Теперь настал черед турок мстить за поражение. В 1787 году они объявили войну России. Эта кампания ознаменована блистательными победами при Кинбурне (1787), Очакове (1788), Фокшанах и Рымнике (1789), Калиакрии (1791). Кульминацией стала осада и падение крепости Измаил в 1790 году. Ясский мирный договор 1791 года закрепил за нами Очаков и Крым, а также земли между Южным Бугом и Днестром. Граница между Российской и Османской империями проходила отныне по реке Днестр.
Разумеется, все эти события, в особенности громкие победы, не могли не отразиться на моде, всегда столь отзывчивой на военные усилия российских монархов. Показательно, что до начала Русско-турецкой войны 1768–1774 годов отношение к турецкому стилю было скорее негативное, мы воспринимали османов как потенциальных и весьма опасных врагов. Возможно, это обстоятельство привело к тому, что в 1764 году императрица запретила являться на публичные маскарады в турецких и «прочих азиатских платьях». Этот стиль был еще не в чести и в русской моде почти не присутствовал. Однако во время войны и особенно после ее завершения османские мотивы начали проникать в светскую моду. Русские щеголи, надевая костюмы и аксессуары в турецком вкусе, чувствовали себя победителями, примеряющими боевые трофеи.
В 1770 году Алексей Орлов преподнес Екатерине II изящный подарок – веер в ознаменование Чесменской баталии. Ныне он хранится в Эрмитаже. В рокайльной рамке, увитой нежнейшими цветками, два корабля – турецкий и русский, изображенные почти борт в борт. Русские явно одерживают победу, хотя и они, и османы изображены до комичности условно. Веселые путти[46] по обеим сторонам шлют нашим морякам нежные розочки и воздушные поцелуи. Таким запечатлел сражение художник Козлов, а ювелир Адор придумал расписному экрану соответствующую оправу с греческими доспехами в медальонах.
Веер с изображением Чесменского боя
Художник Г. И. Козлов. 1770. ГЭ
Тогда же появились костюмы в османском вкусе. К примеру, платье «de musulmane», приобретенное за 300 рублей у французского маршала Лебера, встречается в описи приданого великой княгини Елизаветы Алексеевны за 1793 год[47].
В 1780-е и особенно в 1790-е годы стали необычайно популярны головные уборы в виде тюрбанов, которыми щеголихи любили дополнять свои псевдотурецкие наряды. Такие носили и представители семьи Романовых. В счетах великой княгини Марии Федоровны (будущей императрицы) есть упоминание пуфа «а-ля султан, обшитый крепом и красивым шелковым кружевом»[48], созданного знаменитой парижской модисткой и портной Розой Бертен[49]. Скорее всего, он имел форму чалмы. Плюмажи[50], украшавшие подобные головные уборы, назывались «Сультан».
Светлейший князь Григорий Потемкин
Гравюра конца 1790-х годов. Коллекция О. А. Хорошиловой
Среди близких императрице вельмож самым ярым и ярким поклонником османского стиля был, пожалуй, светлейший князь Григорий Потемкин, один из участников русско-турецких войн, мнивший себя конечно же главным победителем. Он считал османский стиль одним из своих завоеваний. Светлейший князь, в роскошном азиатском халате на меху, лежа в гостиной, уставленной прелестными восточными мебелями и безделушками, ощущал себя Марсом среди военных трофеев. И зело впечатлял этим своих гостей: «Когда, бывало, видишь его небрежно лежащего на софе, с распущенными волосами, в халате или шубе, в шальварах, с туфлями на босу ногу, с открытой шеей, то невольно воображаешь себя перед каким-нибудь турецким или персидским пашою»[51], – Луи-Филипп Сегюр[52].
В «трофейном» турецком стиле были решены покои русской знати. Декораторы и архитекторы корпели над книгами и гравюрами, чтобы перевести сухие описания и скупые штрихи на богатый язык русской роскоши. В 1777 году одна из внутренних комнат Екатерины II была переоборудована под «турецкие покои», о чем в сентябре того же года сообщил «Камер-фурьерский журнал». Турецкую комнату устроили в Гатчинском дворце Григория Орлова[53]. Османскими гостиными и кабинетами восторгались гости светлейшего князя Потемкина: «Вечерние собрания у князя Потемкина становились все чаще. Волшебная азиатская роскошь доходила до крайней степени. – отмечала Варвара Головина[54]. – Те дни, когда не было бала, общество проводило вечера в диванной гостиной. Мебель была покрыта турецкой розовой материей, вытканной серебром, на полу был разостлан такой же ковер с золотом. На роскошном столе стояла филиграновая курительница, распространявшая аравийские благоухания. Нам разносили чай нескольких сортов. Князь носил почти всегда кафтан, обшитый соболем… У княгини было платье, очень похожее на одежду султанской фаворитки: недоставало только шаровар»[55].
В 1775 году в селе Троицком, принадлежавшем графу Петру Румянцеву, с размахом отметили подписание мирного договора с Портой, в связи с чем имение получило почетное второе имя «Кайнарджи». В парке построили из дерева мини-копию одной из крепостей, взятых Румянцевым во время кампании. Но самыми эффектными архитектурными памятниками победам русской армии стали Чесменский дворец и Чесменская церковь.
В 1774–1775 годах устраивались маскарады и балы в османском вкусе. В 1775 году по почину императрицы прошло несколько Турецких кадрилей, на которых Екатерина присутствовала в «турецком платье». В июне того же года в Петербурге силами Шляхетного кадетского корпуса был устроен грандиозный праздник в честь победы над Портой. На площади возвели амфитеатр, в центре поставили триумфальную колонну «в 50 футов вышины, украшенную сверху статуей богини Славы, окруженной знаменами и значками, отнятыми у турок»[56]. Кадетское действо закончилось великолепным фейерверком и роскошным ужином в лучших «викториальных» традициях той эпохи.
Впрочем, даже оно не затмило того феерического празднества, которое устроил еще во время русско-турецкой кампании богач и балагур Лев Нарышкин. Он поспешил польстить Екатерине II раньше всех и за два года до окончания войны восславил гений матушки-императрицы, побеждающей турок на суше и море. Описание этого маскарада привожу в Приложении № 1.
Русско-турецкая кампания 1787–1791 годов проходила и на территории Молдавии. Там же был подписан Ясский мирный договор, после чего некоторые молдавские господари переселились в Россию, где получили большие земельные наделы. Логично, что в 1790-е годы молдавские мотивы наполнили русскую моду. Не последнюю роль в этом играла семья Григория III Гика[57], господаря, задушенного по приказу османского великого визиря. Его вдова и дочери по приглашению Екатерины II приехали в Петербург, одна из них стала фрейлиной[58]. Их облик и костюмы восхищали столичную аристократию и, вероятно, спровоцировали подражания.
Зоя Гика
Фрагмент работы художника А. Рослина. 1777. Национальный музей Швеции (Стокгольм)
