Решили: надо новой бранью идти. На этот раз всех Валькирий просить о содействии.

Кликнули Старшую Валькирию. Не сильно-то торопилась воинственная дева на зов Владык — ей только Один Одноглазый указывать вправе. Земное начальство лишь просить вежливо может. А нынешние правители уже с пьяных глаз хамить и руки распускать пытались. Пусть подождут.

В конце концов явилась Дева ко двору Тугарина и Бьорна.

— Чего надо, пропойцы?

— Ик! Ты как с повелителями говоришь, девка?

— Плохо дело. Несчастен народ, которым безумные, да еще и опившиеся до последнего, правители командуют. Помнишь ли Тугарин-собака, как я тебе уши постригла кончиком меча, когда мы в ваши степи прибыли? Так вот, могу повторить эту забаву, но уже не с ушами, а с головой. Совсем страх потеряли, пьяницы! Мы с сестрами быстро напомним, кто здесь настоящие хозяева. Состоим в вашей преступной шайке только по невозможности в этих диких краях другую судьбу избрать. А ты, пропойца Бьорн! Ты ведь хоть и бывший, но викинг! Должен наши законы помнить.

Продрали хмельные глаза разбойные вельможи, сообразили — не туда их заносит. С почтением изложили просьбу к Девам-Воительницам принять участие в военных действиях.

Старшая Валькирия отвечала, мол, рассмотрим ваше предложение. Может и поспособствуем, если будет на то воля Великого Одина. Да и засиделись в мирной обстановке девицы. Ни одной приличной войны за столько лет! Кони железные уже ржавчиной покрылись. Известно ведь, что от мирной ржавчины их только кровь в доблестных схватках пролитая очищает! Позор на ваши головы, Бьорн и Тугарин!

Пошла Старшая Валькирия своих боевых подруг порадовать: скоро будет достойное Дев развлечение. Мудрый Один, наверное, что-то прозевал за своими многочисленными заботами о рассеявшихся по всему миру детях. Вот и приходится вековать благородным скандинавским Валькириям на чужбине в обществе опустившихся правителей и морально разложившихся от безделья воинов.

Видно услышал Одноглазый Старик мольбы заживо схороненных Воительниц, послал, наконец, хоть какую-то войну…

Жизнь в доме на Бочановской била ключом. Веселье, женский визг и пьяный разгул шли положенным для веселого дома чином.

Упражнения девиц на плацу, под руководством совсем озверевшей из-за нехватки времени Изабели, стали намного продолжительнее и упорнее обычного.

Хлыст то и дело опускался на нерадивых учениц. При этом инфанта уже совсем не заботилась о сохранности живого товара своей родственницы мамзели Валькири. К ужасу содержательницы публичного дома, тела большинства девиц были разукрашены синяками и кровоподтеками.

Увещевания мамзели озверевшей родственницы только подливали масла в огонь: инфанте явно нравилось избивать учениц именно с оставлением видимых и осязаемых следов.

Приходилось терпеть.

Приличному гостю такой товар и предложить стыдно. Впрочем, вопрос с порчей товара решился как нельзя лучше и к полному удовлетворению хозяйки заведения.

Нашлись господа с больной фантазией, для которых следы избиений являли некую тонкую пикантность. Господа, конечно, со странностями и не вполне разумом здоровые, но именно они спасали заведение от финансового краха.

Дело оказалось стоящим. Слух о «пикантном» товаре в публичном доме мамзели Валькири быстро разошелся в среде любителей извращенных удовольствий. Теперь даже самая неказистая жрица продажной любви принимала гостей только по предварительной записи и, разумеется, за особую цену.

Магическому хлысту доньи Изабели дана была полная воля. Хлыст откровенно радовался. Смущало инфанту только то, что трудно стало с орудием управляться: все время норовил артефакт отрикошетить по нежной коже своей обладательницы. Иногда это ему удавалось. Ну, да ничего — скоро уже лжепокойнице донье Инезилье можно будет передать ставшую опасной игрушку! А пока можно повеселиться, избивая блудных девок, заступиться-то за них некому.

В дальней комнате притона, куда шум разгула любителей доступных ласк едва доносился, собрался настоящий военный совет. Председательствовала контесса Валькирьяни. В начале заседания Атос обратился к гостеприимным хозяевам:

— Любезные дамы! Мы, подданные французской короны и мушкетеры Его Величества, с нашим юным другом вызвались помочь в выполнении обязательств, взятых на себя нашим русским другом князем Иваном Сермягиным. От своего слова, будучи благородными людьми дворянского звания, мы отказаться не можем. Но, хотелось бы прояснить некоторые щекотливые моменты. Первое: почему для выполнения нашей миссии нас потребовалось поселить в таком непристойном месте.

— А вы никогда в борделях в своем Париже не бывали? — Нагло ответствовала хозяйка заведения.

— Это наше частное дело, — слегка опешив от напора мамзели, ответил за всех Атос.

— Бывали, и что из этого следует? Если и посещали такие места, то исключительно из любопытства. Слава Господу, женским вниманием не обделены! Дамы сами дарят нас своим благорасположением! — Вступил в разговор Арамис.

— Господа! Не будем сгущать краски. Мы все взрослые люди. Что поделать, коли так вышло, что наша почтенная родственница для поддержания достойного существования своих близких, вынуждена содержать это малопочтенное заведение! А нам, естественно, удобнее всего в чужом городе воспользоваться кровом своей дорогой кузины. Смешно было бы, право, останавливаться у чужих людей!

Сейчас я взываю к вашей дворянской чести: неужели из-за маленького недоразумения с постоем вы, господа, нарушите данное вами благородное дворянское слово?

— Никогда!!! — Разом выдохнули французы.

— Благодарю. Ничего другого от столь благородных и знатных господ мы и не ожидали услышать. Думаю, теперь можно перейти к делу. Итак: обстоятельства, о которых вам, господа, сложно судить, а нам сложно их вам поведать, требуют максимального ускорения в выполнении нашей миссии. Не спрашивайте, каков был первоначальный план — его воплощение в исходном варианте не представляется возможным, и это будет лишь пустая трата времени.

— Признаюсь, я простой солдат, не обремененный большой ученостью, для меня слишком заковыристо госпожа Валькирьяни изъясняется. Одно понял: нам предлагают, роль шахматных фигур в неизвестной нам игре и не считают нужным ознакомить нас с правилами! Странно, однако! — Портос начал проявлять недовольство.

— Ничего странного, дорогой господин Портос. Главное правило игры Вам известно, и не мы его Вам навязали. Правило сие — «Один за всех и все за одного!» Право, я уже устала напоминать вам господа ваш собственный девиз! Мне даже неловко. — Инфанта Изабель скромно потупила свои прекрасные юные глаза. Так, что проследивший за ее взглядом мужчина неминуемо останавливал свой взор на богатом декольте инфанты.

Неизвестно, загодочная улыбка юной прелестницы, восхитительное совершенство декольте или напоминание о девизе подействовали, но далее благородные господа слушали, не перебивая. Ясно было, что все, полученные от прекрасных дам распоряжения, они постараются выполнить наилучшим образом. Кастильская Магия Смерти и не таких своевольных субъектов к безоговорочному подчинению приводила.

Посмотрели бы господа на истинное обличье милой девочки Изабели, которое было сокрыто силой Преступной Смерти, может, и раздумали бы подчиняться Лошадницам. И магия бы не помогла.

Но как мила и нежна была юная красотка Изабель! Как благородны и красивы были ее старшие подруги!

Сразу после окончания совета в доме публичном, Иван Сермягин поспешил в дом сумасшедший. Скорость, скорость и скорость. Скорость в действиях — прежде всего. Таков был вердикт Лошадниц.

Велено было Ивану Сермягину добиться с нахрапа свидания с загадочным Старцем и новым пациентом Скорбного дома Иваном Семеновичем. Для ускорения дела был выдан князю Сермягину увесистый кошелек с золотыми червонцами и ассигнациями. В даче взяток велено было не скупиться.