© О. А. Хорошилова, 2018

© ООО «Издательство «Этерна», оформление, 2018

Бывает сложно объяснить иностранцам, почему в России везде – в магазинах, на базарах, в уличных киосках – продают военные вещи. Огромное количество военных вещей, на любой вкус: пилотки со значками и шевронами[1], бескозырки с георгиевскими лентами, матросские воротники-гюйсы, шапки-ушанки с бутафорской звездой или настоящей офицерской кокардой, гимнастерки и военные ремни, камуфляжные футболки с силуэтами «вежливых людей» и президентом Путиным в форме ВМФ, буденовки, полевые сумки, копии офицерских фуражек. Пугающе популярны головные уборы, «хиты летнего сезона» – полосатые шапки арестантов с нашитым номером. Их носят вместо панамы, когда жарко, в самом безобидном погодном смысле.

Недоумение иностранцев можно понять: где-нибудь во Франции, в Британии или Австралии вы не найдете на прилавках военной сувенирной одежды. Максимум – милые каски лондонских полицейских или полосатые блузы бретонских рыбаков. В России предлагают полное обмундирование и снаряжение. Туристические магазины стали цейхгаузами. «Почему это здесь так?» – спрашивает на ломаном русском турист-европеец, тыча в пилотки и футболки с «вежливым» спецназом. И правда – почему?

У политологов либерального толка ответ всегда готов: Россия – милитаризованная страна, сейчас она ведет активную внешнюю политику, пытается влиять на международные процессы, в том числе военным путем. Президенту необходима большая и послушная армия, а также поддержка общества, и поэтому так популярен образ вооруженных сил и столь навязчиво пропагандируются войны и русские победы в СМИ, культуре и даже моде.

В какой-то степени эти политологи правы. Война и армия повсюду – в новостях, на выставках, в кино, театрах и на подиумах. Все основные праздники, будь то 4 ноября, 27 января, 23 февраля, 9 мая или 22 июня, связаны с военными победами и вооруженными силами, и каждый раз это шествие праздных толп в псевдовоенной форме. Улицы превращаются в Марсовы поля, граждане – в «марсиан».

9 мая ликующие толпы окрашены в хаки. Женщины, мужчины и дети – в копиях армейской формы эпохи Великой Отечественной. Почти круглый год на российских улицах можно увидеть георгиевские ленты, часто без особой причины, просто так, по привычке.

Военная тема проникла в детские комнаты. Одна мебельная фабрика недавно прославилась на всю страну удивительной разработкой: кроваткой «Бук-1», напоминающей одноименную ракетную установку. И это тогда, когда весь мир обсуждал сбитый «Буком-1» пассажирский» Боинг-777». Разработчики, впрочем, быстро исправились и переименовали изобретение в «Защитник». И тут же другие фабрики принялись строгать детские кроватки по лекалам военной техники. Хорошо продаются «Танк», «Эсминец», «Подводная лодка», «Истребитель», «Миротворец».

Теперь даже зверей в зоопарках стали наряжать в форму спецназа и армейских частей, и те послушно, в касках и с ружьями, вертятся по свистку дрессировщика.

Стало слишком много войны и армии, но связывать их популярность исключительно с нынешним временем не стоит, потому что нет абсолютных начал.

Тема войны в России популярна издавна. Еще в XVII веке, как писал историк Александр Корнилов[2], «содержание служилого сословия сделалось господствующим интересом в Московском государстве». Петр I уничтожил многое из того, что в этом Московском государстве почитали неприкосновенным, но значение армии не отрицал. Наоборот, он жестко реформировал «служилое сословие», создал войска нового, европейского, образца. Почему-то все упускают из виду, что царь сначала переодел в европейское платье свои полки и лишь затем – светское общество. Петровская мода возникла на основе мундиров и военных реформ.

Армия стала важным участником вполне мирных пышных светских празднеств, ею искренне восхищались, ее платье и внешность копировали. Восхищение это передавалось детям и внукам. Любая незначительная военная победа лишь усиливала любовь к армии в русском обществе, а объективно красивая форма, особенно первой половины XIX века, не могла оставить равнодушными записных столичных щеголих. Стало модно подражать армии, появились спенсеры а-ля гусар, шляпки а-ля кивер, чепцы а-ля Суворов…

Моде свойственна сервильность. В истории русской моды есть моменты неприкрытого подхалимажа, к примеру когда она участвовала в государственной пропаганде. В период войны с Турцией Екатерина II сделала популярными Русские платья, полагая, что они укрепят патриотические чувства в столичных галломанках, а также помогут ей завершить свой новый политический образ – «Матери Отечества».

Каждое новое проигранное сражение в Крымской войне отзывалось взрывом ура-патриотизма в прессе и сервильной литературе. Мода не отставала. В тяжелом для нас 1855 году она предложила сверхпатриотичные новинки – прогулочные наряды в стиле крестьянина и в стиле русского ополченца. Детей рекомендовали наряжать в костюмы стрелков Императорской Фамилии. Впрочем, эта пропаганда не смогла заглушить горечи от бесславно проигранной кампании. В 1856 году многие отказались от русского и военного стиля.

Мода еще не раз становилась средством пропаганды. Сейчас на улицах, особенно в мае, можно встретить детей, одетых в костюмы, имитирующие военную форму. Видимо, родители полагают, что так они будут лучше знать историю страны. Популярность стиля Великой Отечественной конечно же связывают с политикой президента Путина. Мол, только при нем, благодаря популяризации образа Победы, стала возможна такая ура-патриотическая травестия. Но в России издавна одевали детей в стиле милитари. В XIX веке многие родители искренне верили, что, надев точную копию отцовского обмундирования, мальчишка проникнется чувством уважения к русской армии и, возможно, также станет офицером. Русские рубашки, шаровары, сарафаны и кокошники, которые носили дворянские отпрыски, должны были, по мнению родителей, развивать в них чувство любви к Отечеству и русскому крестьянину. И сейчас есть такие, которые верят в облагораживающую силу военных пилоток и детских гимнастерок.

Но моде свойственна артистическая гибкость. Она ловко меняет маски и лукавит даже тогда, когда проявляет истово верноподданнические чувства. У нее всегда найдется противовес. Цветные балаклавы художников уравновесили черные балаклавы спецназа, георгиевским лентам противостояла мода на ленты белые. Суровому стилю Николая Павловича мода нашла элегантный ответ – расхристанный революционный стиль и бороды образца 1848 года. Строгие офицерские мундиры и военные платья императриц XVIII века спровоцировали контртенденцию – маскарадную травестию, изящную, звонкую, неожиданно смелую даже для того, просвещенного, времени.

Милитаризм, избыточная пропаганда вооруженных сил и военных побед – осознанный выбор современных российских политиков, и ответ, возможно, за модой.

Война, безусловно, оказывает влияние на костюм. Это аксиома. Россия в течение всей своей истории была вовлечена в крупные и локальные конфликты. Ее победы и поражения отражены не толь-ко в документах, газетных сводках и дневниках современников, но и запечатлены в модных тенденциях XVIII – начала XXI века. Только разбили турок и подписали Кючук-Кайнарджийский мирный договор[3] в 1774 году, как появились платья-«трофеи», символы наших побед, головные уборы в форме тюрбанов, веера в честь Чесменской баталии[4]. Одолели Наполеона в 1812 году, и щеголихи преобразились в крестьянок, господа надели сюртуки, напоминавшие армяки ополченцев. Великая война сделала модным патриотический русский триколор, а война Гражданская – истово-алый, кроваво-красный цвет. И чем активнее светская публика следила за ходом военных действий, чем больше сообщений было в прессе, тем ярче образы войны проявлялись в костюмах, мужских, женских и детских.