Время все шло. Исправник горел нетерпением, в ожидании появления Чуркина, курил папиросы и по временам перекидывался замечаниями с волостным старшиною. Из задних ворот дома Чуркина вышла какая-то старушка и направила шаги свои к овину. Её заметил Деревянко и, толкнув локтем старшину, сказал ему на ухо:

– Баба к нам идет!

Исправник переглянулся с старшиною, у обоих застучало сердце.

– Шабаш, всё потеряно, – шепнул исправник.

Старшина покачал головой; но испуг был напрасный, – старушка миновала овин и пошла в поле, постояла недолго за овином, поглядела в сторону деревни Ляховой и возвратилась в дом.

– Ну, слава Богу, ушла, – сказал старшина.

– Надо ждать, Чуркин непременно явится: это, кажись, мать его выходила, значит, дожидается.

Старшина согласился с мнением Семена Ивановича. Деревянко вынул из кармана свой револьвер, осмотрел его и снова спрятал.

Настал полдень; деревенские женщины, в сопровождении своих ребятишек, с песнями отправились из селения к речке, у которой отдыхало стадо; у каждой из них имелось в руках ведро для молока. Затем они возвратились обратно в деревню и разошлись по домам, а засада все ещё находилась в овине, поджидая Василия Чуркина. По дороге из деревни Ляховой показались два человека; они шли медленной поступью и, изредка останавливаясь, о чем-то вели между собою разговор. Появление их не ускользнуло от внимания исправника; он обратился к старшине и сказал:

– Видишь, идут, не Чуркин ли это с кем-нибудь из своей шайки?

– Нет, это, должно быть, здешние мужички, – Чуркин так не пойдёт, – ответил тот.

Деревянко, на всякий случай, приготовил револьвер и держал его в руке. В лесу послышался выстрел.

– Что это такое значит? – спросил исправник у старшины.

– Охотник, знать, какой-нибудь выпалил, – сказал старшина.

– А я думаю, не наши ли это сражаются с разбойником?

– Зачем они туда пойдут? Небось, в овине сидят.

Два человека подошли по дороге к деревне; догадки старшины оправдались: это были крестьяне из деревни Барской и оба под хмельком. Вот они миновали овин, повернули в переулок и скрылись в деревне.

– Нет, знать, Чуркина мы тут не дождёмся: пронюхал как-нибудь об облаве, вот и нейдёт, – сказал Семён Иваныч.

– Надо подождать, долго сидели, а часик-другой куда ни шло, – заметил старшина.

– Скоро два часа, – взглянув на свои часы, проговорил исправник.

Старшина молчал. Прошёл и ещё час, а разбойника все не было. Только в половине четвертого, увидали они идущего скорой походкой от деревни Ляховой высокого человека, в длинном халате желтого сукна; он шёл, как волк, оглядываясь по сторонам.

– Вот это идёт Чуркин, – пристально вглядываясь вдаль, скороговоркой произнёс старшина.

У исправника при этих словах по телу пробежали мурашки, на лбу выступил холодный дот; Деревенко же был невозмутим. Все притаили дыхание.

Человек этот был действительно разбойник Чуркин. Он быстро подошёл к задним воротам, отворил калитку и скрылся на дворе. Исправник вполне убедился, что это был разбойник и совершенно притом растерялся.

Старшина посоветовал ему подождать нисколько минут, оправиться и затем приступить к делу.

Прошло десять минут; первым из овина вышел старшина, за ним исправник и его рассыльный.

– Ну, теперь не уйдёт, наш будет, – ободряя себя и своих спутников, сказал исправник, направляясь к дому Чуркина. Все трое подошли к задним воротам, попробовали было отворить в них калитку, но она оказалась запертой.

– Стой здесь, в случае, если разбойник покажется в воротах, то не давай ему ходу, бей в него из револьвера, – сказал исправник своему Деревянко.

– Слушаю, ваше благородие, – держа наготове оружие, отвечал тот.

– Ты, старшина, ступай справа около дома, а я пойду слева, у ворот сойдёмся, – шепнул Семён Иваныч начальнику волости.

Оба они, от волнения и страха, тряслись, как осиновый лист. Обойдя кругом дом, они сошлись у передних ворот его. Старшина поднял в деревне тревогу, на которую крестьяне явились немедленно, остановившись перед домом разбойника. Исправник, оглядывая окна той избы, заметил, что под одним из них валяются стекла от выбитого звена, и что само окно было заткнуто подушкою. Не прошло четверти часа, как ворота дома отворились, и на улицу из них вышла мать Чуркина, поклонилась исправнику и собравшимся крестьянам во главе старшины.

– Сын твой, Василий, дома? – спросил у ней исправник.

– Нет, кормилец, он у нас и не бывает, – проговорила та.

– Врёшь, старуха, мы сейчас видели, как он вошел в задние ворота.

– Не веришь, поди, сам погляди.

– Зачем это у тебя окно разбито?

– Ребятишки шалили и разбили его.

– Хорошо, мы с тобой после ещё поговорим. Старшина, бери народ и принимайся за обыск.

Тот скомандовал мужичкам, и в какие-нибудь пять минут, двор и самый дом Чуркина наполнились народом, принявшимся обшаривать везде, куда только было возможно проникнуть человеку. Исправник вошел в избу. Старик, отец Чуркина, встретил его поклоном.

– Василий дома? – спросил у него Семён Иваныч.

– Какой такой Василий, сын, что ли, мой? – вопросил старик.

– Ну да, мы сами видели, как он в задние ворота вошел.

– Нет, мы его два года уже не видали.

– Что с ним толковать, ребята, обыщите!

– Чего искать-то, ваше благородие, я сам бы его выдал вам, если бы он был здесь, – как бы обидясь, сказал старик Чуркин.

– Кто это у тебя на печи-то стонет? – спросил Семён Иваныч.

– Сноха, жена Василья; ей только вчера Бог дочку дал, вот она и мается.

– Ребята, поглядите, не лежит ли там ещё кто?

– Никого нет, одна только она мешается, взглянув на печь, доложили крестьяне.

– Подымай пол, зажигай огонь! – слышалась команда.

В избу вошёл Деревянко и доложил исправнику, что в задние ворота никто не выходил, а затем вместе с крестьянами принялся осматривать подполье.

– Хорошенько ищите, нет ли там тайников каких! – слышался голос исправника.

– Так не узнаешь, ваше высокородие, щуп бы надо, – кричал из подполья рассыльный.

Принесли шомпол от ружья и передали его Деревянко, который и начал им пороть землю, но ничего, по осмотру, не оказалось. Осмотрели чердак, крышу дома, трубу, печку, двор, но Чуркина не нашли: он как бы сквозь землю провалился.

Исправник, переговорив с родителями разбойника и ничего от них не допытавшись, вместе со старшиною и несколькими местными жителями, отправился из деревни в село Запонорье, для составления протокола о произведённом обыске. Идя дорогою, он вспомнил о становом приставе, который до сего времени не показывался. Послал в известный овин сказать ему, чтобы и он явился в правление. Деревянко и старшина исполнили его приказание и, догнав Семена Ивановича на мосту речки, доложили, что в овине, ни станового пристава, ни Корякина, ни г-на Шварца они не нашли.

– Куда же они девались? – сказал исправник, пожимая плечами.

– Не знаем, – отвечал старшина.

– Выстрел в лесу что-нибудь, да значит; вероятно, была какая-нибудь там оказия, – произнёс его высокородие.

– Все может быть, не прикажете ли осмотреть опушку леса, не там ли пристава?

– Оно следовало бы, пошлите туда сотского и несколько человек понятых.

Сотскому был отдан таковой приказ; он собрал человек двадцать народу и повёл их в лес.

Вся деревня Барская и село Запонорье были от такой тревоги на ногах; даже сам батюшка вышел на улицу полюбопытствовать, встретился с исправником, узнал, в чем дело, и пошёл к себе на пчельник.

Волостной писарь давно уже распорядился поставить самовар и приготовил закуску, зная, что исправник и бывшие с ним ничего в течении всего дня не пили и не ели, за что и получил от Семена Ивановича благодарность с пожатием руки.

– Пошлите, пожалуйста, в деревню Новую, к старшине, и скажите, чтобы они запрягли наших лошадей и ехали бы сюда, – сказал исправник волостному старшине, жадно допивая первый стакан чаю.