Леонард рискнул отнять полотенце от лица. Нос и усы у него были измазаны загустевшей липкой кровью. Из одной ноздри выдулся кровавый пузырь и лопнул.

– Ох, Ленни… – пролепетала Лилиана.

Он поспешно прижал полотенце обратно к лицу и запрокинул голову:

– Не надо, не говори ничего! Болит чертовски.

– Господи, крови-то сколько!

– Я не виноват. Она никак не останавливается.

– Ты весь в ней перепачкался! И все кругом залил.

Она смотрела на пол, по которому тянулся жутковатый след из красных клякс.

Осторожно переступив через них, чтобы не запачкать замшевые туфли, Фрэнсис встала спиной к кухонной стойке. Кухня казалась битком набитой людьми, непривычно тесной – слишком маленькой для такого переполоха. Фрэнсис все еще не сняла шляпу, вечерняя сумочка все еще висела у нее на запястье. Положив шляпу и сумочку на стойку, она сказала:

– Но я все-таки не понимаю. Кто на вас напал и почему?

Леонард промокал ноздри, с отвращением косясь на свои перепачканные кровью пальцы.

– Я же сказал уже! Понятия не имею.

– Как он выглядел хотя бы?

– Я не рассмотрел толком! Думаю, это был один из безработных, которые постоянно здесь шляются. Пытаются раздобыть денег и все такое.

– Из демобилизованных?

– Не знаю. Да.

– Он хотел вас ограбить?

– Не знаю. Он не дал мне возможности выяснить – ударил и сразу убежал. Должно быть, нервишки сдали… или заметил кого-то поблизости. Хотя на самом деле там никого не было. Мне пришлось добираться до дома в одиночку. Я думал, он сломал мне нос. Возможно, и впрямь сломал. По ощущениям чертовски похоже.

Мать Фрэнсис выдвинула стул, громко проскребший ножками по полу.

– Какой кошмар! Я хотела сбегать к миссис Доусон, вызвать по телефону полицию…

– Не надо никакой полиции, – сказал Леонард, опять сердито хмурясь. – Смысла нет.

– Но вдруг он нападет еще на кого-нибудь, мистер Барбер? А в следующий раз это может оказаться женщина. Или пожилой человек. Фрэнсис, к тебе приставал какой-то демобилизованный. Помнишь, несколько недель назад? Еще разговаривал с тобой крайне грубо. Как думаешь, это может быть тот же самый тип?

– Нет, конечно, – сварливо сказал Леонард, прежде чем Фрэнсис успела ответить. – Это может быть любой из десятка тысяч. Их полно в Лондоне. Я знавал таких парней в армии. Им невыносима мысль, что кто-то сумел наладить свою жизнь. Он увидел меня, такого чистенького и нарядного, и решил немного поразвлечься. Славная забава для субботнего вечера! Швырять приличных малых в сточные канавы на Чемпион-Хилл. – Он потрогал переносицу. – Черт, больно! – Потом посмотрел на жену. – По-твоему, так сильно и должно болеть? Такое ощущение, будто раскаленная кочерга в нос воткнута.

Лилиана опасливо приблизилась к мужу, и он снова отнял полотенце от лица. Но при виде крови она резко отшатнулась, и Леонард, раздраженно цокнув языком, обратился к Фрэнсис:

– Взгляните, пожалуйста, а? Скажите, что думаете.

Фрэнсис подошла и повернула его голову к свету. Кровь из носа по-прежнему текла, довольно обильно. Ну что, сломан, нет? Она понятия не имела. В самом начале войны Фрэнсис ходила на курсы домашних медсестер, но уже почти все забыла. Зрачки у него вроде нормального размера… Она предложила вызвать врача. Однако Леонард воспротивился с той же решимостью, с какой отказался обратиться в полицию.

– Нет, не хочу, чтобы кто-нибудь меня ощупал, а после выставил немалый счет за визит. Бога ради, во Франции мне и похуже приходилось. Вы не можете просто заткнуть мне чертов нос, а? Затолкать в него что-нибудь?

Выбора не оставалось. Ничего не поделать.

Развязать серебристые шнурки на манжетах было все равно что окончательно распрощаться со всеми надеждами, которые сулил сегодняшний вечер. Но Фрэнсис засучила рукава, повязала фартук, принесла бинты из аптечки и постаралась остановить кровотечение. Когда она начала вставлять в ноздрю первый марлевый тампон, Леонард подпрыгнул, как вспугнутый заяц, и схватился за край стола. Но потом угрюмо сидел со сложенными на груди руками, явно злясь на свою беспомощность. Когда Лилиана наклонилась, чтобы смахнуть песок у него с воротника, он процедил сквозь зубы:

– Ты еще здесь? Вся в белом – и не боишься испачкаться в крови?

Фрэнсис никогда еще не видела Леонарда таким раздраженным, таким сердитым на весь мир и себя самого. Ко времени, когда обе ноздри были плотно заткнуты тампонами, он выглядел как несчастный мальчишка, побитый в драке. Он снова осторожно потрогал переносицу, затем осмотрел свою испорченную одежду. Подергал клапан отодранного жилетного кармана, взглянул на грязные ногти, оценил понесенный ущерб, моральный и физический, и горестно прогундосил:

– Боже, ну и вечерок!

Да уж, думала Фрэнсис, тщательно ополаскивая руки и принимаясь наводить порядок в кухне. Ну и вечерок! Вернее, ну и развязочка! Лицо матери по-прежнему было белее мела. У нее самой сердце все еще билось неровно. От вида крови ее слегка мутило. А Лилиана, которую она взяла за руку в задней комнате Нетты, Лилиана, которая посмотрела ей в глаза и попросила «отвези меня домой», – та Лилиана была для нее потеряна, она бесследно исчезла, вновь затянутая в омут супружеской жизни.

Пока Фрэнсис занималась носом Леонарда, Лилиана безмолвно стояла рядом, болезненно-бледная и встревоженная. Вспоминала ли и она тоже тот момент в задней комнате у Нетты? Казался ли он ей необъяснимым сейчас? Истолковала ли она несчастное происшествие с мужем как некий знак, некое предостережение? Поднимаясь со стула, Леонард пошатнулся, и Лилиана быстро шагнула вперед и подхватила его под локоть. Только убедившись, что он твердо стоит на ногах, она взяла его шляпу и собрала свои вещи. На Фрэнсис она ни разу не взглянула.

– С вами все будет хорошо? – спросила Фрэнсис.

Ответил ей Леонард, своим новым гнусавым голосом:

– Да, сейчас приму аспирин или что-нибудь вроде и попробую заспать это дело. Надеюсь, к утру полностью оклемаюсь! И да, спасибо вам, Фрэнсис. – Теперь он говорил просто устало. – И вам огромное спасибо, миссис Рэй. Боюсь, я вас здорово напугал. Ты взяла мою шляпу, Лили? Она тоже испорчена, полагаю. Вот черт!

Леонард с негодованием воззрился на свой смятый грязный котелок, потом запрокинул голову и нашарил руку жены, которая тотчас же повела его прочь. Лилиана на ходу обернулась, чтобы тоже поблагодарить хозяек дома за помощь, но, когда она встретилась взглядом с Фрэнсис, в глазах у нее не отразилось ровным счетом ничего.

– Бедный мистер Барбер! – воскликнула мать, едва их шаги стихли наверху. – Ну возможно ли поверить в такое? Ох, как вспомню его окровавленное лицо в темноте за дверью! Я думала, меня удар хватит. Очень, ну очень жаль, что он не позволил нам вызвать врача.

Фрэнсис убирала со стола. Взяв окровавленное полотенце, она на миг застыла в нерешительности, а потом сунула его в печную топку, в раскаленные угли.

– Наверное, он ужасно сконфужен.

– Сконфужен?

– Ну да… не знаю… вот так вот получить по физиономии на улице… Мужчины воспринимают подобные вещи очень болезненно.

– Да, мистер Барбер был совершенно не в себе. Нет, ну надо же такому случиться!

– Ничего, он это как-нибудь переживет. В конце концов, все могло обернуться гораздо хуже. Если бы нападавший был вооружен…

– Ах, не говори даже!..

– Скажем, ножом…

– Не надо, Фрэнсис! Господи, вот ужас-то. Неужели это война такое сотворила? Превратила обычных молодых людей в настоящее зверье? Не понимаю, хоть убей!

– Постарайся не думать об этом. Завтра утром у мистера Барбера будут жуткие синяки под глазами, но в остальном он будет в порядке. А к понедельнику уже начнет хвастаться приключением. Вот увидишь.

Возможно, дело было в эмоциональном потрясении, но Фрэнсис не испытывала подлинного сочувствия к Леонарду. Даже мать сейчас вызывала у нее легкое раздражение. Время уже перевалило далеко за полночь, но о том, чтобы пойти спать, ни одна из них не помышляла. В доме стояла напряженная, нервная атмосфера, какая на памяти Фрэнсис всегда устанавливалась после разных чрезвычайных событий: апоплексических припадков отца, налетов цеппелинов. И частью своего существа она по-прежнему оставалась с Лилианой. Она услышала, как в кухне наверху зашумела вода. Потом тяжело стукнуло ведро, поставленное на пол: должно быть, Лилиана замачивала мужнину одежду.