– Эй, малый, дай закурить.

Гена обернулся и увидел, что к нему подходят четверо парней.

– Ребята, как тут лучше к институту МВД пройти? – спросил Конев, одновременно доставая пачку сигарет из внутреннего кармана куртки.

Подошедшие окружили Гену. Один, тот, что стал чуть правее, сутулый, взял сразу всю пачку и начал поддевать сигарету, запуская палец вовнутрь коробка.

– А ты что, мент? – с ухмылкой поинтересовался высокий в бейсболке, надвинутой на глаза, из-за чего он разговаривал, поднимая подбородок. Парень стоял точно перед Геннадием и был, вероятно, главарём этой компашки, – Заблудился, да?

– Есть немного, – чуть смутился Гена, – дорожек тут… На счёт поступления узнать хочу.

– Опаньки, – обрадовался здоровенный, почти квадратный от ширины своих плеч парень, стоящий слева от высокого, – в менты поступать собрался?

Не нравился этот разговор Гене, он покосился через плечо; сзади стоял угрюмый амбал с тяжёлой челюстью, рассечённой старым шрамом и исподлобья смотрел на Гену.

– Что ж ты, козёл, хочешь правильных пацанов упаковывать на нары? – разглядывая будущего абитуриента, поинтересовался высокий.

– Почему же вы так? – Гена понимал, что разговор ничем хорошим не кончится, но не хотел показывать, что боится, – я преступников только, которых по суду… за преступления.

«Квадратный» хмыкнул. Сутулый, наконец, достал сигарету:

– Дай-ка огонька.

Гена протянул зажигалку. Сутулый пощелкал клапаном, прикурил, а зажигалку отправил в карман своей куртки, куда незадолго перед этим положил сигареты Геннадия. Всё это сутулый проделывал демонстративно медленно, глядя прямо на Гену, чуть склонив голову набок – явно ожидал, что парень попросил своё обратно или хотя бы возмутится. Но Гена на провокацию «не повёлся». Уж очень ему не хотелось с «фингалом» по улицам разгуливать – ещё фотки на выпускном делать, хорош он будет? Подумал, что не будет возражать и «нарываться», лишь бы не покалечили.

– А-а, так ты уже решил, что можешь людей сажать, арестовывать…, – не унимался высокий.

– Скока время? – «квадратный», скривив рот, рассматривал левую руку Геннадия и, как только он приподнял рукав куртки, чтобы взглянуть на часы, сразу же заявил, – Хорошие часы, браслет – прям мой размер…

Гена, вздохнув, снял часы и отдал здоровяку. Тот осклабился и, осмотрев Геннадия с головы до ног, сплюнул в сторону и вопросительно качнул бровью высокому.

– А ты вроде понятливый, – снова взял инициативу главарь.

Гена молчал и прикидывал, как бы уйти с наименьшими потерями. Хоть бы помощь какая, тут же целый институт милиции. Где они все? Нет их, когда нужно… Время, время тянуть пока, а там, глядишь, и помощь, какая-никакая подойдёт.

– Курточка у тебя неплохая, – продолжал высокий, – а у нас, вон, Кеша мёрзнет.

Кеша – это тот, который стоял сзади, продолжал хмуро буравить Гену глазами. Геннадий оценил габариты Кеши и стал стаскивать с себя куртку, ничего не сказав, про то, что Кеша перерос его размеров на шесть, да и ростом был повыше. Но такая молчаливая покорность только разозлила шпану. Сутулый жёстко ударил Гену в нос кулаком:

– Ты, сука, издеваешься? Ментяра.

– Хоть бы гавкнул что… – «квадратный» ударил ногой в низ живота, сбивая Гену на землю.

Тяжёлые удары посыпались градом. Геннадий, лёжа на боку, поджал ноги к груди и руками закрывал голову, но после очередного удара ботинком в глазах у него потемнело…

Пришел в себя Гена через два дня, в больнице. Он лежал в гипсовом корсете – была проломлена грудина и сломаны ребра, на лице маска – зафиксировали нос и челюсть. Голова постоянно кружилась, смотреть не получалось – резало глаза.

«Сволочи, – думал парень, когда в голове чуть прояснилось, – я же всё им отдал. Это они просто избили за то, что в милиции работать хотел. Ну, ничего, выпишусь, ещё посмотрим… Скоты».

Выпускные экзамены в школе Гена сдал практически экстерном, учителя, зная, как парень пострадал, ставили оценку «по среднему», без опроса. А вот в институт МВД не приняли… по здоровью.

Шурочкин Валерий Борисович, депутат областной Думы, зашёл в здание и сразу же поинтересовался у охранника:

– Председатель на месте?

– Приехал недавно, – ответил крепкий парень в форме.

Шурочкин поднялся по лестнице, подошёл к приёмной и заглянул вовнутрь. На креслах расположились несколько не самых последних людей в масштабе областной политики и экономики.

– Кто последний? – спросил Валерий Борисович.

Несколько лиц одновременно повернулись в его сторону.

– Сейчас рабочее совещание,– за всех ответила секретарша.

– Ну, ничего, я подожду, – Шурочкин занял свободное кресло и положил портфель на колени.

Через несколько минут секретарша посмотрела на засветившийся огонек на пульте связи:

– Прошу, проходите, – перевела она сигнал присутствующим.

Важные люди начали входить в кабинет Председателя. Шурочкин также зашел следом.

– Ты зачем? – взглянул на него Председатель, – давай попозже.

– А почему попозже, давайте я сейчас, – заявил Валерий Борисович, – сразу и проголосуем за предложение. Кворум есть…

Присутствующие зашумели, лица выражали недоумение:

– Предложение? Какое? Кто согласовал? Почему сейчас?

– Ладно, – согласился Председатель, – давай свои предложения. Тихо, тихо, послушаем…Может, уважаемый товарищ толковую вещь скажет.

Расселись, приготовились слушать.

Шурочкин достал из портфеля листок, посмотрел, слушают ли и начал:

– Вот какие у меня предложения: Первое – Депутат должен иметь неприкосновенность только в здании Думы;

Второе – в помещении Думы депутат может драться, сквернословить, призывать к свержению строя, к организации экстремистской партии и т.п. (по залу прошелестел шепоток недоумения);

Третье – степень ответственности перед Законом у депутата должна быть выше, чем у обычного гражданина троекратно:

– по экономическим статьям – от пяти лет (кто-то громко кашлянул),

– за неправомерное использование служебного и должностного положения – от трех лет;

Четвёртое – назначение персональных пенсий депутату нужно производить на основании результатов голосования на том избирательном участке, от которого он начал путь в политику, после окончания его депутатских полномочий – не менее пятидесяти процентов проголосовавших, при явке не менее пятидесяти процентов от зарегистрированных («Да, что такое? – глухо раздалось среди шума двигаемых стульев);

Пятое – депутат не должен иметь собственность за границей, родственники его не должны проживать за границей более четырёх недель в год (с учётом проезда к месту проживания), дети депутатов не должны обучаться за границей с постоянным проживанием на территории иностранного государства;

Шестое – при возбуждении уголовной ответственности против депутата его родственники, занимающие ответственные и руководящие посты, должны быть отстранены от должностей в день возбуждения дела, и переведены на рабочие специальности (дворники, уборщицы, работники озеленения, подсобный рабочий на стройке и т.п.). При вынесении приговора депутату всё его имущество, членов его семьи и ближайших родственников должно быть конфисковано: недвижимость, транспорт, счета, наличные, антиквариат, драгоценности, предметы искусства, дорогие часы и т.п. (закашляли уже несколько голосов, упал стул…);

Седь…

Договорить он не успел. Графин был из крепкого стекла и полный. Кто им воспользовался, Шурочкин не видел.

После того, как он пришел в себя, Валерий Борисович некоторое время лежал в кровати, восстанавливая дыхание; удар, хоть и во сне, но сбил ритм сердца, которое билось у горла:

– Ни хрена себе приснилось… Слышь, Нинка, мне такой сон приснился…

– Вставай, на работу пора, – хмуро взглянула на него жена, которая уже была одета, – Сон ему приснился. Где ты шлялся допоздна? Опять в гаражах киряли? А ещё в депутаты наметился… Алкаш.