– Да… Да, это он.

Гораздо больше она расстроилась, когда, повернувшись прочь, увидела вещи Леонарда, сваленные в кучу на большом стальном лотке: мокрую одежду, котелок, расшнурованные туфли, за ночь размякшие от влаги. И до жути аккуратно разложенные на пергаменте разные мелкие предметы: ключи, пачка сигарет, скаутский складной ножик, монеты, какие-то бумажки, документы, наручные часы, обручальное кольцо.

Когда они вернулись в вестибюль, Лилиана все еще рыдала. Фрэнсис усадила ее на стул и села рядом, обняв за вздрагивающие плечи. Констебль Харди неловко топтался рядом. У него документ, который надо подписать. Лилиана наконец вытерла глаза, вытерла нос и мутно посмотрела на бумагу. Потом возникли проблемы с авторучкой – то ли перо засохло, то ли чернила кончились. Констебль, покраснев до ушей, принялся с ней возиться.

Неприятный желтушный запах теперь ощущался сильнее. Фрэнсис не терпелось поскорее выйти на свежий воздух. Сквозь рифленое оконное стекло она различала внушающие спокойствие очертания таксомотора, который стоял там с незаглушенным двигателем, ждал их, чтобы отвезти домой.

Пока она смотрела в окно, за ним проплыла волнисто размытая темная фигура, а через секунду дверь открылась, и в вестибюль вошел еще один полицейский в дождевике. Он был старше констебля Харди по возрасту и по званию – и, судя по всему, уже знал все обстоятельства дела. Он подошел, поздоровался и назвался: полицейский сержант Хит, представитель коронера. Миссис Барбер уже опознала тело? Они ей очень признательны. А мисс Рэй, насколько он понимает, домовладелица? В интересах следствия необходимо установить кое-какие факты – если миссис Барбер и мисс Рэй не возражают.

Не дожидаясь согласия, сержант Хит пододвинул стул и сел. Лилиана тупо смотрела на него опухшими от слез глазами. Фрэнсис с тревогой наблюдала, как он достает блокнот, шарит в кармане в поисках карандаша, слюнит грифель. Так, не могли бы они подтвердить свой адрес? Не могли бы они сказать, когда именно в последний раз видели мистера Барбера живым? Не знают ли они, как мистер Барбер планировал провести вчерашний вечер?

Все эти вопросы уже задавал констебль Харди, подумала Фрэнсис, и получил на них исчерпывающие ответы. Она закрыла глаза, просто от усталости. Она не спала всю ночь. Она с утра ничего не ела. День начал казаться какой-то дрянной оловянной подделкой: пустая видимость, фальшивка, ненастоящий день, который, по какой-то неведомой причине, ей нужно проживать так, будто он совершенно реальный. Но все это, конечно же, скоро закончится. Скоро им позволят вернуться к привычной жизни… Список вопросов, имевшихся у сержанта, казался бесконечным. Он тщательно записывал ответы, с механической бесстрастностью. И Фрэнсис, на него глядя, отвечала столь же механически: «Нет. Да. Нет, я так не думаю. Нет, я ничего не слышала. Вообще ничего».

Наконец сержант прочитал вслух показания и попросил подписаться под ними. Затем сам поставил подпись, перехватил блокнот резинкой и убрал в карман, словно положил конец делу. Фрэнсис с облегчением увидела, как он встает, и сама тоже уже напрягла ноющие мышцы, собираясь подняться со стула.

Но тут сержант Хит, совершенно для нее неожиданно, произнес:

– Ну а побеседовать подробнее мы сможем в камберуэллском участке. Если миссис Барбер не возражает.

Он протянул руку, чтобы помочь Лилиане встать. Лилиана, растерянно моргая, посмотрела на него снизу вверх, потом перевела глаза на Фрэнсис.

– Минуточку, – сказала Фрэнсис. – Я не понимаю. Вы ведь уже закончили с миссис Барбер на сегодня? Все-таки она перенесла страшное потрясение. Констебль Харди дал нам понять, что мы сможем сразу же вернуться домой.

– Ну… – Сержант коротко покосился на младшего мужчину. – Миссис Барбер не обязана давать показания. Просто это ускорило бы ход расследования, знаете ли.

Теперь Фрэнсис явственно услышала в голосе полицейского жесткие, металлические нотки: под мягкой оболочкой любезности, похоже, скрывался стальной каркас.

Усталость как рукой сняло. Кровь зашумела в ушах. Фрэнсис порывисто встала со словами:

– Все ли в порядке, сержант Хит?

Он мрачно кивнул:

– Да, все в порядке. Если не считать того, что человек умер, разумеется. Нам нужно выяснить, как именно все случилось.

– Но я думала, вы уже знаете. Констебль Харди сказал, что мистер Барбер поскользнулся и ударился головой.

– Да, вполне возможно, он поскользнулся. Но нельзя сбрасывать со счетов и другие версии. Наш врач поверхностно осмотрел тело, и… буду с вами честен, у него возникли кое-какие сомнения. Пока что оснований для тревоги нет. Когда он проведет тщательный осмотр, мы будем знать больше. А тем временем у нас есть еще несколько вопросов к миссис Барбер. Вы сами можете ехать домой, мисс Рэй. С миссис Барбер посидит одна из наших женщин, пока родственники не подъедут.

Лилиана схватила Фрэнсис за руку:

– Нет, не оставляй меня!

– Не бойся, не оставлю, – быстро заверила Фрэнсис, испуганная беспомощным, беззащитным выражением, вновь появившимся на лице Лилианы. – Даже в мыслях такого нет. Полагаю, мне можно сопровождать миссис Барбер? – спросила она сержанта.

– Да, разумеется, – ответил он, снова сама любезность.

И вот они вышли под дождь, оставив добросердечного молодого констебля в вестибюле. Фрэнсис с Лилианой забрались в таксомотор, а сержант Хит подвел велосипед и приготовился следовать за ними. Он был тучноватой комплекции, а в своем широком прорезиненном плаще выглядел и вовсе толстяком. Казалось бы, он должен был представлять собой довольно комичное зрелище сейчас, когда защеплял брюки зажимами, собираясь катить на велосипеде по такому ненастью. Однако, когда автомобиль тронулся с места, Фрэнсис обернулась и увидела, что сержант резво крутит педали, не обращая на дождь ни малейшего внимания. Через пару минут она снова оглянулась и немного спустя оглянулась еще раз: сержант, не отставая, следовал прямо за ними; его глаза скрывались под козырьком шлема, и в облике его не было решительно ничего комичного.

По крайней мере, двигались они обратно в сторону дома, и поездка оказалась короткой. В полицейском участке Фрэнсис уже дважды бывала прежде: один раз приходила, чтобы сообщить о кэбмене, жестоко обращавшемся с лошадью, а в другой раз наведывалась с матерью по какому-то делу, связанному с благотворительностью. Этот визит, однако, нисколько не походил на предыдущие. Они въехали в задние ворота, остановились в мощенном булыжником дворе и подождали, пока сержант Хит не поставит велосипед под навес. Потом прошли за ним в закопченное здание, через дверь без таблички. Там поднялись по лестнице на второй этаж, свернули направо, налево, еще раз направо – и Фрэнсис потеряла ориентацию. Здесь тоже окна были застеклены толстым рифленым стеклом, а на некоторых вдобавок стояли решетки. Шаги и голоса отдавались от каменного пола и кафельных стен гулким казенным эхом.

Но комната, в которую сержант их привел, – комната полицейской матроны – оказалась неожиданно уютной. В маленьком камине горел огонь, на полу лежал коврик. Женщина принесла чайник и тарелку печенья.

– Ах, бедняжка, – сочувственно произнесла она, усаживая Лилиану у камина. Затем обратилась к Фрэнсис, уже не таким фамильярным тоном, поскольку по выговору опознала в ней даму не из простых: – Вы присматриваете за ней, мадам? Очень любезно с вашей стороны.

Она налила им по чашке сладкого чая и ушла. Фрэнсис и Лилиана по-прежнему боялись разговаривать: слишком рискованно. За дверью простучали частые шаги, потом в коридоре стало тихо. Но вдруг кто-нибудь притаился там, подслушивает? А может, здесь какие-нибудь решетки в стенах, потайные трубы и устройства? Сердце у Фрэнсис сильно билось – оно сильно билось с той секунды, когда в морге сержант Хит предупредительно протянул Лилиане руку.

Однако надо вести себя естественно. Фрэнсис передвинула чашку по столу:

– Ты должна выпить чаю, Лилиана. И поесть печенья. У тебя со вчерашнего дня крошки во рту не было.