Прошёл час, когда волны прекратились плескаться об борт лодки. Мы чуть-чуть не осилили отметку в километр, (половина пути) как потеряли Града. Немыслимо длинный гуттаперчевый хвост аллигатора, показавшийся из воды, поволок бойца в воду. Мы ничего не успели сделать, как тысячи мелких зубов прокусили тому голову. Град ещё был жив — пальцы рефлекторно нащупали курок на автомате, с которым его несло по течению. Началась бессмысленная и беспощадная пальба в воду. Горец и Глыба прямо обезумели. Спустя минуту пули прошибли панцирь мутанта. Существо всплыло кверху брюхом. Течение сделало своё дело и снесло пресмыкающееся вместе с трупом диггера туда, «на другой берег Стикса».

— Вечная тебе память, друг — Горец направил лодку дальше, проскакивая роковую черту в километр.

Стены здесь уже были потрескавшимися, кабели висели клочьями, словно их кто-то нарочно срывал невиданной лапой хищника. Около меня проплыла лампа освещения. Хорошо, что не кость или оторванная конечность. Порядком устал от такого. Тоже самое читалось в измученных лицах Горца и Глыбы. Последний вообще замкнулся в себе, обречёно глядя в воду на свой страх и риск. Я хотел разрубить гордиев узел, покончив с затянувшимся молчанием, но, как назло, в голову ничего не лезло. Лишь представил, что когда-то здесь ходили поезда, бурлила жизнь. Скорее, походило на фантастику, созерцая в данный момент мелких рыбёшек, плескавшихся в воде. Внутреннее чувство подсказывало, что это — пираньи. Почти как в водах Охты.

Хищник появился на полутора километрах пути. Оставалось только гадать, как природа могла Такое породить, пусть и под воздействием радиации, водной стихии и отсутствием света. Вначале поднялись огромные волны и плыть становилось нереально. Мысль одна — не потонуть бы, ибо течение и пираньи сделают с тобой что угодно. Там и родная мать не узнает. Нечто надвигалось из тьмы. Стены по-прежнему дрожали, путевые провода вовсе отсутствовали, как, впрочем, и часть стен. Впечатление, словно на данном участке беспощадно колотили по цементу железным шаром.

— Где ты, сучья тварь?! — завопил Горец. Боец встал, начиная посылать пули вперёд, в сторону нараставшего гула. Тухлая вода билось в лицо. Ответ последовал незамедлительно.

Из воды взмыли две гигантских клешни, направлявшиеся в нашу сторону. В последний момент Глыба успел отскочить в сторону, чуть не упав за борт. Началась война. Я успел спустить три грёбаных коробки патронов, оставшись с одной. Клешни ушли так же быстро под воду, как и появились. Спустя мгновенье показался обладатель костедробильных лап. Растянутая морда с восемью глазами глядела на нас. Нет, это уже было что-то за гранью нашего понимания. Существо, то ли краб, то ли паук, то ли сраная рыба-молот, приближалось. Лучи фонарей выхватывали остекленевшие глаза, точно приклеенные бусинки. Неужели, на этом всё закончится?! Нет! Горец достал из нагрудного кармана невесть откуда взявшуюся гранату. Я это понял и по округлившимся глазам Глыбы. Они у него и так чуть не вылезали из глазниц, но сейчас достаточно было усилие, и очи точно выкатились бы наружу — успевай подхватить.

— Истина будет за вами — прошептал Горец, в два шага оказавшийся на самой корме лодке и третьим, прыгнув в пасть хищнику, под истошный крик Глыбы. ВСПЫШКА. На секунду моим глазам открылась истина. Нас могли специально сюда послать… Прямиком в ад.

Я бы не поверил, если бы кто заявил, что человек может пролететь с десяток метров на своих двоих. Или же засандалил по роже от всей души за лишний трёп. Но сейчас это всё происходило на моих собственных глазах. Здесь, в водах Стикса. Горец налету выдернул чеку и успел бросить её прямо в растянувшийся рот псевдокраба прежде, чем клешня разрубила его пополам.

— Молох, ложись!!!

Я всё понял и без слов Глыбы. Звук взрыва оглушил. Вначале я не мог понять, что происходит. Вокруг меня сплошная тьма. Как будто паришь в космосе в состоянии невесомости. Хм, знакомое ощущение. Жидкость принялась заливать лёгкие. Воздух утекал вместе с жизнью. Вода… Знакомый привкус ржавости. Откуда я его знаю?

Может, я уже умер?

И нет никого («Рита, это ты?»), кто бы это опроверг?

Тьма.

— Такой водой только свиней поить!

Мы отошли на 10 километров от Питера и устроили привал вблизи железнодорожной платформы Кузьмолово. Точнее сказать, платформа отсутствовала. Наверное, во время ядерного удара сему месту досталось как следует, хотя дозиметры показывали безопасный радиационный фон. Позади оставались немногим уцелевшие Лаврики и Капитолово. В последнем на нас напали мертвяки — люди, пережившие Катастрофу, но, по каким-то причинам, оставшиеся в живых. Вероятно, своё дело сыграл и химический завод ГИПХ, ответивший контрударом. Радиация обезобразила жителей, но оставила страдать, насмехаясь над самим понятием «жизнь». Точно так же в своё время усмехнулись и мы: теперь же грызть зубами всю вверенную грязь нам придётся ещё порядком десяти тысяч лет. Именно столько понадобится распаду радиоактивных нуклидов и восстановлению матушки Земли. Наша больная изуродованная Гея.

К счастью, никто из нас не пострадал. Из шестерых солдат я знал (помнил) Риту, остальных нет, потому имена решил заменить цифрами. В уме, давая каждому номер от одного до пяти, я взял у Риты фляжку с водой. Всем нам выдали такие перед вылазкой. Отвратное качество жидкости с металлическим (а то и хуже) привкусом. Но ничего не поделать — мы же расходный материал.

— Что?

— Я говорю, нас кормят и поят как скот! Вода — лажа!

— Не хочешь чего покрепче, Молох? — это был номер 1. Я его узнал и дал номер 1 лишь потому, что именно его найдёт смерть на обратном пути в Лавриках. Человек, с простреленной головой. Неизвестно кем, неизвестно почему. Вот кем ты был, друг.

У Первого оказалась запасная фляжка, наполненная виски. «Чивас Ригал», поведал нам диггер, улыбаясь. Не улыбка, а оскал. Ей Богу. Но нам было не привыкать, у самих морды в пушок. Главное, от всей души, и простым смертным не понять.

— Молох, признавайся, откуда ты пришёл? — номер 3 разливал виски по алюминиевым стаканам. Может, от того такой гадкий вкус у воды?

— Знать бы самому — я мечтательно поглядел на неприступную серую завесу облаков. Где-то там украденное у самих себя солнце. Почти как в сказке Чуковского. — Помню, как попал в питерскую подземку, а раньше, как отрезали. Белый лист.

— И с чего же началась жизнь? Я имею в виду, первое воспоминание?

— Твоя, диггер, улыбающаяся рожа с тремя зубами.

Все загоготали, номер 3 так вообще чуть не завалился на спину. Отсмеявшись, каждый взял по кружке. «Ну, за надежду», — опередила всех Рита. Хороший тост. Надежда. То, чего нам так не хватало. Была бы дочь, назвал бы её именно так. Жидкость приятно согрела горло, попала внутрь организма, растекаясь по кровеносным сосудам. Тело наполнилось теплом. И никакого привкуса спирта, как гнали у нас на Лесной. Единственная станция, додумавшаяся изобрести самогонный аппарат. Может, у мазутов или на Дыбенко что было, но я, по крайней мере, не слышал.

Прежде, чем двинуться дальше, наша команда решила отдохнуть ещё пятнадцать минут. 10 километров со спецснаряжением по опасной территории стоили нам полдня похода. Осталось пройти ещё половину пути до Токсово, а там и рукой подать до конечного пункта. Мы уединились с Ритой. Я смотрел на неё и пытался вспомнить, кто я такой, будто пассия способна ответить на мой вопрос. На самом деле, я не знал. Или же нарочно забыл… Первое воспоминание — заброшенный вестибюль станции Гражданки. Ходил слух, по которому встреча с Сиреной способна влиять на память. Обитала фурия в воде и иногда выходила на поверхность. Видели нимфу крайне редко — на всё метро было известно два-три случая нападения Сирены. Но беда в том, что я далековато очнулся от воды. Так и так, я прожил три битых месяца в метро, пока нас не отправили с заданием на север Ленобласти. Чутьё подсказывало, что в Кавголово могут быть ответы на то, кто я. Молох… Ладно, к чертям! Я примкнул к губам Риты. Жар, по-хозяйски, прошёлся по телу пуще, чем от «Чиваса».