С каждой секундой Фрэнсис становилось все страшнее. Она глянула на Лилиану и увидела, что та тоже испугана не на шутку. Атмосфера в комнате, прежде просто тяжелая и напряженная, теперь дышала настоящей опасностью. Фрэнсис с ужасом подумала о матери, которая скоро вернется домой. «Леонард, пожалуйста, прекратите, – повторяла она, беспомощно жестикулируя. – Это бессмысленно. Бога ради, успокойтесь!» Но он не обращал на нее ни малейшего внимания, а когда наконец умолк – стал яростно зыркать по сторонам, словно ища что-то. Наконец остановил глаза на Лилианиной сумочке. Порывисто шагнул к ней, схватил, расстегнул и перевернул вверх дном.

– Нет, нет! – вскрикнула Лилиана, подаваясь вперед.

Но было уже поздно. Содержимое сумочки высыпалось на пол – какие-то бумажки, монеты, почтовые марки, расчески, тюбики губной помады. Леонард быстро переворошил все, – ищет улики супружеской неверности, в ужасе поняла Фрэнсис. Ничего там не найдя, он снова лихорадочно пошарил взглядом по комнате и заметил корзинку для рукоделия. Когда он перевернул и корзинку тоже, оттуда вывалились клубки шерсти, игольницы, выкройки, катушки ниток, лоскутки ткани. Какая-то картонная коробочка, стукнувшись об пол, открылась, и из нее высыпалась добрая сотня булавок с перламутровыми головками.

Похоже, булавки стали для Лилианы последней каплей: она расплакалась навзрыд.

– Убирайся вон! – проорала она сквозь слезы. – Я тебя ненавижу! – И швырнула в него желтой диванной подушкой.

Подушка отскочила от его груди и упала на ковер, среди беспорядочной россыпи Лилианиных вещей. Леонард стремительно шагнул обратно к дивану, схватил Лилиану за плечи, рывком поднял на ноги и грубо тряхнул:

– Кто он? Кто твой любовник?

– Нет никакого любовника!

– Не делай из меня идиота! Говори, кто он! Убью мерзавца к чертовой матери! – Он продолжал трясти ее, и она безжизненно болталась в его руках – как тряпка или как скатерть, с которой вытрясают крошки.

Фрэнсис бросилась к ним, попыталась разжать его пальцы, но безуспешно. Тогда она схватила Леонарда сзади за воротник и потянула со всей силы. Он двинул локтем так, что она отлетела назад, и все продолжал трясти Лилиану, шипеть ей в лицо:

– Кто он? Как его имя? Где он живет? Говори!

Фрэнсис наконец не выдержала: в ней будто сломалось что-то.

– Я – он, Леонард! – выкрикнула она. – Я – он! Понимаешь? Мы с Лилианой любовницы. Уже давно!

Фрэнсис тысячу раз воображала, как скажет ему это. Она давно с мучительным нетерпением ждала такого случая. Без счета ночей, когда она лежала в постели, объятая отчаянием или яростью, представляя Леонарда рядом с Лилианой… Но все произошло совсем, совсем не так, как рисовалось в фантазиях. Голос ее прозвучал визгливо и нетвердо, и она не испытала никакого торжества, ни малейшего! Сначала Леонард взглянул на нее просто раздраженно, словно собираясь снова отпихнуть локтем и еще крепче стиснуть плечи своей жены. А потом увидел выражение ее лица, и до него наконец дошел смысл слов. Он остался в прежней позе, но разжал руки. Лилиана, с мокрыми от слез щеками, рухнула на диван. Она наклонила голову вперед, но смотрела снизу вверх на мужа, с откровенно виноватым видом.

– Это правда? – спросил Леонард. – То, что сказала Фрэнсис?

После короткого колебания Лилиана кивнула.

Тогда он опять обернулся к Фрэнсис, и по обнаженному, беззащитному его взгляду она со всей ясностью поняла, сколь жестоко предала человека, считавшего ее своим другом. По лицу Леонарда прошла судорога. Он сжал губы в тонкую твердую линию и несколько раз шумно втянул носом воздух. Потом повернулся спиной к ним обеим и сделал два-три шага прочь от дивана.

Но потом вдруг круто развернулся. Фрэнсис дернулась с места, пытаясь загородить от него Лилиану, но он ринулся не к жене, а именно к ней.

Обхватив Фрэнсис за шею согнутой в локте рукой, Леонард потащил ее к двери.

– Пошла вон! – прохрипел он. – Пошла прочь от моей жены, извращенка!

Ошарашенная, Фрэнсис споткнулась, и Леонард с трудом удержал равновесие. Они шатаясь прошли несколько шагов по ковру, усыпанному клубками, катушками, бумажными выкройками, вязальными спицами, булавками, – Фрэнсис чувствовала, как что-то скользит, перекатывается, хрустит под подошвами. Она слышала, как Лилиана рыдает, пронзительно вскрикивает, умоляет Леонарда отпустить ее. Но он ни на миг не ослаблял страшного, жесткого захвата, все так же крепко сжимал согнутой рукой шею Фрэнсис, и колючий шерстяной рукав обжигал ей тонкую кожу на горле. Фрэнсис резко извернулась, пытаясь оттолкнуть Леонарда плечом; ее ладонь случайно проскользнула под его расстегнутое пальто, и на пару секунду они двое обнялись теснее, чем страстные любовники, переплетясь руками и ногами, прижавшись друг к другу лицом – горячая небритая щека Леонарда жгла и царапала щеку Фрэнсис. Собрав силы, Фрэнсис снова крутанулась всем телом и умудрилась развернуться к Леонарду спиной, упереться ногами в пол. Он разжал свои железные тиски, сдавливавшие шею, резко переместил руку ниже, ища за что ухватиться понадежнее, сначала больно стиснул ей грудь, потом, еще больнее, вцепился пальцами в подмышку.

Теперь он дышал, тяжело и хрипло, прямо в ухо Фрэнсис. Но сквозь этот шум частого, натужного дыхания до нее доносился истерический голос Лилианы, умолявший отпустить ее. Ощутив какую-то возню сбоку, ощутив давление пальцев на плече, Фрэнсис поняла, что Лилиана пытается расцепить их с Леонардом. Затем последовал ряд частых ударов, глухо передавшихся от него к ней: Фрэнсис смутно догадалась, что Лилиана колотит кулаками мужа в спину.

Он саданул ногой ей по щиколоткам, делая подсечку, и они оба резко шатнулись вперед. А едва выпрямились, последовал другого рода удар, прозвучавший совсем иначе: как смачный шлепок, с каким крикетная бита бьет по намокшему мячу. Леонард испустил громкий стон, судорожно сжал плечи Фрэнсис и потянул ее вниз, словно пытаясь опустить на колени. Она подумала, что он просто поскользнулся на какой-нибудь катушке, валяющейся на ковре, вот почему хватка его разжалась и он грузно осел на пол. И даже когда она обернулась и увидела в паре футов позади них Лилиану, сжимающую что-то в руках, как дубинку, – что именно? пепельницу! напольную пепельницу! – даже тогда ей не пришло в голову, что Лилиана или пепельница имеют какое-то отношение к внезапному падению Леонарда. В первый момент она думала о том лишь, чтобы поскорее отпрыгнуть от него, пока он не вскочил и не вцепился в нее снова.

Но потом она увидела выражение лица Лилианы, проследила за ее взглядом и увидела, что Леонард лежит совершенно неподвижно, даже не пытаясь подняться. Он упал на живот, подвернув руки под себя, уткнувшись лицом в ковер. Дыхание у него было поверхностным, затрудненным, и выглядел он как вусмерть пьяный человек. Воротник пальто вздернулся выше ушей и отбрасывал тень на голову.

Фрэнсис стояла внаклонку, упершись ладонями в колени; сердце у нее бешено стучало.

– Что случилось? – проговорила она, тяжело отдуваясь. – Лилиана? Что случилось? Ты его ударила? Что ты сделала?

Лилиана, часто моргая, смотрела на нее:

– Я хотела только, чтобы он отпустил тебя. Я хотела…

Она уставилась на пепельницу, будто не понимая, каким образом та оказалась у нее в руках. Потом судорожным движением поставила ее на пол и опасливо шагнула к мужу.

– Лен? – позвала она. – Лен? Ленни?

Леонард не пошевелился. Лилиана присела на корточки возле него, потрогала за плечо, отогнула задранный воротник – и, пронзительно вскрикнув, отшатнулась.

Из проломленного виска ручьем лилась кровь.

Сердце Фрэнсис на миг перестало биться, а потом заколотилось пуще прежнего. Она лихорадочно огляделась вокруг, ища, чем бы остановить кровотечение, схватила желтую подушку и приложила к ране. Прижимая подушку настолько крепко, насколько осмеливалась, Фрэнсис осторожно повернула голову Леонарда, чтобы заглянуть в лицо. Но лицо… боже, на него смотреть было жутко: веки разомкнуты, но глаза стеклянные, невидящие; приоткрытые вялые губы перекошены. А что самое страшное, изо рта вываливался ярко-розовый язык, с кончика которого на цветастый ковер стекала нить слюны. Дыхание Леонарда становилось все затрудненнее – хриплое, булькающее, похожее на храп. Белый воротничок рубашки уже успел пропитаться кровью.