Лучник лежит рядом, так близко, что при желании могу пнуть ногой. Противников…двое? Ну, да. И оба скрыты от меня конями и телом Брашко.

Внезапная боль в грудине была такой сильной, что я упал на колени. На миг сознание померкло, сердце остановилось. Успела мелькнуть шальная мысль о том, что вот и конец, что сейчас я умру. Тело стало заваливаться набок. Ускользающее сознание с трудом пыталось зацепиться за него, хоть на несколько секунд продлить существование.

Бездна. Я уже был там, я видел и чувствовал, как оно бывает, когда проваливаешься вниз. Только в первый раз это было по доброй воле – самоубийство ради того, чтобы вернуть с того света чужую душу в обмен на свою. А теперь…

Теперь то же самое. Те же лапы-руки-конечности хватают, тормошат, тянут за собой.

– Дыши!

Это что-то новенькое. В прошлый раз такого не было!

– Дыши, придурок!

Но-но! Кто обзывается, тот сам так называется!

– Вот бес…

Брань? Матерная брань в три этажа? Нет, определенно происходит что-то не то. Потусторонние сущности – если они не призраки умерших людей, а исконные обитатели Бездны, никогда не ругаются. Скорее, наоборот, это бранное слово может быть против них оружием.

– Властью, данной мне…

Вот теперь я совсем ничего не понимаю!

– …в обмен на плату мою…

Да что происходит-то?

– …приказываю тебе вернуться…

Мама! Ущипните меня!

– …в тело твое!

Да что же это такое творится?

– Дыши!

Удар. По лицу.

– Дыши, твою мать!

Голос мужской. Руки сильные. Удар поставлен полновесный – левая щека горит, как в огне.

– Дыши, сукин сын!

Кажется, это уже было когда-то. Ну да, три года назад. Дорогая, сколько можно?

– Дорогая, я…

– Очнулся.

Мою несчастную избитую тушку приподняли, встряхнули. Хорошо, что обошлось без слез и истерик. Но… кто здесь? Брашко? Не может быть.

– Ну, давай уже, открывай глаза. Я же чувствую, что ты пришел в себя. Давай-давай! Живо.

Голос определенно знаком – настолько, что глаза распахиваются сами. Сперва перед взором все расплывается, и рассмотреть склонившееся лицо никак не удается, но потом получилось проморгаться и…

– Пра? Вы тут откуда?

– Я? – мой куратор шевельнул бровями так, как умел только он. – Я из лесу вышел… могу и уйти.

– А здесь…

– Знаю. Листвы. Вы забрались слишком далеко в их владения. Чья была идея расшевелить осиное гнездо?

– Вообще-то моя, но…

– Оно и видно, – инквизитор, сам на себя не похожий в крестьянской одежде и даже с боевым ножом, какие могут носить простолюдины, помог мне выпрямиться, прислонив к стволу ближайшего дерева, протянул фляжку, внутри которой обнаружилась крепкая ягодная настойка.

– Но у меня было оправдание! – заспорил я, едва не закашлявшись, так как сгоряча сделал глоток. – Меня хотели убить…

– И только что это почти случилось. Ваше счастье, брат Груви, что ваш убийца отвлекся и не стал добивать жертву.

Спрашивать, кто ему помешал, не хотелось – и так все стало понятно.

– Спасибо, – буркнул, отводя глаза. – Но как вы тут оказались?

– Так же, как и вы. Я за вами следил. Очень, знаете ли, легко отводить глаза человеку, который не знает, что за ним следят! Чтобы предупредить остальные вопросы, скажу, что вернулся в монастырь в то утро, когда в вашей комнате был обнаружен труп. Сначала я подумал, что это вы, Груви. И испугался. Потом узнал, что вас в ту ночь в монастыре не было, решил затаиться и подождать, появитесь ли вы. Вы явились примерно через полтора часа. Дальше оставалось лишь отслеживать ваши перемещения. Конечно, кое-что ускользнуло от моего внимания – по понятным причинам я не мог подслушивать некоторые разговоры, да и приходилось отвлекаться, давая разъяснения отцу-настоятелю. Но в общих чертах я, как вижу, не ошибся. Да и брат-лекарь меня просветил…

– Вы… знаете, что я…

– Применяли некромантию, не имея на то официального разрешения и не будучи некромантом по закону? Да, знаю. Но предпочитаю закрыть на это глаза и счесть все произошедшее форс-мажорными обстоятельствами. Ведь, думаю, и вы не станете возражать против того, что я предпринял в отношении вас несколько минут тому назад?

Вот так-то. Обычный сговор – «ты – мне, я – тебе». Ну, что еще можно ожидать от инквизитора? Мол, мы оба знаем, что нарушили закон, но покрываем друг друга потому, что понимаем – иначе поступить было нельзя.

– Итак, вы полезли сюда потому, что здесь, как вы считаете, что-то затевается?

– Да. Мы читали с вами… то есть, читали вы, а я так… ну, в общем, мы в библиотеке…

– Знаю. Брат-библиотекарь пытался меня отловить, чтобы задать пару неласковых вопросов.

– Он хотел узнать, куда пропали несколько свитков и пара книг из тех, что накануне он выдавал нам для ознакомления.

– Пропали? – лицо инквизитора на миг напряглось. – Значит, я зря не стал с ним встречаться.

– А что такого?

– Ну, если бы мы с ним встретились, не возникло бы недоразумений…

– Так это вы? Я так и думал, – облегчение, что пропавшие рукописи все-таки нашлись, было таким, что я чуть было не кинулся пра Михарю на шею. – Как здорово!

– Здорово-то здорово, только проблемы все равно будут.

– Почему?

– Вы знаете, как брату-библиотекарю удается поддерживать в библиотеке идеальный порядок? – вопросом на вопрос ответил мой куратор. – Он ввел систему штрафов. Задержал книгу на день – день должен будешь отработать в библиотеке. Испортил одну книгу – принеси две. Взял без спроса…хм… лишаешься права целый год пользоваться библиотекой, архивами и письменными принадлежностями, выдача которых тоже находится в ведении брата-библиотекаря.

– Знаете, – внезапно припомнилось мне, – у нас в Колледже была библиотекарша… да она и сейчас, наверное, жива-здорова… В общем, ее даже преподаватели боялись, не то, что мы, студенты. Ее сам ректор за глаза звал змеей. Нрав у нее был… и, наверное, до сих пор остался, жуть, какой строгий. Но чтобы на год лишать студента правом пользоваться библиотекой, бумагой и перьями – до этого не додумалась даже она. Хотя, не знаю. Я ни разу не брал у нее ничего без спроса. Если только Брашко спросить…

– Сначала я хотел вас спросить, брат Груви, кто вас надоумил использовать студента в роли живца? Вы хоть понимали, чем это грозит, когда подвергали жизнь человека опасности?

– Но Брашко же знал… – начал я и осекся. До меня внезапно дошло, что за последние несколько минут от студента не было слышно ни звука.

Брашко.

Не сговариваясь, мы обернулись.

Тело студента исчезло. Как и притаившиеся в кустах листвы. Я больше не чувствовал их присутствия, как ни старался.

Никогда не думал, что инквизиторы могут так ругаться. Все, что мне доводилось слышать ранее, казалось детским лепетом по сравнению с теми эпитетами, которыми награждал пра Михарь лес со всеми его обитателями, студентов вообще и Брашко в частности, коней, листвов, а заодно и скромного автора этих строк. Закончив вдохновенный монолог красочным описанием того, что он сделает со студентом, если найдет его живым – и что проделает с его похитителями, если, паче чаяния, Брашко будет найден мертвым, пра Михарь пару раз пнул ногой ближайшее дерево и осведомился уже вполне будничным тоном:

– Ну, поехали?

Носок подкованного сапога врезался в ствол, возле которого как раз притаился я.

– А может, не надо? – взвыл, еле успев уйти перекатом от пинка. Тело, еще недавно чуть не расставшееся с душой, отозвалось болью и неприятным покалыванием в мышцах, словно я отлежал его от макушки до пят.

– Надо. Или вы решили, что можно бросить человека в беде?

– Нет, но… Брашко здесь практически с ведома и попущением графа Марека Гневеша Гнезненского. Он отправлял ему донесения. И я уверен, что граф и его люди…

– Вот-вот будут здесь? Да, не сомневаюсь, что его сиятельство готовится к походу. Но вряд ли его отряд покинул пределы Гнезно. Он ведь ждет завершения вашей миссии. Ждет результатов, а ныне мы наблюдаем сам процесс…