Вскоре Кристина освободилась, и они поднялись из подвала на улицу.

– Ну, куда теперь? – спросила Фрэнсис.

– Ты что, не торопишься домой?

– Не особо. Давай просто погуляем. Я… мне хотелось бы поговорить с тобой.

И они пошли дальше, произвольно петляя по улицам, но в целом держась по солнцу на юг. Кварталы становились все беднее, но одновременно и живописнее – кожевенные мастерские, механические мастерские, стекольные магазинчики, лавки старьевщиков. Улица за улицей ветхие многоквартирные здания – иные из них, когда-то роскошные, теперь превратились в неприглядные доходные дома для бедноты, а другие, которые изначально роскошными не были, казались и вовсе заброшенными. Фрэнсис с Кристиной ненадолго задержались у пустыря, вероятно появившегося в результате налета цеппелинов: отсюда открывался вид на длинное здание с выступающим верхним этажом, построенное, судя по всем признакам, лет триста назад, еще до Великого пожара.

Ко времени, когда они торопливо прошли через вонючий Смитфилдский рынок, пересекли Ньюгейт-стрит и увидели прямо впереди золотую фигуру на куполе Олд-Бейли, Кристина начала хромать. Старая мозоль беспокоит, пояснила она. В самом начале Флит-стрит хромота усилилась, поэтому они свернули в первый же переулок и там, в тени молитвенного дома или часовни, нашли огороженный дворик с четырьмя или пятью древними надгробиями. Они сели передохнуть среди могильных плит с полустертыми надписями. Шум транспорта доносился приглушенно; за оградой взад-вперед проходили люди: клерки, курьеры, даже парочка адвокатов в париках и мантиях. Но во дворике стоял полумрак, и Фрэнсис, увидев, что на них с Кристиной никто не обращает внимания, достала табак, бумагу и аккуратно скрутила две сигаретки.

Перед тем как прикурить, Кристина зевнула, а после первой затяжки бессильно привалилась к Фрэнсис и положила голову ей на плечо:

– В каких немощных пожилых дам мы с тобой превратились! Только вспомнить, на какие расстояния ты заставляла меня ходить! Ты была настоящим деспотом. Помнишь, ты собиралась пройти со мной по всем до единой улицам Лондона? У меня до сих пор хранится атлас, испещренный нашими подробными пометками. Но мы далеко не продвинулись. Может, нам начать все сначала?

– Мне хотелось бы.

– Час или два, раз в неделю. Мы обойдем весь город к… где-то к пятьдесят пятому году.

Последние слова она проговорила невнятно, сквозь зевок.

– Посмотри на себя – древняя старушка, да и только, – сказала Фрэнсис, обращаясь к ее макушке.

– Так я же говорю. – Завершив зевок, Кристина похлопала пальцами по губам. – Я немощная пожилая дама. – Потом добавила другим тоном, почти лукавым: – Пускай мне и стукнуло всего двадцать пять…

Вывернув шею, она заглянула в лицо Фрэнсис. Фрэнсис закрыла глаза:

– Ох, Крисси… Ну да, конец июля. Я совсем забыла про твой день рождения.

– Вот именно.

– Когда это было?

– Во вторник.

– Во вторник, точно. Мне страшно стыдно. Ты простишь меня?

Кристина устроила голову поудобнее:

– Придется – куда деваться-то? Впрочем, я провела день замечательно. Гуляла в Садах Кью с другой своей подругой. У меня куча подруг, знаешь ли.

– Мне следовало бы поздравить тебя письменно.

– Да, я ждала поздравлений.

– Я была… очень занята.

– О чем ты и написала в своей очаровательной открытке.

– У меня кое-что произошло дома. Я…

Но Кристина толком не слушала. Сигарета у нее погасла, и она выхватила сигарету из пальцев Фрэнсис, чтобы от нее прикурить.

– Кое-что произошло? – переспросила она. – На Чемпион-Хилл? Неужели ты нашла новую отличную мастику для пола?

– Нет, не мастику, а…

– Нафталиновые шарики?

– …любовь.

Последние слова они произнесли одновременно, а потому Кристине понадобилось несколько секунд, чтобы уразуметь сказанное. Затем она выпрямилась и воскликнула не совсем естественным тоном:

– Любовь! Господи боже! Но с кем? – Возвращая Фрэнсис сигарету, она шутливо добавила: – Не с Лил же? Вашей постоялицей?

Фрэнсис смотрела на очередного клерка, появившегося за оградой.

– На самом деле – с ней, – спокойно ответила она, когда мужчина прошел мимо.

Улыбка Кристины погасла.

– Ты шутишь, Фрэнсис.

– Нисколько.

– Но… постой. Погоди минутку. Я понятия не имела, что она тебе нравится.

– Еще полтора месяца назад я и сама не имела понятия. Или просто не признавалась себе. Не знаю. Это налетело как вихрь.

– Но… надеюсь, до объяснений дело не дошло, Фрэнсис? Я тебе не советую, очень не советую.

– До объяснений? О, для нас это давно пройденный этап.

– То есть ты хочешь сказать, что вы с ней вступили в… любовную связь?

– Да.

– При живом-то муже? Он знает?

– Нет, конечно.

– И как долго это продолжается?

– Без малого месяц – срок небольшой, я знаю. Но по ощущениям гораздо дольше. И с каждым днем нас затягивает все глубже. Мне кажется, все началось уже давно. Даже у Лилианы. Нас влекло друг к другу еще до того, как… А теперь мы жить друг без друга не можем.

– Но как вы ухитряетесь? Когда видитесь наедине?

– При каждой возможности. Но мы очень осторожны, мы же не идиотки. И в каком-то смысле у нас ничего не изменилось. Мы и раньше проводили время вместе едва ли тайком. Изменился лишь способ нашего времяпрепровождения.

До сих пор Фрэнсис говорила чуть смущенно, но сейчас слабо усмехнулась, и Кристина, заметив это, цокнула языком:

– Подробности меня не интересуют, спасибо. Не знаю, что и сказать, честное слово. Я всегда думала, что мистер Барбер идеальный муж.

– И я так думала. И Лилиана.

– Полагаю, и сам муж тоже. Но неужели твоя мать ничего не подозревает? По-твоему, ты сможешь и дальше все скрывать, живя с ней в одном доме?

– Не забывай, я давно уже наловчилась скрывать от матери все, что ей не надо знать. Я имею в виду не только… нас с тобой. А и разные другие вещи вроде… ну например, собираясь в город, я прячу бутерброды в сумку, чтобы она не догадалась, что я не могу себе позволить перекусить в кафе. Или хожу в рваном нижнем белье, лишь бы у нее оно было поприличнее. Ты думаешь, что я пытаюсь ее наказать, выставляя себя мученицей, да? Ты даже не представляешь, сколько мне приходится врать по мелочам, чтобы скрыть от нее наше истинное финансовое положение. Но когда я с Лилианой, мне нет ни малейшей необходимости лгать. Такое ощущение, словно во мне развязывается какой-то тугой узел. Или словно все мои острые углы сглаживаются.

Теперь Кристина смотрела на нее с недоумением:

– Так это действительно Любовь? С большой буквы?

– Ох, Крисси, я не знаю, как еще это назвать.

– Но что дальше? К чему это приведет? Ты рассчитываешь, что она бросит мужа ради тебя?

– Я ни на что не рассчитываю, и она тоже. Мы вообще не думаем о будущем. Мы наслаждаемся настоящим.

Кристина нахмурилась:

– Ты не думаешь о будущем. То есть уподобилась всем вокруг.

– Ну и что, если так? В кои-то веки я шагаю в ногу со всем миром. Это же не убьет меня, верно? И сейчас повсюду столько вражды, столько ненависти и гнева. Мы с Лилианой… мы не можем отказаться от этого маленького кусочка любви. Просто не можем.

Голос у Фрэнсис охрип от сильного волнения, неожиданного для нее самой, и во время последовавшей паузы она мысленно обругала себя за излишнюю откровенность и сентиментальность. Но Кристина, отвернувшись от нее, чтобы сделать последнюю затяжку и растереть окурок о старую гладкую брусчатку, сказала лишь одно:

– Да уж, миссис Барбер можно только позавидовать.

Что она имеет в виду, было совершенно очевидно, хотя они еще ни разу не заводили разговора на эту тему. Немного помолчав, Фрэнсис прошептала:

– Я тебя бросила, Крисси.

– Да. Я все ждала, когда ты это признаешь.

– Но я потеряла больше, чем ты.

– Неужели? С чего ты взяла?

– Ну как с чего? Ты живешь жизнью, о которой мы мечтали, только не со мной, а со Стиви.