— Клавдия, говоришь, жива, осталась бы… — насупилась Ефросинья, вспоминав старую каргу из соседней деревни, которая загнулась не столько из-за простуды, сколько из-за своей вредности, не подпустив к себе никого из лекарок. — Говоришь, стекляницы эти могли ее излечить? А муж мой не потворствует тебе в делах твоих?

— Ну… не сами стекляницы… — пошла на попятный Радка вытирай слезы.

— А плесень разная…

Ефросинья представила себе заплесневелые бурты под длинными рядами сараев, и ее ощутимо замутило — беременность давала о себе знать.

— А если мне поговорить с мастерами? Вдруг найдем щелку в их трудах и заботах, чтобы помочь нужному делу! А, девонька?

— А ты можешь? — с надеждой в голосе произнесла Редка. — А то со мной

они даже не разговаривают, будто… я для себя стараюсь!

— Ну… попробую! — пробурчала Фрося, уже прикидывая сколько людей ей придется выделить, чтобы достроить крышу давно, лелеемого стеклоделами кирпичного домика. Должны они мне будут. Так сколь тебе посуды этой надобно?

— Не только посуды, еще нужны хирургические инструменты, перевязочной материал и нитки для шитья… — стала загибать пальцы Радка. — Ты же поговоришь с Николаем Степановичем, да? Ведь что-то мы сами заготавливаем, но шелковые нитки, к примеру, нам никак не выкупить, хоть последнее исподнее с себя сорвем и на торг вынесем!

— Рада, солнышко! — чуть пристыдила невестку Ефросинья. — Ты хотя бы мне зубы не заговаривай. За нитки я не впрягалась! Сколь тебе этих скляниц надобно?

— Ну… от силы две или три сотни.

Видя, как мрачнеет лицо будущей свекрови, Радка быстро поправилась.

— Это разных и на все школы! А если только на нас с химиками, то всяких пятьдесят!.. Ну, Фросечка! Ну, хотя бы три десятка, это уже край! И скальпели обязательно, зажимы… Сестрички уже стонут!

Ефросинья зябко повела плечами но сочувствие к заботам девчонки пересилило трудности выполнения берущихся обязательств.

— Твердо не обещаю, но к утру список свой с рисунками…

— Чертежами! Уже почти!

— … и размерами подготовь.

— Ур-р-ра! Принесу! Утром! Фросюшка, а завтрашним вечером я уже с почтовой лодьей к Тимке, на Суру! Заодно и тамошних сестричек проведаю! Уж проследи за всем сама, сделай милость!

Вскинутые в победном жесте руки и хлестнувшие по гибкой спине косы вызвали у Ефросиньи легкую усмешку пополам с умилением.

— Беги, девка… Беги, пока бегается! Женихайся! Или невестись?.. А! Все едино!

Зайдя на крытый двор и спустившись за крынкой молока в ледник, она разворошила ногой темный пласт лежалого снега, проверяя его толщину,

И неожиданно задумалась.

Нет она ничуть не жалела, что пошла на поводу у будущей родственницы. «Ейный» муж, он любые женские капризы выдержит, тем более такие, а дочка будет счастлива.

Задумалась она о том, как ловчее подвести Николая к выполнению ее обещания.

Ничего особо, ценного для изготовления стекла не требовалось, разве что за неимением соды необходим был поташ, да известь для блеска. Конечно, еще, нужен был чистый песок, но его возили в достаточных количествах, это было дешевле, чем ставить мастерские на найденных месторождениях.

Пока дешевле. До того, как развернется массовое производство.

Но вот дров и угля уходила просто прорва! Особенно при изготовлении листового стекла, которое выделывали в прямоугольной чугунной сковороде, заполненной расплавленным оловом, Уже приходилось жестко указывать, какие территории можно вырубать, освобождая их под посев, а какие не трогать под страхом оказаться изгоем.

Однако проблема была даже не в этом. Стекло, особенно больших размеров или цветное на витражи, продавалось чуть ли не по весу серебра, поэтому за левые заказы мастеров могли наказать не по-детски. Влететь за самоуправство могло и Ефросинье, но она уже знала некоторые волшебные слова, нахваталась от мужа. Например, такие как «государственная необходимость» или «первоочередные задачи».

Ими она и хотела воспользоваться для продвижения заказа, а уж договориться со стеклоделами, чтобы ускорить работы, для нее не проблема. Староста, как-никак.

Мотнув головой, чтобы развеять задумчивость, Ефросинья вылезла из погреба, хлопнула крышкой люка и толкнула дверь в сени.

Изба встретила ее все еще теплой печкой и густым запахом свежеиспеченного хлеба. Она задержалась и в дальнем углу, за занавеской, Улина уже кормила грудью ее младшенького. Молока у воеводской жены, в отличие от Ефросиньи, хватало, и поскольку она была у них частым гостем, то стала для ее детишек кем-то вроде молочной матери.

Сам муж пристроился около широкого застекленного окна, по столу были разбросаны бумаги, и он что-то вполголоса зачитывал с одной из них, время от времени выслушивая замечания со стороны Улины.

— Пошто девку обидели, родственнички? — прервала их диалог Ефросинья, ставя крынку на стол и присаживаясь на край лавки. — Нешто других дел не нашлось?

— Ась?

— Да не ась, а пошто обидели? — повторила она, не замечая непонимающего взгляда Николая. — Вся в слезах вылетела!

— А-а-а… Ты про посуду ее? Нам к осени нужно два каравана готовить со стеклом, некогда на их с Вячеславом баловство, отвлекаться.

— Это людей спасать баловство?! — картинно ахнула Ефросинья, разведя в сторону руки.

Николай тяжело вздохнул и, осознав, что быстро от женских ахов не отделается, терпеливо пояснил.

— Фросюшка. Я что, разве против? Но на изготовление этих самых антибиотиков, которые они со Славкой задумали, нужны десятки или даже сотни лет в наших условиях! Подождет она до зимы со своими опытами, травками пока обойдется!

— А эти… струменты для сестричек?

— Будут, будут, но не раньше осени! Тигельной стали у нас дефицит, вся ушла на композитные плечи для самострелов. Они, знаешь ли, не вечные, да и железо у нас, включая выксунское, до сих пор… не железо, короче, а хрень на постном масле, вот! Пара сотен выстрелов и все, туши свет и в переплавку!

— А болезных, выходит, можно бросить на произвол судьбы?!

— Ты не передергивай, Фросенька! Сама же знаешь, что седмица лишь минула, как последние вояки ушли. Как снарядили их, так за остальных принялись. Подождет она пару месяцев, не переломится! А теперь не мешай, не до тебя! У нас в бюджете концы с концами не сходятся!

— Чего?

— Серебра, говорю, не хватает! Денег! Людям жить будет не на что!

— Это у вас-то не хватает?!

— А ты, что думала мы его рожаем?! — все-таки завелся Николай, картинно раскинув руки. — Вот, послушай, что еще предстоит сделать в этом году!

Схватив со стола какой-то засаленный листок, главный ветлужский мастеровой (а на пару с Улиной еще и казначей) чуть отставил его от себя и, прищурившись, стал перечислять необходимое.

— Кирпичное хранилище в каждое, крупное поселение, а также тайный схрон для припасов поодаль. Нужны?

— Это ты про скупаемое зерно, муженек?

— И не только! Договорились же, что запасов должно хватать на три года и их нужно обновлять! Сколько нужно для строений кирпича?.. Вот! А мы в эти хранилища еще и бетон заливаем, дабы ни одна мышь в закрома не пролезла, черепицу кладем, чтобы никакой пожар строения не коснулся! Догадываешься, староста, во что это нам обходится?

— Еще дома дли расселения прибывших семей и первое им вспоможение!

— Нешто сами не возведут? Сруб всем обществом за день ставится, землю мы выделим, а…

— У нас каждая вторая семья это вдовы с детишками. Голы, босы, без скарба и инструментов, на последние монеты, добираются! Иногда наши монеты, заметь, если поселенцы совсем обнищавшие!

— Все равно! Кто-то из местных отрубями до весны перебивается, а тут… нате вам, дом готовый, да хлеб печеный, пользуйтесь!

— Во-первых, дом не бесплатно выделяется! За него денежку малую постоянно платить надобно, чтобы через пять-шесть лет он окупился и дальше нам в прибыль шел. Во-вторых, любое вспомоществование тоже возвращать требуется и тут без вариантов. Но без этих вложений никак, не строй иллюзий! Общество раз соберется, другой, а на третий плюнет и скажет, что у каждого своих дел невпроворот! Ну, скажи, кто первые месяцы содержать этих людишек будет?! Ты?.. Если не будем помогать, любая вервь вилами таких переселенцев встречать будет!