Запаздывали немного информаторы Великого Визиря со своими сведениями. Уже первая схватка произошла в далеких грядущих веках. И первая кровь пролилась. И Огольцы геройски погибли, восстанавливая справедливость и свое человеческое достоинство.

Лошадницы, в отличие от Визиря, понимали: катастрофа эта гораздо более крупного масштаба, чем мог себе представить Визирь. Открылась тайна пропажи целого гурта Огольцов.

Визирю было не понять, что весточка к нему пришла не из его времени, а из XXI века. Лошадницы же быстро сообразили.

Одна неприятность следовала за другой. Только успокоили мушкетеров и убедили их, что к появлению Миледи на Бочановской они не причастны, а тут на тебе — Огольцы с каганатскими вояками совсем в будущее для них время забрались.

И ведь никакой магии пьяному войску не понадобилось!

Все перемещение их во времени зависело от лошадиного аллюра!

Лошадницы даже еще не приступили к возведению Ивана Сермягина в статус Великого Лошадника. А теперь и времени совсем не осталось. Придется пытаться поставить Ивана во главе Девок-Лошадниц лишь с той общей минимальной подготовкой знатока лошадей, которую успели они ему преподать в Париже.

И дипломатию наводить через Визиря уже некогда. Придется захватывать пространства Каганата при помощи прямых военных действий, и забулдыг-правителей вместе с их никчемным войском казнить в рабочем порядке.

А князь Иван? Справится ли он с переброской боевых Кобылиц из разных Времен на территорию Каганата дней расцвета и юности доньи Инезильи?

Выбора не было. Не было и других кандидатов на должность Великого Лошадника.

А столько надо было сделать. Даром, что ли, мушкетеров тащили в Сибирь? Надеялись, что помогут они проследить за женщиной, совершающей Переход при посредстве вод Чистого Озера. Надеялись, что помогут они разъяснить роль Старца и его друга Ивана в деле с туземным золотом, появляющимся на торгах: ведь замечены были и туземцы, и старец, и Иван на территории монастыря. Иван даже как-то раз копать принимался, но был остановлен туземцем. Правда, этот туземец был иного свойства: он проживал на территории монастыря в отдельном строении, имевшем в народе название особняк Монастырских татар.

Теперь эта часть расследования из-за нехватки времени шла прахом. Хотя, это мы еще посмотрим. Есть задумки…

Все равно мушкетеры при таком положении дел оказывались весьма не лишними, при их неукоснительном следовании девизу: «Один за всех и все за одного»! Пусть Ивану до конца помогают. В лошадях любой мушкетер разбирается. Дело престижа. Только придется чары Кастильской Магии к ним применить в более жестком виде, чтобы делали все, что велят, а лишних вопросов не задавали.

Самой искушенной в наведении чар Магии Смерти была, как ни странно, самая молодая из преступниц, инфанта Изабель.

Фокус в том, что на самом деле была та девица на сотни лет старше и контессы Валькирьяни, и мамзели Вальвири. Сама Всемогущая Смерть дарила ей молодость и красоту. За определенную и немалую плату разумеется. А поскольку Смерть в Кастильской Черной Магии была не истинная Владычица, а преступная самозванка, то и плата за вечную молодость была преступной, порочащей истинную Смерть.

Делать нечего, на военном совете почтенных испанских дам было решено вменить в обязанность вечной девушке-старушке Изабели немедленно заняться обработкой друзей-мушкетеров и д ^,Артаньяна.

Инфанта, нацепив на истинную физиономию, о которой даже и говорить страшно, самую невинную и благообразную личину, из имевшихся в ее арсенале, с похвальным энтузиазмом взялась за дело.

Номер первый в деле обработки мозгов выпал молодому гасконцу. Почему? Да просто нравился уж очень лихой молодец «юной и нежной» Изабели.

План был надежным и незамысловатым. Инфанта верила в неотразимость своих женских чар, считала, что мудрить особо с этими солдафонами не стоит: по ночи бурной любви каждому, и дело сделано.

Создать в романтической интимной обстановке в мозгах ошалелых от страсти самцов якоря и поводки для полного и безоговорочного подчинения такой умелице ничего не стоит.

Итак, для начала следует посетить гасконца, скрасить ему дни вынужденной разлуки с любимой Констанцией…

Контесса Валькирьяни была в ужасе от перспективы, что злобная родственница инфанта вот-вот присвоит себе главенствующую роль в осуществлении грандиозного плана Лошадниц. Мало шансов было справиться с необузданной Изабелью. Меньше, чем у необученного верховой езде новичка смирить дикую кобылицу.

Изабель, в отличие от контессы, умевшей лишь прытко скакать по Времени, на самом деле день за днем прожила все эти столетия. Она была в числе первых сподвижниц доньи Инезильи. По прихоти Кастильской Лжесмерти именно она стала живым связующим звеном между веками, требовавшимися для осуществления дикого плана мирового господства.

Инезилья получала тоже значительную и первостепенную роль в предстоящем спектакле мирового масштаба. Но, опять же, по прихоти Кастильской Смерти, ей назначено было прежде умереть. Конечно, это не очень устраивало пожилую даму. Но с такими хозяевами не спорят. К тому же момент воцарения ставленниц Черной Госпожи назначался на годы юности и расцвета сил и женских талантов почтенной Инезильи. Это ее вполне устраивало. Тем более, что Смерть со свойственной ей легкостью и цинизмом, обещала донье последующее за окончательной победой бессмертие!

Прах Инезильи давно уже развеян был степными ветрами. Надзирать за осуществлением грандиозного плана должно было инфанте Изабели. Черная душа Доньи могла лишь через зыбкую грань наблюдать за процессом. Если и говорят, что смерть — это упокоение, то для Преступной Лжесмерти такое утверждение не верно. Сущим ужасом обернулось посмертие доньи Инезильи. Речь не о том, что попала она в пахнущий горелой серой ад с чертями, готовящими невиданные блюда адской кулинарии из тушек грешников.

Вполне комфортно было обставлено загробное пребывание доньи. Но хуже традиционных адских мук было поселившееся в ее душе сомнение в своих здравствующих соратницах. Вдруг предадут! Вдруг по дурости чего перепутают! И так даже не круглосуточно, а не-пре-рыв-но. Именно непрерывно, потому что дня и ночи в обиталище Инезильи не было. Сплошная череда кошмарных сомнений. Попробуй, дождись, не свихнувшись разумом, обещанного Смертью воскресения с бессмертием!

И ведь никак на события повлиять не возможно. Оказалась Инезилья заложницей у своих здравствующих сообщниц.

Тяжкую думу думали Тугарин и Бьорн. Много пива выпили. Кумысу и вовсе не сосчитать, сколько бакыров опорожнили. И страхолюдные наложницы с ужасной скандиново-испано-казахской (Уж-ж-жа-с-с-с!!!) наследственностью не услаждали Повелителей. Разве может такая мешанина глаз радовать!

А виноваты во всем были подлые лесные жители. Выслали вперед себя каких-то совершенно диких и бесстрашных мужиков, по ухваткам которых с первых минут битвы ясно было, что жизнь свою они совсем не ценят и готовы с легкостью ее поменять на победу. Что и доказали.

А вот если бы сдалось неизвестное племя на милость победителей, то милость была бы велика. Даже мужчин не всех бы истребили. Для племенной работы оставили. А женщин бы уже оплодотворили: глядишь, с новой кровью получилось в потомстве пленниц какое-то число приятных видом дев. А пока можно было б и самими пленницами пробавляться.

Нет же, эти шайтаны, как донесла разведка, преобразованные из человекоподобного стада, содержавшегося в скотском загоне племени, спутали все планы! Что им надо было? Непонятно. Сиди себе за изгородью да помалкивай. Жрать-пить дают, и ладно. Однако поперлись своих пленителей защищать. Бред! Насмерть стояли, дурачье бестолковое!

Теперь снова тяжкую думу Владыкам думать надо, как одолеть самовольных захватчиков таежных угодий. А на пьяную да похмельную голову думается тяжко. Но такова нелегкая доля властителя. Хоть и с глубокого перепоя, переходящего постоянно в тяжкое похмелье и наоборот, а государственные дела вершить надо.