О том, как именно выглядели их «молдавские» наряды, можно судить по портрету Зои Гики, выполненному Александром Рослиным[59]: «Дочь господаря Григория III Гика Зоя изображена без парика, – сообщает путеводитель Национального музея Швеции, где сейчас хранится это полотно, – на ней молдавский костюм: головной убор, напоминающий тюрбан и украшенный розами, белое шелковое платье, шитое серебром, и меховой жакет без рукавов. Этот костюм элегантен, но без претензии на избыточное богатство. Зоя Гика сохраняла национальный костюм, хотя и жила при дворе императрицы Екатерины II»[60].

Под очарование восточномолдавского стиля попала и Екатерина II, она нередко использовала национальные мотивы в политических и дипломатических целях. Монаршее расположение, оказываемое молдавским господарям, она красноречиво демонстрировала некоторыми своими нарядами, которые со времен Ясского мирного договора обрели мягкие молдавские ноты. Увлечения императрицы – закон для щеголих. Они также обзавелись псевдомолдавскими безрукавками и головными уборами. Даже французские по происхождению антикизирующие[61] платья-«шмиз» стали называть «молдавскими», хотя никакой прямой связи между парижской неоклассикой и восточноевропейской этникой не существовало. «В 1793 году, – пишет Екатерина Авдеева[62], – были в моде платья, которые назывались молдаванскими; воротник и рукава убирались блондами, при этом пояс из широких лент завязывали назади бантом»[63].

Во время русско-турецких кампаний неоднократно возникали разговоры о «греческом проекте» Екатерины II, главная цель которого заключалась в освобождении греков из-под османского владычества и создании некой новой Византии, официально независимой, но чрезвычайно послушной воли российской императрицы. Проект остался на бумаге и в легендах, однако греческие образы, культура и костюмы гармонично вплелись в пестрое полотно русской военно-светской моды. Особенно примечательно, что те французские неоклассические платья, которые появились в гардеробах императрицы и первостепенных столичных модниц, стали именоваться «греческими». Название кажется особенно удачным потому, что отсылает сразу к двум эпохам – Древней Греции и Византии. Они упоминаются в 1771 году, в самый разгар Русско-турецкой войны. Тогда Екатерина II явилась в маскарад в «греческом» платье и этим вдохновила Антония Палладоклиса, греческого переводчика и стихоплета, на оду, в которой он восславил победы царицы и сравнил ее облачение с одеждами и матери Александра Македонского, и самого полководца[64].

«Греческие» платья оставались излюбленными маскарадными нарядами, пока был актуален «греческий проект» и Россия все еще воевала с Турцией. В 1791 году после победоносного окончания кампании Григорий Потемкин устроил баснословный по масштабам и роскоши «викториальный» маскарад в Таврическом дворце: «Каждый платья делал от себя. Кавалеры одеты были в испанскую одежду, а дамы в греческую. У дам как чалмы, так и платья богато вышиты золотом; пояса и ожерелья блистали драгоценными каменьями»[65]. Этот костюмированный бал состоялся в апреле, а летом 1791 года «греческое» платье превратилось в парадное. 2 июня императрица Екатерина присутствовала в нем на литургии и за обеденным столом, в нем же изволила обедать 24 июня в обществе цесаревича и кавалеров. В 1793 году «Камер-фурьерский журнал» сообщает, что «греческие» платья носят и фрейлины: «4 апреля. По собрании в Эрмитажном зале… находились фрейлины в греческом платье».

С 1793 года количество упоминаний этих нарядов в камер-фурьерских журналах растет. Их надевают в основном на маскарады, литургии, небольшие «комнатные» балы в Зимнем. В траурные дни императрица и фрейлины носят «черные греческие платья». Даже во время торжеств, когда дамы надевали придворные русские наряды, императрица позволяла себе нарушать регламент и являлась в «греческом» платье.

Не будет лишним упомянуть и о том, что мода на цыганские хоры появилась в России также благодаря войнам с османами. Первых сладкоголосых певцов выписал из Молдавии в Москву граф Алексей Орлов. Произошло это в 1774 году, после окончания русско-турецкой войны.

Как только закончилась война с Портой, в Европе вновь заговорили о «польском вопросе». В мае 1791 года Четырехлетний сейм принял конституцию, ограничившую власть короля. В Польше началось патриотическое движение под началом Тадеуша Костюшко[66]. Консервативная шляхта обратилась за помощью к Екатерине II, которая отправила в Польшу войска. В этом бесславном походе отличился Александр Суворов, организовавший стремительный штурм Праги (предместье Варшавы) и этим предрешивший успешный исход борьбы с инсургентами. В результате Речь Посполитую еще раз грубо разделили.

В России было должно восхвалять этот поход и его главного героя, Александра Суворова, ставшего фельдмаршалом. Мода, послушная императорской воле, отозвалась патриотическими новинками – чепцами «Варшавский» и «Суворов». Вероятно, их и следовало бросать в воздух во время встречи победителей. Первый, как сообщалось, к 1795 году уже пользовался большим спросом: «Варшавский чепец теперь весьма многие дамы носят. Тулья его делается из сложенного разными складками атласа, который бывает цветом белый, алый или фиолетовый. Опушка делается из узких атласных лент, положенных мелкими складками, как цветом обыкновенно бывают зеленые, наподобие лаврового венка, но часто и палевого цвета. Спереди и сзади банты такого же цвета»[67].

Чепец «Суворов» (Souvarove) выглядел так: «Цветом бледно-красный. Правая оного сторона подкалывается, нижний край опушается черными перьями, которые также наискось около тульи обвиваются»[68].

Справедливости ради добавлю, что не во всякое время мода потакала монаршим желаниям и не всегда была квасной патриоткой. К примеру, в 1791–1792 годах смелые щеголихи обзавелись красными шапками, скопированными с колпаков санкюлотов, и стали появляться в них в салонах. Для кого-то это было милой забавой, но кто-то из просвещенных дам, вероятно, именно так выказывал поддержку Французской революции. Реакция не заставила себя долго ждать. Шапки объявили «якобинскими», а дам – «опасными якобинками». В октябре 1792 года Николай Бантыш-Каменский[69], свидетель этого женского демарша, сообщал князю Александру Куракину[70]: «В субботу призваны были к градоначальнику все marchandesses de modes (торговки модными товарами. – О.Х), и наистрожайше, именем Самой (Екатерины II. – О.Х.), запрещена оных продажа, и вчера в Клобе ни на ком не видно оной было»[71].

Один из вариантов пуфа «бель пуль» под названием «Независимость, или Триумф свободы»

Франция, начало 1790-х годов

А чтобы впредь аристократкам неповадно было щеголять в пестрых революционных вещицах, императрица распорядилась, чтобы каждая приезжающая ко двору дама носила черное траурное платье по казненному Людовику XVI. В середине марта 1793 года траур был официально снят, и всплесков якобинской моды в Петербурге больше не наблюдалось.