© Л.И. Моргун. Литобработка, редактирование текста, примечания. 2018.

© ООО «Остеон-Групп», 2018

Эта история произошла не так давно, каких-то полтораста лет тому назад – минута в историческом масштабе. На Диком Западе в эти годы вовсю орудовал знаменитый Джесси Джеймс, промышляли Буч Кэссиди и Санденс Кид, трясли чужие карманы Чёрный Барт и Мыльный Смит. Однако, что мы всё о Западе? А как вёл себя отечественный криминалитет в это тревожное, неспокойное время, когда весь цивилизованный мир только-только отошёл от Крымской войны и стремительно приближался к Франко-Прусской? Ростов-папа и Одесса-мама тогда еще не образовали из себя сладкую криминальную парочку, и весь отечественный преступный мир сосредоточился в основном в двух русских столицах, причём лидировала Москва и ближнее Подмосковье. Именно там простой Богородский парень Вася Чуркин занялся своей преступной деятельностью и сколотил шайку отморозков, которые наводили ужас на подмосковные городки и посёлки. Причём, надо отдать ему должное – Чуркин не ограничился вульгарным гоп-стопом, а активно занимался фальшивомонетничеством, изобрёл такой прочно прижившийся у нас вид преступлений, как рэкет. Благотворительностью он не занимался, но активно облегчал капиталы зажиточной части крестьян: мироедов, кабатчиков и ростовщиков. Назвать его, правда, этаким «Робин Гудом» язык не поворачивается – Вася был мужик прижимистый, максимум на что могли рассчитывать деревенские мужички, с которыми он водил кампанию – разве что на ведро водки выкатит (сам он, кстати сказать, почти не пил, от чего и продержался на свободе относительно долго). Но на его стороне было и девственное, практически младенческое состояние отечественного уголовного сыска. Проявляя чудеса изобретательности и маккиавеллиевского коварства на ниве борьбы с инакомыслием, отечественный уголовный розыск 2-й половины XIX века демонстрировал миру свою почти полную беспомощность перед лицом вульгарных бандитов.

Будем самокритичны – в те годы герой Конан-Дойла ещё не изобрел дедуктивный метод, Ломброзо не осчастливил человечество классификацией преступных типов, а метод Бертильона пребывал во младенчестве. Поэтому следствие велось по-старинке. Не вооружённые научными достижениями сыщики того времени работали кто во что горазд – в те годы не изобрели ещё даже дактилоскопии! Оставалось надеяться на свидетельские показания и «царицу доказательств» – признание самого преступника!

Надо понимать и психологию русского крестьянина, который без году неделя как освободился от крепостной зависимости и не совсем понимал как это – быть свободным человеком? Благоразумие подсказывало, что на всякий случай надо слушаться вышестоящего начальства, а таковым в его глазах представал любой чиновничий или полицейский чин, да и местные крестьянские вожаки-старосты. Крестьян сгоняли на облавы, ловить вооруженных бандитов, не дав им самого элементарного вооружения, зачастую даже без всякого инструктажа. Им противостояли отпетые бандюганы без чести и совести. Кровожадность тогдашних бандитов отчасти можно было понять – только свидетель способен был припереть разбойника к стене, поэтому свидетелей преступлений, как правило, в живых не оставляли.

Сознавая несоразмерность сил своей маленькой уголовной армии в сравнении с полицейско-правовым аппаратом всей Российской империи, Василий Чуркин в считанные годы превратил свою шайку в самую настоящую ОПГ со своей полицией, агентурой, конспиративными квартирами и логистическим аппаратом. Однако силы оказались неравны; в итоге Чуркин и его команда были пойманы и получили долгую и постоянную прописку в Сибири, на Сахалине и в прочих каторжных уделах, на которые так щедра было Российская пенитенциарная система. Тем не менее память о нём не угасла. Во-первых российские СМИ того времени уделяли подвигам чуркинской шайки самое пристальное внимание. Когда же она оказалась разгромленной, за дело взялись историографы. Первым из них стал Николай Пастухов. Откопав в полицейских архивах многие тома протоколов и допросов, он сваял эпопею из пяти томов, которые вышли массовыми тиражами. Затем за дело взялись эпигоны. И в мир явился жанр боевика – классом ниже детектива, но отнюдь не менее увлекательный.

Николай Иванович Пастухов (1831–1911) родился в мещанской семье в городе Гжатске Смоленской губернии. Его родители были небогаты, и он не имел возможности получить хорошее образование. С детства будущий «основатель мелкой московской прессы», как называли его впоследствии, пристрастился к чтению, писал стихи. В юности его образование было ограничено умением читать и считать. Рано оставив учёбу, Пастухов сменил множество профессий: торговал в собственной лавке, служил на московском почтамте, выступал фокусником во время праздничных народных гуляний. Работал он и разъездным контролёром и поверенным по винным откупам.

В 1860-е гг. Пастухов начал писать корреспонденции в «Русские ведомости» и «Современные известия», а также для «Петербургского листка» – первого «малого» издания России, редактором которого был АА.Соколов. Здесь он публиковал «Письма из Москвы», имевшие большой успех. Его заметки любопытны, точны, кратки. За ним прочно закрепилось имя «первого репортера в Москве», а вскоре и «короля репортажа».

В 25-летнем возрасте Пастухов уехал в Москву, где, скопив денег, открыл пивную лавку на Арбатской площади. К числу завсегдатаев заведения относились будущий адвокат Фёдор Плевако и его однокурсники. Их разговоры стали основой для самообразования Пастухова: он начал читать те книги, что обсуждали студенты, и писать заметки для «Современных известий» и «Петербургского листка» (там они печатались под рубрикой «Письма из Москвы»). Кстати Плевако же и подсказал Пастухову идею о собственной газете, а затем и вошёл впоследствии в число её постоянных авторов. В мае 1881 года Пастухов обратился к министру внутренних дел Николаю Игнатьеву с просьбой разрешить выпуск ежедневной газеты «Московский листок». Заручившись согласием и получив от знакомого купца «стартовый капитал», Пастухов открыл редакционную контору на Софийской набережной.

В 1881 г. Н.И.Пастухов начал выпускать собственную газету «Московский листок». Он первым из русских газетчиков стал ориентироваться на максимально широкий круг читателей – в основном малообеспеченных. Чтобы привлечь эту аудиторию, он даже печатал газету на самой дешёвой бумаге, пригодной для изготовления самокруток.

Газета, изначально рассчитанная на малоимущие слои, оказалась жизнеспособной, а сам Пастухов, как отмечалось спустя годы в его некрологе, был признан основателем жанра репортажа в российской журналистике. Несмотря на то, что фельетоны и беллетристика, публиковавшиеся в «Московском листке», вызывали недовольство в рядах интеллигенции, тиражи росли. В 1882 году Пастухов смог на личные средства построить типографию. К концу жизни он входил в число московских миллионеров.

Став редактором «Московского листка», Пастухов начал дважды в неделю печатать на её страницах собственный роман в четырёх книгах «Разбойник Чуркин». Вместо фамилии он ставил подпись «Старый знакомый», но, по заверению Гиляровского, вся Москва знала, кто скрывается под этим псевдонимом.