– Что ему нужно от меня? – спросил его высокоблагородие.
– Не знаю-с, только говорит, что по весьма нужному делу.
– Все равно, может вам передать!
– Я уже допытывался, в чем дело – не говорит.
Исправник сел в свою бричку, пригласив с собою смотрителя, и поехал в тюрьму, где вызвал к себе в особую комнату желавшего видеть его арестанта и спросил:
– Ты что, братец, скажешь?
– Есть до вас, ваше высокоблагородие, дельце.
– Какое, в чем оно заключается?
– Вы, я слышал, ищете Чуркина?
– Ищем, ну, тебе-то что до этого?
– Я знаю, где его можно взять.
– Ну, говори, где?
– Даром не скажу, пятёрку соблаговолите, тогда все открою.
– Жирно будет, вот тебе пока рублёвку, а если скажешь правду, да мы его схватим, тогда красненькой не пожалею.
Арестант взял рублёвую бумажку и пояснил, что ему хорошо известно о том, что Чуркин очень часто бывает в деревне Тереньковой, у крестьянина, по прозванию Карась, у которого есть в доме всякие тайники для его убежища.
– От кого же ты об этом слышал?
– Арестанты рассказывают. Только об этом вы им не говорите, иначе они меня убьют.
– Ну, хорошо, ступай с Богом, никому не скажу о твоём секрете, – ласково сказал исправник и оставил тюрьму.
Бричка покатила по улице и остановилась у дома градоначальника. Деревянко ожидал у крыльца и по знаку исправника быстро уселся рядом с ямщиком на козлы.
– Револьвер взял? – спросил у него исправника».
– Захватил, – ответил тот.
– Ну, с Богом, трогай, – крикнул его высокоблагородие ямщику.
– Куда прикажите?
– В Запонорье, закурив сигару, – сказал отец-командир.
Кони рванулись вперед, колокольчик залился под дугой; граждане, провожая исправника глазами, подумали: «Ну, знать, опять на охоту за Чуркиным отправился».
Становой пристав 1 стана, в свою очередь, с раннего утра был в дороге, разъезжая по селениям и расспрашивая у мужичков, не видали ли они где-нибудь разбойника.
– Видели, батюшка, видели: вчера в нашем лесу за бабами гонялся, – отвечала ему старушонка в одной немудрой деревушке.
– Говорили вы о том своему деревенскому старосте?
– Как же, родимый, сказывали, – уверяла бабушка.
– Врёт она всё, ваше благородие, бабы-то после рассказывали, что они пень за Чуркина приняли.
Пристав повел на них глазами и произнёс:
– Зря нечего говорить, этим вы нас только в заблуждение вводите.
– Верно, ваше благородие, Чуркина здесь не было, вот-те Христос не было, старались уверить станового крестьяне.
Старушка стушевалась. Становой уселся в свой тарантас и приказал кучеру ехать на просёлочную дорогу, ведущую из Коломны на Егорьевск, надеясь там встретиться с исправником. Он не ошибся в своём расчете, и неподалёку от селения Загарья действительно увидал бричку исправника:, остановив лошадок и дождавшись своего начальника, становой поехал за ним в Загарье.
Когда они достигли до упомянутого селения, солнце уже давно свернуло с полудня: экипаж исправника остановился у дома местного лавочника Шварца, торгующего и до сих пор в том селе скобяным товаром. Хозяин вышел к нему на встречу и принял дорогого гостя с ласковым приветствием. Становой последовал за исправником в хижину добродушного торгаша, и власти расположились у него запросто.
В этот же день становому приставу 2-го стана кто-то донёс, что разбойник Чуркин с несколькими своими товарищами прошёл в Павловский Посад, и там его видели в кабачке Григория Власова Пухова. Само собою разумеется, что пристав немедленно туда отправился. Собрав понятых, он окружил незаметным образом упомянутый кабачок, а сам с несколькими из них вошёл в него. Приступив к обыску в задней каморке, он наткнулся на трёх неизвестных ему лиц и подумал: «ну, наконец-то, попался душегубец», и спросил у первого из них:
– Ты кто?
– Крестьянин деревни Щекутовой, Андрей Терентьев, – отвечал тот.
– А ты откуда? – обратился пристав к другому.
– Я – крестьянин деревни Назаровой, Пётр Иванов.
Пристав поглядел на них с каким-то недоверием; в голове его блеснула мысль, не обманывают ли они его, и нет ли между ними действительно разыскиваемого разбойника, которого он никогда в глаза не видал. В таких размышлениях он подошёл к третьему незнакомцу, человеку уже довольно пожилому, и спросил:
– А ты, дедушка, кто и откуда?
– Меня зовут Василий Ефимович Чуркин из деревни Барской.
Становой немножко попятился от него, сложил крестообразно на груди руки, установился на старика глазами и произнёс:
– Знаешь ты Василия Чуркина?
– Как не знать, родимый, он сын мой, – отвечал тот.
– Где же он? здесь?
– Нет, зачем он сюда попадёт?
– Но ведь ты знаешь, где он?
– Как мне знать? Я его более года не вижу.
– Сам-то ты зачем сюда пожаловал?
– У судебного следователя был: сын мой Иван за Василия арестован.
– Он-то за что попался? Убил, что ли, кого!
– Нет, взяли его так, зря. Василий-то лесника у нас маленько поучил, больной он теперь лежит, а Ивана отвечать за него заставляют! Вот я и пришёл на поруки его взять, а следователь его не отпускает.
– Зачем втроём-то сюда забрались?
– Переночевать зашли. Григорий Власьевич нам сродни доводится.
После всего, пристав обыскал двор кабачка, чердак, побывал и в подполье, но разбойника не найдя составил акт, под которым подписались и понятые люди.
– Прошу вас, господа, всё-таки понаблюдать за этим кабачком: видите, Пухов разбойнику сродственник будет, – усаживаясь в свою повозку, сказал понятым пристав.
– Слушаем, батюшка, Николай Алексеевич, постараемся, – ответили те, отвешивая ему поклоны.
Исправник и становой пристав 1-го стана, войдя в дом Шварца, где мы их на время оставили, занялись чаепитием. Добродушный хозяин поставил на другом столике закуску, конечно, не забыв при этом и о водочке. Фигурка Шварца не отличалась типичностью: он был небольшого роста, худенький, но, не смотря на эту невзрачность, обладал энергичным характером. Разливая гостям чай, он решился спросить у них, по каким делам Бог занес их в деревушку.
– На облаву собрались за Чуркиным! – ответил исправник.
– В каких же палестинах рассчитываете вы за ним поохотиться?
– Тут, неподалёку от вас.
– Скажите, я ведь, знаете, сам против разбойника: надоел он нам, сколько с одного меня куртажу перебрал.
– Сами виноваты, зачем даёте!
– Отказать нельзя, сожжёт или застрелит; небось, вам известно, как он с лесником поступил.
– Да, знаем; жив он или нет?
– Жив и поправляется.
– Семён Иваныч, ему можно сказать, – обратился пристав к исправнику.
– Думаем захватить его в собственном доме, в деревне Барской, верные сведения получили, что он там пребывает, – протянул исправник.
– Возьмите меня с собой, я с большой охотой пойду.
– Очень рады, возьмём.
– Так я собираться буду, револьвер с собой захвачу, а не то ружьё.
– Берите, что вам угодно, но нам ещё раненько, надо подождать, пока солнышко сядет.
– Тем лучше; по холодку-то и лошадкам легче бежать.
– Скажите, Семён Иваныч, как вы думаете распорядиться насчёт облавы? – вопросил пристав.
– А вот сейчас поведём речь о том; я полагаю, чтобы поймать Чуркина в доме, есть только одно средство зажечь ночью в овинах, впереди и позади его хижины и оттуда наблюдать за его появлением в деревню, – важно, с подобающим ему достоинством, произнёс Семён Иваныч.
– В какое же время вы полагаете устроить эту засаду? – полюбопытствовал становой.
– Ночью, часов в двенадцать, думаю.
– Так-с; план задуман, по моему, весьма удачно.
– Я со старшиной и рассыльным залягу в овине, позади дома Чуркина, а вы с г. Шварцем сядете в другом овине, против окон того же дома.
– Отлично, но мне ещё третьего надо бы пристегнуть на всякий случай.
– Можно, кого-нибудь найдём, – сказал исправник.
– А слышали вы, Семён Иваныч, говорят, брат Чуркина, Степан, который был за фальшивые деньги сослан в Сибирь на каторгу, опять здесь появился? – сказал господин Шварц.
