– Ааа, здравствуйте, Линочка! – доктор галантно поцеловал руку Лины – Давненько вы ко мне не заглядывали! Уж как год-полтора?

В ответ Лина только нервно улыбнулась. Симонов заметил.

– Как ваши дела? Почему ваши чудесные глаза грустны на этот раз?

– Если честно, – Лина перевела дух, – то я даже не знаю с чего мне начать. Всё, что произошло со мной за последние два дня столь странно, что я не вполне уверена, сможете ли вы мне помочь.

– О, не волнуйтесь, у любой проблемы есть решение, у любой странности – объяснение. Поверьте старому зануде – всё объяснимо. Порой ответ лежит на поверхности, но мы в суете не можем найти ответ точно так же как какую‑нибудь потерянную вещь, а хотя бы, ключи. Мы опаздываем на работу, носимся по всему дому, нервничаем и, хоть убей, не можем вспомнить, где их оставили. А в результате эти ключи предательски висят на том самом крючке рядом с дверью, куда мы их обычно вешаем. Рассказывайте всё как есть и не беспокойтесь, уж я как паучок распутаю все тоненькие ниточки.

Голос Симонова звучал вкрадчиво, как у кота‑баюна из старых сказок. Такого звучания можно было добиться только длительными тренировками, в чём нижеупомянутый доктор однажды сознался Лине. Он был горд этим достижением, также как своим американским образованием и темнокожей женой. Симонов знал, что даже если ему приспичит болтать несусветную чушь своим пациентам этим магнетическим голосом, то результат будет одним и тем же – полное успокоение страдальца. Голос был его эгидой. Симонов неизменно заботился о связках, словно оперный певец, и принимал странные на вид яичные коктейли, чтобы сохранить здоровье связок. Именно такой коктейль поставила перед ним длинноногая администратор.

– Спасибо, Зоинька, – пропел Симонов, провожая грациозно уходящую помощницу уж слишком тёплым взглядом. Потом взял стакан и прополоскал глотком целебного напитка связки, словно собирался читать длинную лекцию.

Лина с трудом уняла дрожь в теле и начала свой рассказ. Она старалась рассказывать все события по порядку, начиная с того момента как она вышла из-под зонтика уличного кафе два дня назад. Всё время, что она излагала свою историю, доктор не менял позы и лишь изредка кивал головой, то приподнимая, то опуская брови. Его взгляд был полностью сосредоточен на пациентке. Иногда во взгляде доктора мелькали тени сомнения или недоверия, но Лина старалась не останавливаться, пока она полностью не изложит всё до конца. Она боялась сбиться, потеряться.

– В общем, – заключила она. – Я не понимаю, как такое могло случиться, – Я абсолютно реально видела, чувствовала и разговаривала с другими людьми, видела предметы, знакомые с детства. Я уверена, что действительно была в том месте, хотя всё это выглядит как сон! – Лина сделала глоток из чашки с остывшим чаем, который Мила предусмотрительно принесла вместе с напитком Симонова.

Симонов, молча встал со стула, подошёл к окну и заложил руки за спину. Через несколько секунд он повернулся к Лине и уверенно сказал:

– Ну, что ж, в общих чертах картина мне ясна. Уверяю вас, волнения и опасения относительно целостности вашего рассудка, абсолютно беспочвенны и уж тем более вы – не безнадёжны, как изволили выразиться. – Он сделал паузу и вернулся за стол. – А теперь скажите мне, пожалуйста, какие конкретно препараты вы принимали от головной боли?

– Если честно, то я не знаю их названия. Некоторое время назад муж дал мне несколько таблеток и сказал, что их ему дал знакомый врач. Эдик знает о моих мигренях. Иногда они невыносимы. Эдик сказал, что именно в таких случаях я могу их принять.

– А сейчас они у вас с собой?

– Да, конечно, – Лина извлекла из сумочки перламутровую таблетницу, открыла её и стала искать нужную таблетку.

– Богатый у вас выбор, – усмехнулся Симонов – А если серьёзно, то я умоляю вас Лина, не будьте жертвой моды и не носите таблетки подобным образом. Вы рискуете просто перепутать их, а ведь это не монпансье.

– Вот она! – Лина достала пёстренькую бледную таблеточку.

Доктор покрутил её в руках, понюхал и стрельнул в сторону Лины колким взглядом своих проницательных глаз.

– Вы разрешите мне забрать вашу таблетку на анализ, ну чтобы всё-таки понять, что вы приняли перед тем, что с вами приключилось. Мы должны убедиться, что препарат вам не вреден.

– Ради бога, берите. – Лина пожала плечами. – Хотя, подождите, вы считаете, что мой муж мог мне дать галлюциногенный препарат?!

– Нет, я пока не имею оснований ни на что намекать. Но, повторяю, мне хотелось бы выяснить, не содержит ли эта пилюля составляющих, принимать которые вам не следует… – Он положил таблетку в маленький пакетик, а потом бережно убрал его в ящик стола.

– Хорошо, с этим мы с вами разобрались. Теперь расскажите мне, что за травы добавляет ваша домработница…Вера, кажется, в ванну.

– Это такая пена для ванной, которую она делает сама. Вера добавляет туда экстракты трав: ромашки, валерианы, мяты, иногда эфирные масла вроде лаванды, кедра или корицы. Получается очень приятная штука, хорошо расслабляет…– Лина остановилась – Подождите, вы что-то меня всё уводите к рассуждениям о медикаментах и травах, словно не допускаете других сценариев, кроме коматозных сновидений, вызванных ими. Я же вам подробно рассказала о том, что я реально слышала, видела и говорила с детьми и с моим мужем, я даже подумала, что это шутка. Я прожила там два дня, встретила утро, день и вечер, я ела, пила, ходила, простите, в туалет.

– Не доверяйте ощущениям, – запел Симонов своим волшебным голосом. – Они могут быть вполне реальными даже во сне. Например…

– Я знаю всё про «например», – перебила его Лина. – Я сама сегодня утром об этом рассуждала. Но как же моя мама?!

– Это тоже вполне объяснимо: вы помните её прикосновения, речь и даже запах и эти воспоминания куда крепче сидят в вашей памяти, чем вы можете предположить. Ведь мать рядом с нами не только с момента нашего рождения и вплоть до собственной смерти, но и «причина» нашего появления в этом мире, наша первоначальная среда. Это, что касается ваших физических, так скажем, переживаний, а вот основная причина появления всех этих персонажей скорее эмоциональная. И детская тема является одним из мощных раздражителей в данном случае. Насколько я знаю, сейчас вам тридцать?..

– Тридцать три.

– Вот, – кивнул Симонов. – Ваше физическое тело давно уже «созрело» для материнства, но ваше сознание длительное время сопротивлялось этому по неким причинам. Возможно, вы мечтали сделать карьеру, или хотели пожить какое-то время «для себя», или боялись потерять через материнство свою красоту, или супруг был против – причин может быть масса, но это не значит, что в душе вы не умилялись при виде пухленьких младенцев и не мечтали стать матерью «когда придет время». А время давно уже пришло. И эта информация просто сидела в вашем мозгу, пока не «визуализировалась» в некий критический момент.

Лина молчала.

– Теперь, что касается вашего супруга, – продолжил Симонов. – В нём вы тоже мечтаете увидеть отца и, как я раньше говорил, вы, возможно, опасаетесь, что он будет недостаточно любящим и заботливым отцом. В своей визуализации вы увидели именно такого мужа и отца, – он даёт вам с утра поспать, готовит детям яичницу и отводит в летнюю школу. – Симонов вновь отпил глоток яичного коктейля. – Ваша мама – это, пожалуй, самый сложный персонаж. На вашей душе лежит тяжелое бремя вины, потому что вы чувствуете себя виноватой в том, что не были рядом с ней в момент, когда у неё случился инфаркт, в результате чего она умерла. Это мы выяснили давно. Собственно, эта причина и послужила поводом для нашего знакомства, если помните. Тогда из депрессии я вас вывел, но, видимо, переживания засели так глубоко, что возвращаются к вам снова и снова. В ваших видениях мама печет ваши любимые блинчики с творогом, те самые, которые вы заказали накануне вечером Вере в качестве завтрака. Вот и всё, – Симонов развёл руками.

– Хорошо, – не унималась Лина. – А как же история с маминой научной деятельностью? Ведь я знать ничего не знала о том, чем она занимается. Я знала, что сначала она работала в НИИ научным сотрудником, а потом по неизвестной причине ушла на лаборантскую должность.