Войдя в раж, Гипперид сперва потребовал наказать оратора за все пропавшие деньги Гарпала. Но, почувствовав неудовольствие слушателей, смягчился и предложил приговорить Демосфена к уплате штрафа в десятикратном размере за пять талантов, не возвращённых в казну.
Демосфену дали слово для второго выступления. Спокойно и ясно он разобрал речь Гипперида и показал, что в ней не содержится ничего, кроме необоснованных нападок. Но его слушали плохо, и он закончил выступление раньше, чем вытекла его порция воды.
Началось голосование. Судьи подходили к столу, сдавали трости и взамен получали «камешки» для голосования — два бронзовых кружочка, цельный и просверлённый. Нужный «камешек» бросали в медную урну, оставшийся — в деревянную. Всё происходило на виду, никто не мог проголосовать дважды или узнать, как проголосовал сосед. Когда все подали голоса, урну опрокинули на стол, и дежурные гелиасты стали выкладывать кружочки на счётных досках. Все, кому были видны доски, с волнением следили за подсчётом голосов. Эпикуру казалось, что оправдательных «камешков» больше, действительно, сперва они обгоняли, но потом ряд противоположных стал длиннее. Несколько раз они опережали друг друга, и результат голосования оставался неопределённым. Но вот все кружочки заняли свои места. Демосфен был осуждён перевесом в сто с небольшим голосов. Ему дали выступить в третий раз.
Демосфен был бледен и расстроен, вероятно, до последнего момента он не мог поверить в своё поражение. Он сказал, что штраф в пятьдесят талантов выплатить не сможет и потому, согласно закону, вверяет себя коллегии Одиннадцати для заключения в тюрьму.
— Но знайте, афиняне, — закончил он, — как бы вы ни обходились со мной, я до конца останусь вам верен и всегда, чем только смогу, буду служить Афинам.
Эпикур, как в тумане, следил за продолжением процесса. Дальше Пифей обвинил Филокла. Но стратег, который, вероятно, чувствовал обстановку лучше Демосфена, ещё вчера со всей семьёй покинул Афины. Его осудили заочно. То же случилось с Хариклом. А потом начались чудеса. Менесхем обвинил Демада, который, сославшись на болезнь, не явился и выставил для защиты какого-то логиста. Тот не отрицал получение подарка, но утверждал, что все деньги, принятые Демадом, тот употребил на угощение народа во время праздника обожествления Александра. И Демад был оправдан, так же как Аристогитон и другие сторонники Македонии.
Через пять дней Менандр попросил Эпикура и Тимократа принять участие в одном тайном деле — нужно было помочь Демосфену. Глава коллегии Одиннадцати, ведавший тюрьмами, друг отца Менандра, сказал, что отпустит Демосфена, как только Антипатр уберётся из города. Вчера это произошло, и завтра на рассвете оратор должен был выйти на свободу после шестидневного заключения. Отец Менандра хотел снабдить Демосфена деньгами и попросил сына передать их ему. Менандр пригласил друзей на роль телохранителей. Кроме того, Тимократ жил во внешнем Керамике, и от него они могли выйти на Элевсинскую дорогу до открытия Дипилонских ворот.
Ночь друзья провели у Тимократа, даже не вздремнув от возбуждения. Только стало светать, они закутались в тёплые плащи, заткнули принесённые Менандром кинжалы за пояса хитонов и двинулись в путь. Предрассветное небо было серым, сырой холод залезал под накидки, под ногами хлюпала слякоть. Улицы и дорога были пусты, только слева над дворами Скира дрожало зарево костров и слышались пьяные песни. Никого не встретив, они подошли к памятнику Пифонике и заметили около него человека. Менандр приказал друзьям быть наготове и выступил вперёд. Но человек оказался Гимерием, который тоже ждал Демосфена и, оказалось, знал о том, что должен прийти Менандр.
Они присели на корточки у памятника и стали ждать. Небо над далёкой грядой Гимет светлело, по всему небосводу обозначились глыбы плотно сложенных облаков. Наконец на дороге показались двое путников, быстро шагавших от города. Один опирался на посох, другой тащил на спине корзину. Ожидавшие поднялись, вышли на дорогу, замахали руками. Путники сперва в нерешительности остановились, но тут же подошли. Оказалось, Демосфен узнал Гимерия.
— Отец просил передать тебе денег, — сказал Менандр и достал из-за пазухи тяжёлый кошелёк.
— И ещё тут рядом, в Термин, нас ждёт повозка, — добавил Гимерий. — Я провожу тебя в ней до Мегары.
— Спасибо, друзья, — проговорил Демосфен, — Сколько раз я покидал Афины, но всегда знал, что в любой день смогу вернуться. — Он обернулся, посмотрел на темневший вдали силуэт Акрополя и воскликнул: — О, Афина! Почему ты благосклонна к трём самым злобным на свете тварям — сове, змее и... народу?
Настала пора прощаться, но тут на дороге появились какие-то люди.
— Бегите, мы их задержим! — крикнул Менандр.
— Нет, не нужно из-за меня устраивать сражений, — сказал Демосфен и с горечью в голосе добавил: — Свидетель Зевс, это Гипперид и Каллимедонт-краб. Можно спастись от тюремщиков, но не от патриотов.
Он гордо выпрямился и стоял точно на ораторском возвышении, готовый отстаивать своё мнение. Гипперид и Каллимедонт со слугами подошли.
— Демосфен, — сказал Гипперид, — я пришёл проститься с тобой и дать немного денег. Извини, если ради красноречия на суде я обидел тебя. Я всё равно никогда не прощу тебе твоей трусости в тот момент, когда мы могли восстать, и который скорее всего больше не повторится. Наверно, я навсегда останусь твоим противником. Но всё же ты — гордость Афин и Эллады, и я преклоняюсь перед тобой.
— Возьми, что я наскрёб, — проговорил Каллимедонт. — На Пниксе мы всегда спорили, но без тебя Афины — не Афины.
— Демосфен, ты что, плачешь? — вдруг воскликнул Гипперид. — Успокойся!
Оратор приложил к глазам край плаща:
— Как сохранить спокойствие, прощаясь с городом, где даже враги такие, какие в другом месте вряд ли найдутся друзья?
После проводов Демосфена Менандр позвал Эпикура с Тимократом к себе. На Агоре они прошли мимо бочки Диогена, которую никто не решился тронуть.
— Как мало надо сделать, чтобы превратить в пустыню город, полный народа, — вздохнул Менандр.
Вскоре они лежали у столиков в комнате, согретой жаровней с углями, ели жаркое и пили вино. Эпикур рассказал, как Диоген укрыл его в своей бочке от дождя. Менандр вспоминал о своих встречах с Демосфеном, Тимократ прочёл несколько стихотворений Кратета.
— А помнишь, — Менандр, закинув голову, обратился к Эпикуру, — как в день нашего знакомства мы видели Демосфена в Одеоне? Почти год прошёл с тех пор. Тогда ты надеялся быстро получить у наших мудрецов ответы на все вопросы.
— Да, похоже, я был тогда слишком самонадеян, — кивнул Эпикур.
Часть четвёртая
ВОЙНА
Я не посрамлю священного оружия и
не покину товарища, с которым буду идти
в строю, но буду защищать храмы и святыни
один и вместе со многими. Отечество я
оставлю после себя не умалённым, а
большим и лучшим, чем сам его унаследовал...
А свидетелями того да будут Аглавра,
Эниалий-Арес, Фалло, Ауксо, Гегемона.
Гражданская присяга афинян
Эфебия
Ещё зимой Эпикур посетил родственников отца, живших далеко от Афин в селе около Браврона. Они удостоверили его происхождение перед главой дема, который должен был представить юношу к докимасии — проверке законности его притязаний на афинское гражданство. Тогда же вместе с несколькими сверстниками он прошёл в Совете проверку и был внесён в списки граждан. Скоро ему предстояло начать военную службу.
Ранней весной после Анафестерий, праздника поминовения мёртвых, был объявлен призыв эфебов. Новобранцы съехались в Афины со всей Аттики. Эпикур явился к Феогену, своему софронисту, командиру отряда Эгейской филы, в загородный дом, который он снял для иногородних призывников. В отряде оказалось около полусотни парней. Феоген выдал им форменные хламиды — прямоугольные серые накидки с пряжкой на правом плече, немного научил ходить строем, и они начали обходить афинские храмы, готовясь к принятию присяги.