Слава Богам, ко мне никто не приставал с предложением покуролесить. Уж очень утомили меня и погоня, и этот пир. Провести остаток ночи с любимой Гвенвилл сил все же хватило.

Уснув под утро, встали с выгоном свиней в рощу. Эти поджарые, вечно голодные твари так орут по утрам, что проспать сможет разве что только глухой. Слава Богам, Гвенвилл уже не так спешила, как вчера.

Мы съездили на реку, выкупались. Плотно позавтракали в компании Уэна и Хоэля, ночевавших как компаньоны всадника в доме. Надев на себя все лучшее, неспешно выехали в Мутину.

Пленников с надетыми железными ошейниками, сковали попарно и, усадив на двух крепких лошадей, взяли с собой, чтобы свидетельствовали они о коварстве инсубров. По дороге я завел с ними разговор. Они без утайки поведали обо всем.

Узнал, что в Мельпуме (совр. Милан) — главном оппидуме (укрепленное поселение, замок, город) инсубров недавно умер Гратлон — их король. Его сын Дионат не смог удержать в повиновении всадников. Ну, не обладает будто он твердостью руки отца.

А тут еще и лингоны угнали в половине деревень инсубров скотину и посевы пожгли. Мне сразу стало понятно, что между смертью старого вождя и приходом на земли инсубров другого кельтского племени — лингонов — есть связь. И что воевать с инсубрами глупо. Тем интереснее стало быстрее попасть в Мутину, узнать, что решат вожди бойев.

Добрались к вечеру. От этрусков в Мутине остались только белые стены да загаженные навозом мостовые. Деревянные дома, по большей мере с соломенными крышами, ничем не отличались от деревенских. Правда, увидел я и каменные строения. К такому дому на круглой площади, когда-то бывшей этрусским форумом, мы и подъехали.

Нас вышли встречать две рабыни. Они узнали Гвенвилл и стали обнимать ее как родную. Нарадовавшись встрече, повели моих компаньонов и пленников к конюшням. Мы с Гвенвилл вошли в дом. За дверью, большой зал с растопленным камином.

Первая мысль: "Куда я попал? В сауну? На улице градусов двадцать пять. А тут — под пятьдесят, не меньше".

У камина в деревянном кресле сидит крепкий старик. Его волосы вроде седые, но не как сталь, — светлее, почти белые. Лицо молодое и только у глаз пролегли глубокие морщины. Голый торс, покрытый капельками пота, вызвал зависть: могучая грудь в шрамах, бицепсы, которым многие в моем времени позавидовали бы.

Увидев нас, он поднялся и медленно пошел навстречу бросившейся к нему Гвенвилл. Обнимая ее, он с любопытством поглядывал на меня. Наверное, посмотреть было на что: стою в новой кольчуге, опоясанный золотым поясом, с королевским мечом; шлем держу в левой руке, как белогвардейский офицер фуражку с достоинством королевича.

Стараюсь из последних сил выглядеть достойно: пот уже струится по вискам и спине, вызывая жгучее желание сбросить доспехи и одежду. Мысль о том, что каждую минуту кольчуга нагревается все сильнее и сильнее, вызвала приступ иррационального страха.

Гвенвилл что-то прошептала ему на ухо. Он поцеловал ее в лоб и протянул мне руку раскрытой ладонью.

Подхожу и пожимаю ему предплечье, видел, что так здороваются галлы.

Чувствую на своем "железную" хватку: "Да, ты крут. Понимаю — если что, церемонится, не станешь. Слава Богам, что сумел сбежать от похитителей! Довези они меня к этому дедушке — пел бы кенаром, только..." — густой баритон хозяина прервал мои размышления.

— Хундила, отец Гвенвилл и жрец Мутины, — представился он.

— Алатал, не помнящий родства, — отвечаю, как научила Гвенвилл.

— Пар костей не ломит. После зимовки в горах, я научился ценить, когда тело выделяет пот. Тебе жарко. Раздевайся.

С удовольствием сбрасываю кольчугу, уже не заботясь о том, как выгляжу. Пришлось нагнуться. Спасибо Гвенвилл, помогла и ушла в комнату, примыкающую к залу. Пока стаскивал с себя рубаху, она принесла табуретки и поставила их у кресла отца. Хундила уселся в кресло и пригласил присесть и нас.

Присели. Сидим как дети, ждем, что скажет патриарх.

— Рассказывай ты, — сказал так, что даже немой начал бы ему тут же что-нибудь рассказывать.

Я же решил говорить по существу.

— На вашу деревню напали инсубры. Мы с Гвенвилл убили с десяток их воинов, остальные, захватив скот, ушли на запад.

Хундила нахмурился, но не прервал меня, хоть я и сделал паузу, невольно реагируя на изменение настроения старика.

— Мы организовали погоню и отбили скот, захватили пленников. Сейчас они тут, в Мутине, мы привезли их с собой в качестве доказательства.

Жрец повеселел. Если быть точным, то все эмоции старика проявлялись только в глазах и движениях бровей. В отличие от других галлов, с кем мне приходилось общаться, этот обладал невероятным для них самоконтролем.

— Это хорошо, что вы вернули скот и захватили пленников...

Хундила хотел сказать что-то еще, но я позволил себе продолжить, будто воспринял слова жреца как похвалу, а не преамбулу.

— Гвенвилл полагает, что нападение инсубров может стать причиной для вторжения на их земли. Только это война не принесет бойям ни славы, ни добычи.

И отец и дочь, широко раскрыв глаза посмотрели на меня, не понимая, почему я так думаю.

"Сейчас, терпение, господа. Я буду вас удивлять!"

— Король инсубров Гатлон умер. Сейчас в Мельпуме безвластие, поскольку его сын не смог справиться со своеволием вождей кланов. Этим воспользовались лигуры. Они и сейчас грабят южные границы территории инсубров. Нападение на вашу деревню, как и на другие деревни бойев, вызвано не решениями короля или вождей кланов инсубров, а тем обстоятельством, что многие из них потеряли не только свой скот и посевы, но и дома и оппидумы.

— Откуда ты знаешь об этом? — спросил Хундила, снова нахмурившись.

— По дороге в Мутину я расспросил пленников.

Хундила кивнул. Я молчу. Использую паузу по полной, пытаясь сформулировать как-то помягче собственные амбициозные планы. Поскольку отец Гвенвилл смотрел на огонь в камине и как мне показалось, не собирается продолжать диалог, я решился озвучить задуманную авантюру.

— У бойев есть повод для сбора войска и вторжения к инсубрам, но только для того, чтобы клан Хундилы смог возвыситься, взяв под свою руку королевство инсубров, а разбив лигуров, на правах сильнейшего, и их земли.

Хундила оживился. Наверное, я невольно решил вопрос, над которым он размышлял, узнав об истинной причине, толкнувшей инсубров на разбой.

— Ты рассуждаешь, как друид. Хорошего мужчину выбрала моя дочь, — старик потер ладонями обеих рук колени. А что, если Алатал, не помнящий родства, на самом деле знатен настолько, что вынужден скрываться от заальпийских врагов у могущественных бойев? — бросает многозначительный взгляд, мол, ты меня понял? В знак согласия склоняю голову. Ход его мыслей мне понятен. — Сейчас я хочу поговорить с пленниками. Оставьте меня.

Мы ушли в выделенные для нас апартаменты. Я сделал это с огромным удовольствием. Общаясь с властным стариком, переволновался, и, оставшись наедине с Гвенвилл, почувствовал невероятное облегчение.

О чем Хундила беседовал с плененными инсубрами — ясно. Но когда утром я увидел их в приличной одежде с мечами на поясах, щитами в рост и длинными копьями, стоящими на страже у дома, задумался: наверное, Хундила не только одобрил мой план, но уже занялся его реализацией.

Изменилось и поведение Гвенвилл. Если ночью она была моей прекрасной валькирией, то с утра стала оказывать мне преувеличенную почтительность, будто я и правда королевского рода.

К обеду Хундила проветрил-таки свои апартаменты. Он пригласил влиятельных вождей бойев — Сколана и Алаша. За трапезой жрец недвусмысленно намекнул им, что готов оказать любую поддержку важной особе из-за гор. Что мне суждено владеть не только землями предков, но и инсубров и лигуров. Мол, верные люди получат нереальный профит, если окажут необходимую поддержку именно сейчас. Он намекнул — все предприятие надлежит держать в тайне, чтобы кланы Боннонии не прознали о грядущих великих делах мужей Мутины.