Эдик легко толкнул Лину в грудь так, что она опять повалилась на покрывало, – Именно этим я сейчас и займусь. – Сказал он, срывая с себя последнюю одежду, и впился в губы Лины.

Спустя час супруги пили в постели холодный чай со сладостями, приготовленными заботливой Верой на десерт. На плазменной панели напротив кровати мелькали красотки с Fashion TV. Лина следила за ними глазами, а в голове опять всплыли эпизоды из прошлых «галлюцинаций», Эдик вдумчиво изучал стопку с документами, но заметив, что Лина смотрит в одну точку, спросил:

– Ты в порядке?

Лина не сразу услышала вопрос.

– Всё в порядке, просто голова болит.

– Выпей таблетку, нельзя же мучиться, – он опять вернулся к бумагам.

– Эд, а что за таблетки ты мне тогда дал?

– Какие таблетки? – не поднимая головы, спросил Эдик.

– Ну, те очень сильные. Ты дал мне несколько штучек и сказал, что это на тот случай, если голова будет невыносимо болеть.

– Ах те…ну, я же тебе говорил, что их выписал мне один друг.

– Он врач?

– Он – химик, фармацевт. А с чем связан вопрос? Неужели не помогают?

– Помогают. Просто мой психотерапевт сказал, что такие вещи только врач может назначить.

Эдик снял очки и серьёзно посмотрел на Лину.

– А зачем ты всяким там психотерапевтам рассказываешь, что я тебе даю? – Голос Эдика стал громче.

– Да ничего я ему не рассказывала! Он сам спросил меня об этом.

– А ты скажи ему, что это не его дело! Его дело разбираться в твоих проблемах с психикой, а не лечить тебя от головной боли! – муж говорил всё громче и уже почти перешёл на крик.

Лина ничего не ответила. Ей не хотелось продолжать беседу в подобном тоне. Она обратила внимание, что в последнее время Эдик часто бывал нервным. Появившуюся жёсткость Лина связывала со стрессами, которые муж переживает на работе, с амбициями, которые росли и росли. Лина не раз старалась объяснить мужу, что нельзя объять необъятное, что тех денег, что он зарабатывает и то положение, которое он занимает вполне достаточно для жизни их мечты. Но Эдик не хотел даже слушать жену, всякий раз давая понять, что он в доме хозяин, а она – женщина, которая должна подчиняться воле своего мужчины. Ради Эдика, остро нуждающегося в «тихих водах» семейной гавани, Лина отказалась от собственных амбиций, а ведь в начале их совместного пути она подавала большие надежды как художник. Об этом красноречиво напомнила ей та статья в журнале с фотографией детской комнаты из её грёз. Это фото просто не шло у Лины из головы! Неужели детские несбывшиеся мечты тоже сыграли свою роль в странных играх разума, благодаря которым у Лины почти наметился разлад с собой.

Лина выключила телевизор, отвернулась от Эдика и погасила свою лампу.

В семь часов утра Лина проснулась, словно по будильнику. Обычно это случалось около семи утра, когда Эдик вставал, шёл в душ, одевался, чтобы ровно в восемь сесть завтракать. Однако, этим утром он будто не собирался даже вставать с постели. Лина продолжала дремать под монотонный звук мелкого дождика, скребущего тысячей муравьиных лапок в стекло. Жалюзи, которые муж, не переносящий ранних летних рассветов, всегда плотно закрывал на ночь, способствовали этой неге. И всё же через некоторое время она легонько похлопала мужа по плечу.

– Милый, ты собираешься сегодня вставать или нет?

– Нет, – буркнул Эдик, – не собираюсь. Ты что не помнишь, что я взял выходной.

– Выходной? – удивилась Лина. Ты мне вчера ничего не говорил об этом. – У тебя же сегодня встреча с китайцами.

– Какие китайцы, Лина, дай поспать! – Эдик накрылся с головой одеялом.

Лина оставила Эдика в покое, подумав, что супруг просто решил попозже поехать на работу. Но вдруг с улицы послышался до боли знакомый звук подъезжающего трамвая. Лина распахнула глаза, ухватилась обеими руками за одеяло и замерла. Она слышала, как трамвай подъехал к остановке, как из него вышли люди, новые, пассажиры зашли, затем водитель объявил название следующей остановки, двери закрылись, и звук стучащих о рельсы колёс стал отдаляться. Лина лежала неподвижно, глядя в еле угадываемый в темноте потолок. Стали вырисовываться очертания знакомых уже предметов: люстры с четырьмя плафонами на оклеенном белыми обоями потолке, большой одежный шкаф с зеркальной дверцей, картина на стене напротив кровати над старинным комодом. Лина приподняла край одеяла и не увидела там нагого тела, именно в таком виде она легла вчера спать – Эдик любил чувствовать тёплый бок жены под одеялом, а увидела уже знакомую атласную ночную рубашку черного цвета на тонких бретельках.

– Господи!!! Неужели опять? – тихо прошептала она.

Лина накрылась одеялом с головой и стала судорожно думать, как ей теперь себя вести и что предпринять. Лежит ли с ней рядом её муж или это какой-то чужой человек с внешностью её мужа? И вдруг вот-вот откроется дверь, и снова прибегут дети, которые начнут звать её мамой?

Лина задавала себе десятки вопросов, но после того, как они закончились, и первичное волнение улеглось, ею овладело очень странное ощущение. Она поняла, что не боится того, что с ней происходит… Она поймала себя на мысли, что напротив – это уникальное везение! Во-первых, она теперь ясно понимала, что не сошла с ума, что она лежит здесь из плоти и крови, что это не сон и не галлюцинации от передозировки таблеток. Во-вторых, ситуация повторяется, а значит, есть возможность выяснить ЧТО с ней произошло и в первый раз.

Теперь разум Лины не метался. Она собралась и стала продумывать план дальнейших действий. Она решила, что, когда все проснуться, она подержит игру обитателей этого дома и сделает вид, что она жена и мать. «Я должна постараться делать всё то, что делает их мама каждый день, пока не проясню для себя некоторые моменты» – размышляла Лина. «Я обязательно должна позвонить «моему» Эдику и попросить его как-то помочь мне всё расставить по местам. Хотя, не известно, как он воспримет факт, что я просыпаюсь второй раз в постели с его двойником…».

Лина лежала, сжавшись в комок и, не отрываясь, смотрела на белый циферблат кварцевых часов, чья секундная стрелка при каждом шаге издавала звук, похожий на звук капающей из не закрытого до конца крана воды. Лина словно маг пыталась взглядом подтолкнуть стрелку, чтобы та быстрее складывала секунды в минуты, а минуты в часы вплоть до того момента, пока этот новый день официально начнётся с пробуждением жителей этой убогой, на её взгляд, квартирки. Но стрелка её не слушалась и продолжала свой неторопливый ход по кругу, передразнивая, как пересмешник, капающий кран. С другой половины кровати послышался «мелодичный» храп.

– Боже, и этот тоже храпит! – тихо сказала Лина. – Она взглянула через плечо на спящего рядом клона мужа, – Только стрижка на редкость безвкусная, будто машинкой для овец стригли, и как это я ещё в первый день не заметила?

В этот момент за стенкой послышались тихие детские голоса. Лина напряглась:

– Начинается, – прошептала она, тихонько улеглась и укрылась с головой одеялом.

В коридоре по линолеуму зашлёпали детские ножки, но когда их звук приблизился к двери, шаги остановились, и Лина услышала шёпот девочки:

– Куда ты идешь? Не ходи к маме, ты что, не знаешь, она устала, помнишь, как она плакала вчера? Пойдем на кухню.

Две пары детских ножек зашлёпали прочь, и Лина даже немного расстроилась, что начало её расследования слегка отодвигается.

На кухне загремела посуда, стали открываться шкафы. Лина решила сама встать и «пойти в наступление». Она подошла к шкафу в спальне и открыла дверцу:

– Где тут интересно у этой мадам халаты? М-да, гардеробчик у неё скромненький, хотя есть и неплохие вещички. Ба! Да это же Versace! Только старенькое, год 2010, наверное. Неужели мой двойник бродит по дисконт–центрам? Я этого не вынесу! – Лина перебирала длинный ряд вешалок с нарядами. – А вот и халаты! – она достала из шкафа коротенький чёрный халатик–кимоно с розово-красными цветами сакуры и надела его. С кухни запахло горелым молоком и Лина, захлопнув шкаф, поспешила туда. Она влетела на кухню, но при виде детей остановилась как вкопанная. Мила стояла у плиты в длинном фартуке и мешала в кастрюле нечто, похожее на манную кашу, а малыш выкладывал на полу дорожку из кусочков белого хлеба.