«Ронсар! Ты щедрым был, ты столько дал другим…» Ронсар! Ты щедрым был, ты столько дал другим, Ты одарил весь мир такою добротою, Весельем, нежностью, и мукой, и тоскою, И мы твою любовь, твою Кассандру чтим. Её племянницу, любовью одержим, Хочу воспеть. Но мне ль соперничать с тобою? Лишь красоту могу сравнить одну с другою, Сравнить огонь с огнём и пепел мой с твоим. Конечно, я профан, увы, лишённый знанья И доводов. Они полезны для писанья, Зато для нежных чувств они подчас не впрок. Восходу я служу, а ты вечерним зорям, Когда влюблённый Феб спешит обняться с морем И повернуть свой лик не хочет на восток. «В неровных бороздах убогие ростки…» В неровных бороздах убогие ростки До срока родились, но холод грянул снова, Чтоб с юной красотой расправиться сурово, И вновь пришла зима природе вопреки. Для чахлой поросли морозы нелегки, Но ей на выручку прийти метель готова, Укроет белизна надёжного покрова И вдосталь напоит весною колоски. Надежды любящих – ростки хлебов зелёных, Обида и разлад, как изморозь на склонах, Когда погожий день ещё за тучей скрыт. Таится блеск весны под сумрачною тенью, Размолвки любящих приводят к примиренью, А гневная гроза возврат любви сулит. «Рыданья горестные, вздох печали…» Рыданья горестные, вздох печали И слёзы, застилающие взор,— В них боль моя, обида и укор — Они мои мученья увенчали. Надежды призрачные, как вначале, Смятенье мыслей и страстей раздор — Агонии моей наперекор Все эти чувства вновь затрепетали. Ты слышишь, небо, мой посмертный стон, Он сдавлен горем, смертью заглушён, Ты покарай раскаяньем Диану. За то, что навязала мне вражду, Желала, чтобы я сгорел в аду, И нанесла мне гибельную рану! «На строгий суд любви, когда меня не станет…» На строгий суд любви, когда меня не станет, Моё истерзанное сердце принесут, Кровоточащий ком, обугленный, как трут, Свидетельство того, как беспощадно ранят. Перед лицом небес несчастное предстанет, Где отпущение лишь праведным дают, Оно всю боль свою слепой Любви на суд Представит, а тебя в ответчицы притянет. Ты скажешь: это всё Венера, всё она, И озорник Амур… мол, не твоя вина. Но ведь на них валить – нехитрая наука. Смертельный этот жар сама ты разожгла, И если Купидон пустил стрелу из лука, Твоя зеница – лук, твой быстрый взор – стрела. «Ни молния, ни зной не тронут стебелька…» Ни молния, ни зной не тронут стебелька Прижавшейся к земле ползучей повилики, Вовек не поразит сей гнев небес великий Былинки тоненькой и нежного цветка. Но кедр, уткнувшийся вершиной в облака, Но стены крепостей и скал высоких пики От бурь и войн дрожат, и гордому владыке Грозит Юпитера разящая рука. К примеру вспомните того, кто, как хозяин, Топтал несчастный край от Сены до окраин. Другой всю Францию возвёл на эшафот, Он солнцу господин, ему покорны луны. Так всякий, вознесясь, нисходит в свой черёд, Покорно следуя за колесом фортуны. «Осточертело мне транжирить мой досуг…» Осточертело мне транжирить мой досуг, Свободу продавать мне больше неохота, На что-то уповать и ублажать кого-то, Во имя долга быть одним из верных слуг. Мне больше по душе пустынный горный луг, Ночлег под скалами и мрак под сводом грота, Густая сень лесов, где нега и дремота, Где столько отзвуков рождает каждый звук. Принцесс увеселять и принцев надоело, И даже мой король, который то и дело Мне дарит милости, увы, постыл и он. От почестей и ласк держаться бы подале, Не надо их совсем, уж лучше быть в опале, Чтоб не кричал никто, что я хамелеон. Утренняя молитва Восходит солнце вновь и огненной короной Сияет в дымке золотой. Светило ясное, огонь любви святой, Пронзи потемки душ стрелою раскалённой, Погожим днём нас удостой. Но солнце всякий раз становится смиренней, Смежает свой слепящий взор, Когда над всей землёй, поверх долин и гор, Плывёт завеса мглы, скопленье испарений, Скрывая голубой простор. Господень ясен лик, но свет его мы застим Пустыми тучами грехов, Когда они ползут, стеля сплошной покров, Всплывают над землёй, становятся ненастьем, И чёрный небосвод суров. Но полог сумрачный колеблется, редеет. Его пробил могучий свет. Бегите прочь, грехи! Нам солнце шлёт привет, Оно своим лучом ваш тёмный рой рассеет. Развеет – и завесы нет. Из праха нам восстать, над мраком, над могилой, Как день из ночи восстаёт. И если смерть – врата во тьму, то в свой черёд Любой погожий день – кончина тьмы унылой. А жизнь над смертью верх берёт. |
