«Когда б Гомер великий и Вергилий…» Когда б Гомер великий и Вергилий Узрели ту, что ярче всех светил, Её воспели б, не жалея сил, В единый стиль свои сливая стили, Энея бы хвалою обделили, Померк бы Одиссей и сам Ахилл, И тот, кто пятьдесят шесть лет царил*, И тот, кого в Микенах погубили.* Сей доблести и древней мощи цвет Теперь обрёл ещё одно светило, Где чистота в единстве с красотой. Блеск древней славы Эннием*воспет, А я – о новой. Только б не претила Ей похвала моя, мой дар простой. «О солнце, ты и в стужу светишь нам…» О солнце, ты и в стужу светишь нам, Тебе была любезна эта крона С листвой, зелёной, как во время оно, Когда впервые встретил зло Адам. Взгляни сюда. Склонись к моим мольбам, Не уходи, светило, с небосклона, Продли своё сиянье благосклонно, Желанный вид являй моим глазам: Я вижу холм и тень его косую, На тихий мой огонь она легла, На пышный лавр, он был тростинкой малой, Но тень растёт, покуда я толкую, Заветный дол уже заволокла, Где госпожа живёт в душе усталой. «Забвенья груз влача в промозглый мрак…» Забвенья груз влача в промозглый мрак, Ладья моя блуждает в океане Меж Сциллой и Харибдой, как в капкане, А кормчий – господин мой, нет! – мой враг. На вёслах – думы. Сладить с ними как? Бунтуют, позабыв об урагане. Извечный вихрь страстей и упований Ветрила рвёт в пылу своих атак. Под ливнем слёз, во мгле моей досады Сплетённая из неразумья снасть Вся вымокла: канаты как мочала. Два огонька погасли, две отрады, Уменье гибнет, разуму пропасть. Боюсь, не дотянуть мне до причала. «Свет вечной жизни – лицезренье Бога…» Свет вечной жизни – лицезренье Бога, Не пожелаешь никаких прикрас, Так счастлив я, Мадонна, видя вас, Притом что жизнь – лишь краткая дорога. Как никогда, прекрасны вы, коль строго, Коль беспристрастно судит этот глаз. Как сладок моего блаженства час, В сравненье с коим и мечта убога. Он пролетит – и это не беда. Чего желать? Кого-то кормят звуки, Кого – растений сладкий аромат, Кого живит огонь, кого – вода, А мне от них ни радости, ни муки, Мне образ ваш дороже всех услад. «Амур, ты светоч славы яснолицей…»
Амур, ты светоч славы яснолицей, Той, что царит над естеством земным, В неё струится небо, а засим Она сама дарует свет сторицей. Взгляни, какой одета багряницей, Каким узором блещет золотым, Стопы и взор направя к тем крутым Холмам, поросшим частой медуницей. И зелень трав, и пёстрые цветы Под сенью тёмной падуба густого Стопам прекрасным стелют свой ковёр, И даже ночь сияет с высоты И вспыхнуть всеми искрами готова, Чтоб отразить сей лучезарный взор. «Вкушает пищу разум мой такую…» Вкушает пищу разум мой такую, Что и нектар меня бы не привлёк, Река забвенья в душу льёт поток, Лишь лицезренья красоты взыскую. Слова моей возлюбленной смакую, Записываю в сердце чернью строк, Для воздыханий нахожу предлог, При этом сладость чувствую двойную! Так эта речь волшебная нежна, Звучит подобьем райских песнопений, О этот голос – чудо из чудес! В пространстве малом явлено сполна, Сколь всемогущи мастерство и гений Природы животворной и небес. «Любимого дыханья благодать…» Любимого дыханья благодать Живит пригорки, рощи и поляны, Зефир знакомый, нежный, мой желанный, Возвыситься велит мне и страдать. Спешу сюда, чтоб сердцу отдых дать. Скорее! Прочь от воздуха Тосканы! Тоска гнетёт, как серые туманы, Но мне уже недолго солнца ждать. Оно моё, в нём сладость в изобилье, Мне без него на свете жизни нет, Но слепну я, приблизившись вплотную. Укрытья не найти, мне б только крылья, Погибелью грозит мне яркий свет: Вблизи него горю, вдали – горюю. «В листве зелёной шелестит весна…» В листве зелёной шелестит весна, Но как её дыханье жалит щеки, Напомнив мне удар судьбы жестокий: Её мученья я испил до дна. Прекрасный лик явила мне она, Теперь такой чужой, такой далёкий, Сияли золотых волос потоки, Нить жемчугов теперь в них вплетена. О, как ложились эти пряди мило, Распущенные – как они текли! — Воспоминанье до сих пор тревожит, В жгуты тугие время их скрутило, Не избежало сердце той петли, Которую лишь смерть ослабить может. |
