Впервые она увидела эту картину в раннем детстве и с тех пор наблюдала ее множество раз. Однажды тогда еще маленькая Хонока узнала, что таким образом малые боги возвращаются на небеса, откуда больше никогда не спускаются на землю. Рассказал ей об этом тот самый дух, что теперь терял жизнь, как цветок — лепестки на ветру. Однако обычные люди, конечно же, продолжали жить день ото дня, ничего не замечая.

Каждый раз Хонока протягивала руку, но меркнущий свет не возвращался.

Каждый раз, когда она осознавала собственную беспомощностью, душа её болела всё сильнее, и никто не мог разделить с ней эту боль.

...До того дня, пока девушка не повстречалась с ней.

И заря, и дождь, и ветер,

Человек и жук, и вепрь —

Ты гуляй под небесами,

Меж цветов и древ, и гор.

Коль тоска темнее мрака,

Мне позволь её оплакать,

За тебя молюсь часами,

Обращая к кругу взор.

Из колодца звучала песня, печальная и прекрасная.

Иногда Хонока проклинала того бога, что дал ей такие глаза. И в то же время мысль о том, что без них девушка не повстречалась бы с ней, приносила успокоение.

Хоноке казалось, что лишь она способна разделить с ней глубокое одиночество…

— ...Можно я начну с вопроса о том, почему ты здесь?.. — неуверенно проговорил Ёсихико, глядя в колодец трехметровой глубины.

Перед самым мартом, в начале сезона цветения сливы, в молитвеннике появилось новое имя. Ёсихико, как и всегда, доверился пушистому лису-навигатору и с его помощью добрался до храма у подножья горы Аманокагуяма в Наре. Там, однако, он долгое время не мог отыскать бога, оставившего заказ.

— Э? А? П-почему я здесь?..

Какое-то время он искал, откуда доносится еле слышное пение, затем все же нашел на территории храма старый каменный колодец, заглянул в него и увидел маленькую девочку лет семи-восьми.

Она была одета в длинное белое кимоно и где-то по пояс сидела в воде. Очаровательные голубые ленты подвязывали ее черные волосы. Девочка смотрела на Ёсихико большими влажными глазами, словно готовая вот-вот разрыдаться.

— Э-э, что же мне на это ответить… — пробормотала девочка голоском, которым совсем недавно тянула песню. Немного помяв руки, она решилась и выпалила: — П-потому что я — Накисавамэ-но-ками!

Ее имя в точности совпало с тем, что появилось в молитвеннике.

Через несколько секунд Ёсихико покачал головой.

— Нет, я не про это. То, что ты богиня, я и без этого догадался, потому что человеческий ребенок в колодце может оказаться только по большому недосмотру… Просто раньше боги, которые мне встречались, жили либо в храмах, либо у дорог к ним, либо просто в окрестностях, но чтобы в колодце?..

Благодаря фильмам ужасов образ девочки в колодце вызывал у Ёсихико жуткие ассоциации. Особенно если девочка черноволосая и одета в белое кимоно. Не будь она настолько миловидной, он бы уже наверняка сбежал.

— П-прошу прощения! У-у меня плохо получается объяснять!..

— Д-да не надо извиняться.

— П-простите меня, пожалуйста! В-вы проделали такой путь, а я…

Так и не договорив, Накисавамэ-но-ками залилась слезами.

— Э! Эй, не плачь! Я извиняюсь! Прости, что ляпнул не то!

Ёсихико тут же нагнулся над колодцем. Он и подумать не мог, что его собеседница заплачет. Может, она и была богиней, прожившей во много раз больше него, но внешне ничем не отличалась от маленькой девочки и поэтому легко пробуждала в Ёсихико сильное чувство вины.

— Каким же мерзавцем нужно быть, чтобы довести бога до слез, — презрительно бросил Когане, ждавший у ног Ёсихико. — Подумать только, что ты настолько невежа.

— Я же не специально и не со зла! Я и представить не мог, что она заплачет!

Он хотел ее успокоить, но не мог дотянуться руками до девочки в колодце. Пока Ёсихико паниковал, Когане уперся лапами в край колодца, вытянулся и посмотрел на вытиравшую слезы Накисавамэ-но-ками.

— Впрочем, в этот раз, Ёсихико, волноваться тебе не о чем. Можно сказать, проливать слезы — работа Накисавамэ-но-ками.

Ёсихико, который уже забрался в сумку в поисках салфеток, изумленно поднял взгляд.

— Проливать слезы — работа?.. — переспросил он.

Когане бросил на него быстрый взгляд и продолжил:

— Накисавамэ-но-ками забирает у японцев половину печалей и плачет вместо них. Если тебе бывало тяжело, но после слез становилось легче на душе и получалось вновь посмотреть вперед, это благодаря слезам, которые она пролила за тебя. Ее плач уменьшает людскую печаль.

— Э? Благодаря такой маленькой девочке?..

Ему сразу подумалось, что такая работа вряд ли хорошо скажется на ее психике. Он еще раз заглянул внутрь колодца и услышал поблизости протяжный вздох Когане.

— Она кажется тебе девочкой, поскольку растеряла силу, подобно Хитокотонуси. Когда-то она была ранимой и прекрасной богиней. Вода, которую ты видишь — слезы, которые она проливала целую вечность.

Когане мотнул мордой, указывая на ноги Накисавамэ-но-ками.

— Это все слезы?..

Девочка, все еще шмыгавшая носом и вытиравшая глаза, по пояс стояла в прозрачной воде. Только сейчас Ёсихико заметил, что она проникает в щель в каменном дне колодца и питает маленькие цветки пастушьей сумки.

— А-а, но некоторые мои слезы впитываются в землю или испаряются. А, и еще сюда попадает дождевая вода, так что это не совсем так… — вмешалась покрасневшая Накисавамэ-но-ками. — Я… я ничего не умею, кроме как плакать, и совершенно не помогаю людям, в отличие от других богов…

Ее глаза вновь увлажнились. Когане бросил на нее взгляд и прищурился.

— Только ты способна взять на себя часть людской печали. Не прибедняйся.

— Во-во. Это же насколько доброй надо быть, чтобы отбирать половину грусти всех людей! — тут же добавил Ёсихико, опасаясь, что богиня сейчас вновь заплачет.

Ему и без того хотелось пожаловаться, что богиня не должна быть похожа на маленькую девочку, но то, что девочка оказалась еще и плаксой, совсем выбивало его из колеи.

— С-спасибо вам! Я и подумать не могла, что услышу такие слова от достопочтенного Хоидзина из Киото и не менее достопочтенного лакея! Я… я не…

В конечном счете Накисавамэ-но-ками вновь разрыдалась. Ёсихико с Когане переглянулись и дружно вздохнули.

— Итак, Накисавамэ-но-ками. Каков твой заказ?

Стоило богине, наконец, успокоиться, как Когане вновь опередил Ёсихико и задал вопрос.

— Когане, ты достал. Дай уже хоть раз мне спросить, — бросил Ёсихико и кисло глянул на лиса.

Все-таки звание лакея, пусть и заменяющего, дали именно Ёсихико, а не ему.

— О, неужели в тебе пробудилась совесть лакея?

— Тут не столько совесть, сколько то… что у меня свой сценарий разговора есть.

— Если мы будем говорить по твоему сценарию, просидим тут до ночи.

— Да нет же, мне тоже хочется узнать подробности заказа до захода солнца!

— А-а-а, п-пожалуйста, не ругайтесь! — остановила уже привычный спор Накисавамэ-но-ками. — Д-давайте жить дружно. Наверняка даже люди и боги могут подружиться!

В ее глазах снова появились слезы. Ёсихико в спешке прижал к себе Когане и погладил его по пушистой макушке.

— Н-ничего страшного, у нас такое постоянно! На самом деле мы видишь как ладим? Правильно я говорю, Когане?

— ...Я тебе это еще припомню, — буркнул заметно взлохмаченный Когане.

— Ну так что, какой у тебя заказ? — еще раз спросил Ёсихико.

От нерешительности Накисавамэ-но-ками замолчала, затем заговорила медленно, тщательно подбирая слова:

— К-как совершенно правильно сказал глубокоуважаемый Хоидзин, моя работа состоит в том, что я сижу в колодце и плачу, принимая на себя половину печали людей Японии. П-поэтому я уже очень давно не покидала колодца.