– Да пропади ты пропадом! – воскликнул капитан и побрел пешком на автобусную остановку.

Глава, в которой наш герой в очередной раз убедился, что чем больше в армии дубов, тем крепче оборона, и что чем многонациональнее дружный воинский коллектив, тем он крепче дружит. Однако дружба эта идет порой не на жизнь, а на смерть…

Постепенно Громобоев втянулся в рутинную учебно-боевую жизнь танкового батальона: ежедневно проводились либо занятия в классах, либо стрельбы, либо вождение, либо работа на технике. Каждую неделю раза по два, по три роты рано утром еще в темноте выезжали на полигон и возвращались после полуночи. Эдуард обычно руководил учебным местом по гранатометанию, и хотя риск тоже есть, но это лучше, чем торчать на вышке вместо руководства с комбатом. Несколько раз солдаты в темноте стреляли по ней по ошибке из пулемета и раз бабахнули выстрелом из вкладного ствола. Хорошо, пули пролетели мимо и, к счастью, обошлось без жертв…

На вооружении танковых рот стояли старенькие Т-55 и Т-62, возрастом лет по двадцать, новее техники не было, но зато были и более древние мастодонты, времен Великой Отечественной войны – ИС-3. Эти тяжеленные махины многие годы без движения пылились в боксах, но числились боевыми единицами. В принципе, для укрепрайона вполне подходящая техника: танк как танк, поставить его в заранее отрытый капонир – и будет долго и успешно сдерживать атаки противника.

Но в очередной раз началось сокращение армии, и руководством было принято решение о списании устаревшей техники, ведь в частях и на складах скопилось более восьмидесяти тысяч танков всех модификаций. Большую часть решили пустить на переплавку, некоторые экземпляры – в музеи и на памятники. Технику Карельского укрепрайона тоже решили сократить: один танк заказали в Англию, один в Америку, один во Францию, подарки бывшим союзникам по войне.

Комбат Туманов получил задачу перегнать танки на станцию погрузки. Приказ есть приказ, а как его выполнить? Транспортеров-тягачей не дали, а по асфальту эти громадины не погонишь – проломит и свернет все дорожное покрытие! Решили гнать ночью в обход по проселкам, по полям, через ручьи и болота, благо они скованы льдом. Мороз ночью ударил нешуточный, под тридцать, а в танке так же холодно, как и за бортом. Двенадцать офицеров и прапорщиков сели за рычаги и погнали технику. Чтобы не заблудиться и не сбиться с пути, вдоль намеченной трассы поставили солдат с фонарями и разожгли сигнальные костры.

Первый же танк – едва вышел за ворота – сразу провалился в болото, до утра его вытаскивали другим танком и тягачом, но остальные бронегиганты один за другим уходили в непроглядную тьму, чтобы стать историей. Только к следующему вечеру все танкисты вернулись с погрузки. Перепачканные офицеры бурно делились впечатлениями. На сухую дело не пошло, старшина метнулся за спиртом: усталым командирам после «ледяного» марша требовалось отогреться и расслабиться.

– До чего тяжелая в управлении машина, – потирая натруженные руки, сетовал Шершавников. – Ладно, у меня лапы огромные и мой кулак величиной с голову ребенка, и то с трудом справляюсь и искренне удивляюсь, как обычные мальчишки-водители в войну ими управляли?

– Неуклюжая, тяжелая, но машина хорошая, – поддержал разговор ротный Демешек. – Кажется, вот-вот в болоте застрянет, но рычит, ревет, борется и выползает!

– Давайте выпьем за оружие Победы! – предложил Туманов. – Чтоб им хорошо стоялось обелисками в России и за рубежом!

Эх, как же тяжко и нервно служить в части, которую навещают ежедневно многочисленные проверяющие. Ну а кого еще проверять, конечно же тех, кто находится в непосредственной близости от высокого начальства! Пожелал генерал или полковник показать свою работу, садился этот руководитель в служебную машину и отправлялся в войска. А какие войска рядом? Правильно, пулеметный полк, размещенный в пригородном укрепрайоне. Час туда, час обратно и несколько часов удовольствий и развлечений. Отлюбил офицеров полка, отодрал в хвост и в гриву и уехал с чувством выполненного долга.

Страна постоянно бурлила, и что ни день, то либо происшествие, либо катастрофа, либо межнациональный конфликт. Трясло Узбекистан, Киргизию, Грузию, Молдавию, Армению и Азербайджан, бунтовали республики Балтии. Солдаты получали письма из дома, обсуждали новости с земляками, косились на командиров. Батальон был сложным по национальному составу, как, впрочем, и вся армия. Офицеры были, как правило, русские, украинцы и белорусы, а солдаты, наоборот, в основном азиаты, кавказцы, хотя было и немного славян.

В батальоне главными нарушителями воинской дисциплины были азербайджанцы. Один из них, Мамедов, только вернулся из дисциплинарного батальона по амнистии, прослужив (просидев) лишний год. В дисбат он загремел за то, что втроем с земляками избили молодого русского сержанта, проломив ему голову. Двое угодили в тюрьму, а самый молодой по сроку службы Мамедов попал на три года в дисциплинарный батальон. Уж чем он там так хорошо зарекомендовал себя, что попал под амнистию, трудно сказать. Этот недомерок служить не хотел – сам не служил и другим не давал, всех земляков к неповиновению подстрекал. Мамедов, Гасанов, Ниязов, еще один Мамедов, каждый день одно и то же: работать не желают, пререкаются. Из нарядов они не вылезали, и время от времени сажали этих Мамедовых да Гасанова на гауптвахту.

Как-то раз слышит Громобоев, что в кубрике взвода обеспечения раздаются хрипы и визги, забежал и увидал такую картину: фуражка комбата валяется на полу, а сам Туманов держит Мамедова за горло, подняв над собой и прижав ко второму ярусу кровати. Солдатик пытается отбиваться, сучит в воздухе ножками, хрипит, брызгает слюной и вот-вот отключится. Что делать? Спасать или дать додушить? Решил спасать – зачем комбату из-за этого подонка в тюрьму садиться. Выхватил из рук Туманова мерзавца, разжал пальцы, а тот лежит на полу, хрипит и угрожает:

– Не прощу! Зарежу! Убью…

Еле-еле удержал Туманова, чтоб тот снова его не пришиб. Вызвали дознавателя, составили протокол, лист беседы, а Мамедов лишь посмеивается:

– Да не было ничего. Наговаривают. Ну, повздорили мы слегка, не поняли друг друга. Я всегда все выполняю, придираются ко мне.

Сидит улыбается, отвечает на все вопросы дисциплинированно: так точно, никак нет, есть, слушаюсь!

Дознаватель разводит руками:

– Греха с ним не оберемся, если дело в суд передадим – обоюдная драка.

– Но ведь мы обязаны по уставу добиваться выполнения приказа любым способом! – кипятился комбат.

– Понимаете, он, находясь в дисциплинарном батальоне, хорошо изучил Уголовный кодекс, да еще и адвоката-земляка на судебный процесс пригласят. Ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Работайте, воспитывайте! Собирайте материал: рапорты, заявления, объяснительные, показания пострадавших. Или дождитесь более крупного ЧП.

– Вот спасибо, успокоил, – разозлился комбат. – Ждать, когда он кого-то убьет?

– Ну зачем же – сразу убьет! Побьет солдата, в самоволку уйдет, украдет чего…

Надо было что-то делать, и Громобоев решил написать письма домой всем этим мерзавцам: родителям, в школу, в милицию, в военкомат. Ответов не получил, однако вскоре Мамедов подошел и с обидой в голосе заявил:

– За что вы меня так опозорили? Мама ругается, папа ругается! Я этого не прощу.

После ругательных писем в военкомат, в сельсовет, в школу к Эмину Гасанову приехал отец, маленький, сухонький, с глубокими морщинами на лице, такой суетливый старичок с палочкой. Оказалось, этот разгильдяй-боец последний ребенок в семье, папе давно за шестьдесят, нормальный труженик, сорок лет провел за баранкой грузовика. Папаша прямо в канцелярии принялся дубасить тростью нерадивого сыночка.

После писем на родину и посещения старика Гасанова азербайджанцы на время чуть притихли, но тут, как назло, у них дома начались погромы со стрельбой и резней. В полку пошли регулярные стычки между армянами и азербайджанцами. Тот год выдался конфликтным: то в Узбекистане вспыхнуло между местными и турками-месхетинцами, то в Молдавии начали бузить гагаузы, то начались волнения в Грузии и попытки отделиться от нее Абхазии, затем потребовали независимость Прибалтийские республики. Малые конфликты постепенно перешли в крупные столкновения, а вскоре на Кавказе и вовсе началась настоящая война за Карабах.