Пааам и нубиец с трудом подняли тяжелую крышку и обнаружили внутри второй золотой гроб, а в нем — третий. В этом последнем гробу лежала, вся усыпанная драгоценностями, мумия фараона. Пааам брезгливо снял с мумии драгоценности и, как ненужный хлам, бросил их в опустевший гроб. Завернув в снятое с гроба покрывало останки бывшего повелителя Египта, он легко поднял их и, просунув в пробитое отверстие гробницы, передал на руки нубийца, уже находившегося в первом зале. Шествие прежним порядком двинулось обратно.
— А мы-то с вами удивлялись богатству скифских погребений, — сказал Валерик. — Да скифский царь просто аскет по сравнению с египетскими фараонами. Сколько добра здесь пропадает!
Обсуждая увиденное в гробнице, Вася совсем забыл о Дозоре и тот, обретя самостоятельность, весело побежал вперед. У выхода из боковой галереи перед самым его носом шмыгнула летучая мышь. Такого нахальства не смогла бы стерпеть ни одна охотничья собака. Забыв все на свете, пес бросился за летучей мышью и, к ужасу Васи, побежал не наверх, к выходу, а вниз, где была устроена ловушка в виде колодца.
— Дозор, ко мне! — закричал Вася, бросаясь вслед. Крепкая рука Пааама впилась в плечо мальчика.
— Неразумный! — произнес он с укором. — Ты хочешь погибнуть вместе с собакой? Ее уже не спасешь.
Пронзительный лай Дозора слышался еще несколько мгновений, потом он оборвался визгом, и наступила мертвая тишина. Вася заплакал.
— За нарушение покоя усопшего бог смерти Анубис потребовал себе искупительную жертву, — торжественно сказал Пааам. — Хвалите бога, что его выбор не остановился на ком-нибудь из вас. Идемте скорее отсюда.
— Спустите меня в колодец на веревке, — умолял Вася. — Может быть, Дозор еще жив… Я достану его…
— Десяти веревок не хватит для этого, — возразил Пааам и добавил: — Противиться воле Анубиса — значит навлечь на себя его гнев.
Тем же порядком спустившись из входного отверстия гробницы на землю, все быстро направились к городу. Когда его очертания стали уже ясно видны, Пааам остановился.
— Подождите нас здесь, — сказал он путешественникам. — Я выполню клятву, данную над телом моего отца, и вернусь.
Пааам вместе с нубийцем, несущим мумию фараона, скрылся в темноте. Дети остались одни.
— Я больше не хочу его видеть, — сердито сказал Вася. — Это его проклятое суеверие помешало мне спасти Дозора. Уверен, что колодец был не так уж глубок. И никуда ему не надо нас провожать. Мы отправимся в дальнейшее путешествие прямо отсюда.
Теперь у нас на очереди феодально-крепостнический строй. Я столько читал художественной литературы, описывающей это время, что кажется, будто бы сам в нем жил. О времени Бориса Годунова и Емельяна Пугачева знаю по Пушкину. Эпоха Петра Первого хорошо изображена Алексеем Толстым. Крепостное право можно изучать по Салтыкову-Щедрину, Гончарову, Гоголю, Тургеневу, Герцену… Не знаю, как у вас, а у меня нет никакого желания попасть под розги какойнибудь госпожи Головлевой.
— Нет, — запротестовала Кюльжан. — Надо изучать все по порядку. Попробуй из какого-нибудь учебника выбросить несколько страниц, — ведь ничего дальше не поймешь. Так и здесь.
— Если ты боишься попасть к госпоже Головлевой, — сказал Валерик, — то нам и не обязательно изучать феодализм по России. Давайте отправимся во Францию. Меня лично эта страна очень интересует. Там были и крестьянские войны, и Парижская коммуна. И я очень люблю французских писателей: Жюля Верна, Виктора Гюго… Когда я прочитал про Гавроша, он даже мне во сне приснился.
— Я тоже люблю французских писателей, — оживился Вася. — Помнишь «Трех мушкетеров» Дюма? Интересно поближе познакомиться с народом, давшим таких хороших писателей. Только мы с писателями-то не встретимся. Нам ведь нужно в средине века, скажем, одиннадцатый или двенадцатый век. К тому времени, как окончательно укоренился феодализм.
— Решено! Мы отправляемся во Францию, в одиннадцатый век, — заключила Кюльжан.
