Конечно, Йоши-Себер, Гинзабуро и Видари обрадуются шарам — что может быть лучше этих символов императорской власти, принадлежности к роду наместников небес? Их мальчишеские фантазии насчёт оружия и доспехов — полная ерунда по сравнению с большими кусудамами, состоящими их трёх сотен соединенных клеем частей. Самэнь знала, что цвета шаров традиционно распределяются так: первому сыну золотой, второму — серебряный, третьему — красный, остальным сыновьям — синие, первой дочери белый, второй — жёлтый, третьей — оранжевый, остальным дочерям — фиолетовые. Значит, Гинзабуро получит золотой, Видари достанется серебряный, Йоши-Себеру — красный, а ей — белый. И в эти шары они вплоть до совершеннолетия должны будут вкладывать записки с описанием самых важных и счастливых событий своего детства. А когда им исполнится шестнадцать лет, они сожгут их вместе с шарами. Печальная церемония, должно быть, зато после этого они вступят во взрослую жизнь, полную опасностей, интриг, предательства и прочих напастей. Но до того момента они — бумажные шары, что носит по саду весенний ветерок.

Слуги распахнули лакированные двери, и дети вошли в императорские покои. Здесь собрались только самые приближённые к царствующей особе вельможи. Но и они кланялись инфантам.

Завидев отца, которого слуги заканчивали облачать в праздничные одежды, дети разулыбались, но под строгим взглядом Куригато приняли торжественный и официальный вид. Сегодня им предстояло несколько часов изображать паинек и сидеть рядом с отцом вначале в тронном зале, затем в повозке, запряжённой шестёркой белых лошадей, а потом плыть на Большой Императорской Галере по каналам Кхамруна и принимать поздравления от верноподданных, которые выйдут на улицы, чтобы отметить праздник «Юкацу».

Самэнь взглянула на Йоши-Себера. У него горели глаза, как это часто бывало, когда он чувствовал возбуждение. Наверное, он полон предвкушения: надеется получить меч или панцирь. Йоши-Себер с детства был воинственным и почти всё свободное от других занятий время проводил с учителями фехтования, рукопашного боя и верховой езды. Так младшему сыну и положено — ему повезло, что его склонности сочетаются с традициями Янакато.

Затем девочка перевела взгляд на Видари. Средний сын был, как обычно, вальяжен. В каждом его движении сквозила неохота. Он поглядывал по сторонам с ленцой, за которую не однажды бранил его лорд Куригато. Хорошо, что не он родился первым, и трон окажется в надёжных руках Гинзабуро.

Старший брат с достоинством оглядывал собравшихся царедворцев. Он знал, что они уже сейчас видят в нём будущего императора. Если не они сами, то их дети наверняка окажутся его вассалами. Заметив взгляд Самэнь, Гинзабуро едва заметно улыбнулся и вдруг подмигнул ей — на редкость смелый поступок в присутствии Куригато. Хорошо, что учитель ничего не заметил.

Самэнь неожиданно подумала, что, если с Гинзабуро случится несчастье, его место на троне займёт Видари. Что тогда будет со страной? Советники потихоньку отстранят его от власти и начнут править сами от его имени. А ведь это может случиться. Для этого даже не обязательно, чтобы Гинзабуро умер — достаточно, если он станет калекой. По законам Янакато, тот, кто стал императором, должен оставаться им до самой смерти — никто уже не может сместить его. Но увечному взойти на трон не позволено.

Самэнь с опаской посмотрела на среднего брата. Боги, не допустите, чтобы с Гинзабуро что-то случилось! Страной должен управлять он — это ведь ясно с первого взгляда!

Тем временем Куригато подвёл детей к отцу, и они отвлеклись на разговоры о предстоящем празднике и церемониях, в которых им предстояло участвовать. Императрица должна была присоединиться к ним только в тронном зале — сейчас служанки готовили её к торжествам — и отец спросил детей, как, по их мнению, будет выглядеть мама. Вопрос вызвал энтузиазм только у Самэнь — братья отвечали из вежливости. Заметив это, император заговорил о предстоящей войне: на границе вновь было неспокойно, мелкие князья то и дело норовили отделиться. Мальчишки сразу оживились, глаза у них загорелись.

Заскучав, Самэнь невольно вспомнила о своих опасениях, и на душе у неё стало неспокойно. Однако она оставалась приветливой и старалась казаться весёлой и увлечённой беседой, хотя от неё и не требовалось ничего говорить — достаточно было слушать внимательно и кивать, когда отец обращал к ней взор.

Через четверть часа слуги закончили одевать своего повелителя, и он в сопровождении детей направился в тронный зал. По этикету его супруга должна была подойти минутой позже — опоздав, как и полагается женщине.

Закуро вышел на улицу и с наслаждением вдохнул свежий воздух. Конечно, свежим назвать его можно было лишь с большой натяжкой и только по сравнению с той вонью, которая царила в трущобах, и всё же гатхиру он нравился.

— Значит, отправляемся в бордель? — деловито осведомился Дару.

— Да. Нужно узнать, кем была эта девушка.

— Думаю, не ошибусь, если предположу, что шлюхой.

— Я не об этом.

— О чём же?

— Почему убийца выбрал именно её? — Закуро двинулся вдоль улицы, по привычке стараясь держаться поближе к домам.

— Случайность, — предположил Дару.

— А если нет?

Двойник усмехнулся.

— Признайся, что тебе просто хочется посетить «Дворец», — поддразнил он.

— У меня об этом месте не лучшие воспоминания, — сухо ответил Закуро.

— Неужели? А я так понял, что на него до сих пор никто не жаловался. Кстати, как ты собираешься расплачиваться? По-моему, наших скудных запасов не хватит, чтобы весело провести там вечер.

— Мы не развлекаться идём.

— Брось! Ты не хуже меня знаешь, что без денег нас даже на порог не пустят. И, уж тем более, никто не станет тебе ничего рассказывать бесплатно. Не хочешь платить за любовь, приготовься выложить кругленькую сумму за информацию.

— Ладно, ты прав, — нехотя признал Закуро. — Нам понадобятся деньги.

— И ты знаешь, где их взять? — поинтересовался Дару.

Гатхир задумался.

— Кажется, есть одна мысль, — сказал он, наконец.

— Рад, — мрачно обронил Дару. — Безумно! И куда мы идём? — добавил он, когда Закуро свернул в один из переулков.

— К Фуситэ Ханако.

Дару застонал.

— Ты шутишь?!

— Нет. С чего ты взял? — притворно удивился Закуро.

На самом деле он отлично понимал реакцию двойника: когда они с Фуситэ расстались, гатхир поклялся, что больше никогда не переступит порог её дома — и вот теперь он направлялся туда, едва появился мало-мальски подходящий предлог.

— Я думал, ты теперь с Миокой, — заметил Дару.

— Так и есть, — сухо ответил Закуро. — Послушай, я не хочу обсуждать эту тему, — добавил он прежде, чем двойник снова заговорил.

— Ладно-ладно! — в голосе Дару сквозила насмешка. — Как угодно. Значит, клянчим у неё деньги, берём, что дают, и сразу уходим?

Гатхир промолчал.

— Я так понимаю, мой план одобрен! — хмыкнул Дару.

Остаток пути они проделали в молчании, чему Закуро был очень рад. Постучав в дверь на улице Багё, он раскаялся, что решил отправиться к Фуситэ: почти не сомневался, что она не откажет и даст денег, но встречаться с ней после того, как он сам настоял на том, чтобы они расстались… и прийти за деньгами! Гатхир лишь усилием воли подавил порыв уйти.

Дверь открылась через минуту. Старый дворецкий сразу узнал гостя.

— Господин Кедо! — проговорил он, низко поклонившись.

Ему было лет шестьдесят. Лицо, изрезанное глубокими морщинами, напоминало фарфоровый шар — в основном, из-за того что голова старика давно лишилась волос.

— Здравствуй, Эдомэ, — ответил гатхир, глядя поверх согнутой спины. — Госпожа Ханако дома?