— Знаете, — говорила она, то присаживаясь на ящик, то опять подходя к окну. — Один раз Георга очень долго не было. Я пошла ему навстречу и нашла за два квартала от дома спящим в какой-то подворотне. Когда я с трудом его разбудила и поставила на ноги, он шатался, как пьяный. Я еле довела его до дома. Утром он сказал, что только присел отдохнуть на минутку и совсем не помнит, как очутился дома. А ведь сегодня у них получка! Его могут по дороге избить и отнять заработанные гроши.

Мэри Шарп, накинув на плечи жалкий лоскут, когдато бывший шалью, и, попросив детей приглядеть за девочкой, ушла.

Прошло не меньше часа, а мать все не возвращалась, и дети начали уже строить разные мрачные предположения, когда дверь открылась, и в комнату вошел мальчик. У него была узкая впалая грудь и искривленные ножки с сильно утолщенными коленками. На бледном личике резко выделялись прекрасные черные глаза с длинными мохнатыми ресницами. Неописуемые лохмотья и рваные башмаки на босую ногу составляли весь костюм кормильца семьи — девятилетнего Георга Шарпа.

Увидев в комнате посторонних, мальчик ничем не выказал своего удивления. Он слегка кивнул им и сразу прошел к ящику-столу. Приподняв тряпку, служившую салфеткой, мальчик взял оловянную мисочку с несколькими холодными картофелинами и стал с жадностью есть, макая картофель в коробочку с солью.

Впрочем, он очень быстро, почти с отвращением, отодвинул от себя еду, мельком взглянул на лежащую в ящике сестренку и устало опустился на жалкое подобие постели в углу.

— Ваша мама пошла вас искать, — сказала Кюльжан.

— Я ее видел, — уже сонным голосом ответил Георг. — Я ей отдал деньги… Она побежала купить чего-нибудь. Она просила, чтобы я не засыпал до ее возвращения, но вы скажите ей, пожалуйста, пусть она меня не трогает. Я лучше поем завтра.

Поужинав хлебом с тоненьким ломтиком твердого, как камень, сыра — единственным, чем могла угостить Мэри Шарп, - Вася, Валерик и Кюльжан прикорнули в углу, подложив под головы какие-то лохмотья.

— Ничего, — утешала их добрая женщина, — когда вы принесете спою первую получку, я куплю вам старые мешки. Они стоят очень дешево. На корабельной верфи вы достанете стружек, и у нас будут чудесные постели. А завтра мы пойдем в работный дом, навестить нашего бедного отца. Вам будет интересно посмотреть город, а по пути я вам покажу фабрику, где можно попытаться поискать работу.

Несмотря на эти радужные перспективы, дети долго ворочались, задыхаясь в духоте подвала, и только под утро забылись тяжелым сном.

Утром они встали совершенно разбитыми, с чувством ломоты во всем теле. Георг еще крепко спал, но Мэри Шарп уже успела постирать снятые с сына лохмотья, и они качались на веревке, протянутой перед окном подвала. На ящике-столе был приготовлен завтрак: мисочка овсяной каши, сваренной на воде, хлеб и крохотный кусочек масла.

— Это только Георгу, — печально сказала Мэри Шарп, кивая на масло. — Он так устает, бедняжка! Что будет с нами, если…

Она поспешно отвернулась и прижала к губам край передника, вылинявшего до полной потери цвета.

Георг спал очень долго, и его личико чуть порозовело. Несколько раз мать протягивала руку, чтобы разбудить его, и тут же отдергивала. Наконец, мальчик проснулся, но не торопился вставать. Его взгляд рассеянно блуждал по комнате, пока не остановился на приготовленном для него завтраке. Он поднялся с постели, кое-как прикрыв свою наготу лохмотьями.

— Георг, надо умыться, — мягко предупредила его мать.

Мальчик только повел плечом и принялся за еду. Теперь он ел, не торопясь, старательно прожевывая пищу, смакуя маленькие кусочки хлеба с маслом, подвигаемые матерью. Насытившись, он опять лег на постель.

— Георг! Мы ведь с тобой хотели пойти к отцу, — неуверенно сказала миссис Шарп. — И разве плохо прогуляться за город? Там все-таки свежий воздух…

— Я лучше полежу еще, — вяло ответил мальчик. — У меня так болит спина.

Лицо Мэри Шарп приняло виноватое выражение. Она присела около сына, мягким движением погладила его головку. Георг принял ласку матери равнодушно. Он смежил глаза и под ее рукой снова впал в дремоту.

— Он может высыпаться только по воскресеньям, — сказала женщина. — С тех пор, как Георг стал работать, его не привлекают даже игры с товарищами. Я пробовала отдать его в воскресную школу, но он засыпал на уроках. Нет! Все-таки господь слишком жесток к нам, беднякам.