Оказавшись наедине, друзья полночи проговорили, делясь новостями и мыслями. Менандр собирался на Олимпиаду и приглашал Эпикура составить ему компанию. В Олимпию отправлялось несколько сот афинян — Олимпийские игры были не только всеми почитаемым праздником Зевса и знаменитыми спортивными состязаниями, но и общеэллинской ярмаркой. Кроме того, по дороге можно было осмотреть Мегару и Коринф, а в Олимпии — знаменитую статую Зевса работы Фидия. Друзья посчитали стоимость путешествия, и Эпикур решил, что может это себе позволить.

Потом заговорили о философии. Эпикур рассказал о своих сомнениях и ощущении бесплодности занятий.

   — Вот, решил одолеть Демокрита, а дальше даже не знаю, что буду делать, — закончил он. — Кстати, странно, Аристотель о Демокрите пишет с уважением, вступает в споры, но ни у Памфила, ни в Академии я ни разу не слышал этого имени!

   — Не так уж странно, — ответил Менандр. — Феофраст говорит, что Платон не переносил Демокрита. Ходили слухи, что он скупал где мог его книги и сжигал их, но, думаю, это враньё.

   — Демокрит был ровесник Анаксагора?

   — Скорее Сократа. А Анаксагора слушал, когда бывал в Афинах. Но я мало о нём знаю. Вот завтра мы поедем в город, и я познакомлю тебя с человеком, который называет себя его учеником. Это Навсифан, родом он с Теоса и, конечно, имеет сочинения учителя.

Утром в лёгкой повозке они прикатили в Коллиту — афинский квартал, где жил Навсифан, и остановились у его дома. Но философа там не оказалось, слуга сказал, что, скорее всего, он вместе с учениками сидит где-нибудь на берегу Илиса выше стадиона. Менандр отпустил повозку, приказав вознице ждать его в Мелите. Друзья вышли через Диохарийские ворота на мягкие луга долины Плиса с купами деревьев, жавшихся к руслу, и двинулись вдоль берега, разглядывая горожан, которые отдыхали в тенистых местечках у воды.

   — По-моему, это они. — Менандр показал Эпикуру на группу людей, располагавшихся под раскидистым деревом на том берегу. — Да, точно. Видишь эту чёрную бороду?

Несколько юнцов читали и писали, сидя на расстеленных плащах, а у ствола, опираясь на него спиной, сидел Навсифан, крупный мужчина с чёрной как смоль бородой. Менандр с Эпикуром сбросили сандалии и по острой щебёнке перешли речку вброд. Вода редко где заходила выше колен. Менандр окликнул Навсифана, и чернобородый сколарх поднял голову:

   — Радуйся, мой милый! Но только не отвлекай разговорами, ты видишь, я занят.

   — Я привёл к тебе возможного ученика. — Менандр показал на Эпикура сандалией, которую держал в руке.

   — Тогда другое дело, — сказал Навсифан, — присаживайтесь, поговорим.

   — Ты действительно учился у Демокрита? — с сомнением спросил Эпикур.

   — Что ты, юноша! Демокрит умер шестьдесят лет назад. Я считаю себя его учеником, потому что одно время учился у Метродора Хиосского, а того учил Несс Абдерский, вот он-то действительно учился у самого Демокрита. За то Несс получил многие книги учителя и передал их Метродору, а хиосец мне. Но я владею не только учением Демокрита, я могу обучить тебя всем учениям, которые только были созданы философами, а также практическим приёмам риторики, счёта, географии, астрономии, истории и законодательным установлениям разных государств.

В это время к Навсифану подошёл один из учеников и сказал, что не может решить задачу.

   — А что я тебе задал?

   — Объем трёхгранной пирамиды. Но, по-моему, в условии мало данных. Ты не указал, где расположена вершина пирамиды по отношению к основанию.

   — Слушайте все! — громко позвал Навсифан. — Кто помнит правило объёма пирамиды?

   — Параллелепипед с высотой в три раза меньшей, чем у пирамиды, и основанием? равновеликим её основанию, — ответил красивый тонкий мальчик, наверно, самый младший из всех.

   — А если она кособокая? — спросил ученик, не решивший задачу.

   — Всё равно.

   — Правильно, Горгий, — похвалил мальчика Навсифан. — А почему?

   — Такое правило.

   — Правила, мои милые, не падают с неба, — сказал Навсифан. — Все имеет свои причины и смысл. Давайте-ка разберём доказательство этого великого и далеко не очевидного правила, данное Демокритом. Эй, Сосий! — крикнул он слуге, который отдыхал в сторонке, — Дай-ка мне нож и свёклу покрупнее.

Слуга порылся в корзине с провизией и подал Навсифану то, что тот просил. Навсифан ловко обкорнал варёную свёклу и вырезал из неё ровный параллелепипед.

   — Объем этой фигуры равен произведению сторон, — проговорил Навсифан. — Посмотрим, нельзя ли её разделить на пирамиды? — Он разрезал параллелепипед наискосок на две призмы, потом от каждой сбоку отрезал по клинышку. — Итак, получились две одинаковые пирамидки с прямоугольными основаниями и два тетраэдра. Теперь смотрите внимательно, я складываю тетраэдры, и... они образуют третью, точно такую же свекольную пирамидку. Вывод — объем прямоугольной пирамиды равен трети объёма параллелепипеда, построенного на его основании.

   — Но наша-то треугольная, а может, и наклонная, — напомнил ученик.

   — Доказываем, — Навсифан поднял палец, — что это правило справедливо для любой пирамиды. Возьмём две пирамиды равной высоты — одну прямоугольную, другую с любым наклоном и основанием произвольной формы, но равновеликим основанию первой. Теперь устелим основания обеих пирамид амерами...

   — Амерами? — переспросил Эпикур.

   — Да, мой милый. Амера — это наименьшая мыслимая неделимая частичка в геометрии Демокрита, — пояснил Навсифан и продолжал: — Ясно, что число амер на том и другом основании будет одинаковым. Уложим на этот слой амер ещё один, в нём амер будет меньше, но опять поровну в обеих пирамидах, и так далее, пока не дойдём до вершины. Значит, общее число амер в обеих пирамидах одинаково и их объёмы равны. Ясно?

Ученики согласились. Навсифан велел Горгию помочь товарищу решить задачу и снова занялся Эпикуром.

   — Так что же тебя интересует, мой милый?

Эпикур объяснил, что самостоятельно изучает философию, прочёл у Аристотеля о Демокрите и хотел бы поближе познакомиться с его учеником.

   — Самостоятельно! — воскликнул Навсифан. — Похвально. Но, конечно, удобней получать знания через учителя. Сведи меня со своим отцом, и мы договоримся об условиях. Вообще за обычный курс я беру двести драхм в год, или двадцать в месяц, или две за день занятий. Деньги вперёд.

   — Я предпочёл бы получить на прочтение книги Демокрита.

   — Можно и книги. Плата — три обола в день. Но потребуется крупный залог. Книги эти довольно редки.

   — Благодарю тебя, Навсифан, я подумаю, — сказал Эпикур.

   — Думай, мой милый, — улыбнулся Навсифан, — и не забывай, в наше время знание — одно из самых доходных ремёсел.

Когда друзья отошли от дерева, Менандр сказал:

   — Правда, разбойник? И не просто, а непременно пират.

   — А я посчитал, не так уж дорого. Вот только залог...

   — О залоге не беспокойся, — сказал Менандр. — А Навсифана я обязательно вставлю в какую-нибудь комедию.

Они пошли в Мелиту к Менандру, пообедали, потом Менандр вручил Эпикуру полторы мины (вряд ли Навсифан потребовал бы в залог больше) и на своей повозке довёз друга до Агры. Они условились встретиться в конце декады, чтобы обсудить предстоящую поездку в Олимпию.

На следующий день Эпикур получил у Навсифана футляр со свитками «Большого миростроя». С любопытством он развернул первый свиток и был очарован легко и образно написанной книгой. Глубина мысли и стройность изложения сразу расположили его к Демокриту.

Демокрит в противовес Пармениду утверждал, что небытие существует, что оно — это пустота, которая лежит между телами. Зато Парменидово бытие — неизменное, вечное, неделимое — Демокрит раздробил на множество мельчайших частиц — атомов, обладавших этими свойствами. Философ обошёлся без таинственных сил, двигавших мирами Эмпедокла, Анаксагора и Аристотеля. Движение было присуще атомам всегда, оно было так же неуничтожимо, как и они сами. Атомы носились в пустоте, как пылинки в луче света. Они срастались, образуя плотные тела, скользили в жидких и разлетались, когда жидкость обращалась в пар. Как из двадцати четырёх букв алфавита можно составить любые слова, фразы и книги, так и из атомов разного свойства могут образовываться разные вещи. Атомов было множество разновидностей: пустоту пронизывали мельчайшие атомы света, которые отделялись от поверхности предметов и несли их образы. Из тонких подвижных атомов состояли огонь и воздух, из неповоротливых, легко сцепляющихся — металлы и камни.