II Тыдым «Где деревянно кровь до октября…» Где деревянно кровь до октября стучит – внутри у дерева, как ложка, с морозом пальцы наизусть скрестя, и смотрит [как в лицо] с его окошка, как здесь, наевшись почвы, в высоту у яблони прорезывая крылья, вдоль веточек нахохлившись, плоды сидят так, что – и кровь совсем не видно. Поют [как человечьи] голоса у дерева согретого плодами, и кровь, скрутившись в яблоне, у дна летит, морозя почву, перед нами. Сруб в срубе ручном узловатой зимы запотело стекло кто-то с иной стороны лижет дно [теплым ртом режет от неба язык он кусок за куском] то деревянной пилой то дрожащим ножом ходит по кругу воронки пернатый как треск и [беспросветен как горло] светящийся лес «И запрокинув голову…» И запрокинув голову [пока что без лица], в круги по небу пялится, как камень, детвора, и птица возвращается в качели [как бы смерть], и лица нарисованы в лице её на треть. Но, запрокинув голову, стоящий в небе том дом раздвигает в стороны лицо, чтоб смыть дождём, чтобы стоять неузнанным в каких-нибудь углах — пока незрячи дети, неся, как камень, страх и, запрокинув голову, в качели плачет смерть, что ей лишь умирать здесь [совсем] «Он медлит избавлять от скорби…» Он медлит избавлять от скорби — накормлена земля, в боках дрожит и дышит, будто пёс ей врастает в рёбра, в берега как будто бы врастает ива, точнее тень её растёт, и тянет рёбра рек, лениво кадык воде поспешной рвёт. И линза из незрелой крови, как из гнезда упав, дрожит в птенце, врисованном псу в брюхо, что в водах вспаханных лежит, где тень, застыв на середине, перезабыла диалог, бог возвращает – как молитву и иву – долг. Наталья
Покажется, что снег с землёй делим на человека и пустое место — проходишь через тень свою один, и та парит [как будто бы из теста]. Покажется – что тронуто рукой уже нашло скрижали нашей смерти — покоя нет – но, если есть покой, то он всегда в оставленном здесь месте. Идёшь на холм иль спустишься с холма — всё кажется, пока перевозима сквозь тьму и ночь – на поезде душа, на лодке [в старике] как руки длинной. Покажется, что снег съедает смерть, как будто тени заметает крошки, что сокрушимы Бог и человек, когда уже почти что осторожны, и что, спускаясь с неба, голоса нащупывают в горла тьме несносной зерно проросшее – чужое, как глаза — переходящее из местности сей в поздно. Покажется, что снег в земле лежит, и, что земля лежит внутрь человека — чья тень оторвой сквозь меня летит, по стороне ребра глухого света, что выгнута, как лодка, почва здесь, и снег всегда идёт наполовину, что в свете есть твоём – моя вина — и с ней не умираю я – а гибну. Бог Нет ни меня, ни тьмы и даже света нет — а только тонкий глаз. И в щёлочки просвет Он смотрит на меня, а я смотрю в Него, и, кроме наших взглядов, здесь нету никого. «Когда почти освоен диалект…» Когда почти освоен диалект — кыштымский, привокзальный и небесный — меня уже почти на свете нет — хотя, возможно, это я на снеге сную то снегирём, то воробьем, жую снежок в руке своей трёхпалой и пролетаю под пурги метлой, чтоб словеса казались слишком малым. Поспешным чудом будет весь декабрь, Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. |
