успели убрать лоскуты черной ткани. Лилиана передвинулась на край дивана и нервно приглаживала волосы.

– Надеюсь, вам уже лучше, миссис Барбер? – спросил инспектор, негромко обменявшись со всеми приветствиями. – Сегодня я не отниму у вас много времени. Буду вам признателен, если уделите мне несколько минут. Я пришел сообщить, как продвигается расследование.

Голос его звучал вполне дружелюбно. Но у Фрэнсис опять возникло впечатление, что дружелюбие лишь видимость – или даже хуже, расчетливое притворство, призванное усыпить бдительность Лилианы, чтобы она наверняка попалась в расставленную ловушку. Пока Вера ходила на кухню за еще одним стулом, инспектор внимательно оглядывал комнату, явно подмечая каждую мелочь. Пока Нетта качала на коленях проснувшегося и разоравшегося Сидди, он спокойно стоял на коврике у камина, с вежливым любопытством рассматривая предметы на каминной полке: слоников, Будду, тамбурин, фарфоровый фургончик…

Наконец Сидди угомонился, и все в комнате расселись. Фрэнсис осталась у двери, на одном из кухонных стульев; сержант Хит разместился на другом, между Неттой и миссис Вайни. Инспектор занял большое кресло у камина, напротив Лилианы. Он сидел на краю кресла, по-прежнему в пальто, свесив между коленями короткопалые руки с зажатой в них шляпой.

– Полагаю, вы уже видели утренние газеты, – обратился он к Лилиане. – Я намеревался поговорить с вами, прежде чем делать заявление для прессы, но они застигли нас врасплох вчера вечером. Так что приношу свои извинения. Боюсь, в газетах говорится чистая правда. У нас с самого начала возникли подозрения, как вам известно. Но теперь не осталось ни малейших сомнений: произошло убийство.

У Фрэнсис оборвалось сердце. Она вопреки всему до последнего надеялась, что в деле будет слишком много неопределенного, чтобы полицейские смогли прийти к однозначному выводу, с уверенностью произнести слово «убийство». Должно быть, Лилиана испытала такое же потрясение: она закрыла глаза и будто окаменела, не в силах ничего ответить. Мин, сидевшая с ней рядом, неловко похлопала ее по плечу. Нетта прижала Сидди к груди. Девочка, которая теперь сидела на пуфе, деловито скрепляя булавками лоскутки черного шелка, почувствовала разлившееся в воздухе напряжение и вскинула голову.

Только мужчины сохраняли полное спокойствие – спокойствие и бдительность, подумала Фрэнсис. Отчасти для того, чтобы отвлечь их внимание от Лилианы, застывшей в неестественной позе, она кашлянула и спросила:

– Почему вы так уверены?

Инспектор перевел взгляд на нее:

– Это подтвердил наш патологоанатом, мистер Палмер.

– Да, но на каком основании?

– Ну, есть кое-какие детали. Характер раны и тому подобное… Мне не хотелось бы расстраивать миссис Барбер излишними подробностями.

Но они с Лилианой должны все услышать, подумала Фрэнсис. Они должны знать, что известно полицейским. Лилиане, похоже, пришла такая же мысль.

– Рано или поздно я все равно узнаю, верно? Так почему бы не сейчас?

Инспектор выразительно посмотрел на девочку, и Вера ласково сказала:

– Вай, будь умницей, отнеси Сидди в соседнюю комнату, покажи ему чудесные флакончики тетеньки Лили.

Вайолет состроила гримаску:

– Не хочу.

– Давай-давай, иначе плохо будет! Вон, видишь, сержант уже хмурится.

Полуиспуганно-полунедоверчиво взглянув на сержанта Хита, Вайолет соскользнула с пуфа, взяла у Нетты ребенка и неуклюже потопала прочь из комнаты.

– Видите ли, дело в том, – начал инспектор, когда дверь за ней с грохотом захлопнулась, – что повреждения от ударов разного рода выглядят по-разному. Если человек падает сам и разбивает голову, рана имеет один характер, вполне определенный. Но если человека бьют по голове – скажем, молотком, – рана получается совсем другая. Мистера Палмера сразу насторожил внешний вид черепной травмы и направление стекания крови на одежду мистера Барбера. Но в ходе полного обследования он обнаружил механическое повреждение мозга, которое однозначно подтвердило изначальные подозрения.

Инспектор ни на миг не сводил с Лилианы острого взгляда. Она сидела с потупленными глазами, и сейчас грудь у нее стала часто вздыматься. «Она хочет посмотреть на меня», – подумала Фрэнсис, почувствовав ее страх и сама исполняясь страха. «Не надо! – мысленно взмолилась она. – Не смотри! Ты выдашь нас с головой, если посмотришь!»

Однако тут миссис Вайни подалась вперед, вызывающе скрипнув корсетом, и впилась в инспектора безресничным взглядом:

– Как все произошло – это один вопрос. Но можете ли вы сказать, кто это сделал?