Проходя дворами, перелезая через заборы и шагая по крышам, Закуро добрался до улицы Коахури. Никто не заметил его — разве что кошки. Когда гатхир отпер дверь и прислушался, тишина сразу показалась ему не такой, как обычно, — слишком пустой. Закуро быстро прошёлся по комнатам, но Миоки нигде не оказалось. Зато на столе лежал листок бумаги, прижатый лакированной раковиной морского моллюска. Гатхир взял его и прочитал всего две колоники иероглифов, явно написанных второпях. Затем подошёл к шкафу и распахнул дверцы. Платья Миоки висели на месте, зато дорожный костюм отсутствовал. Не удержавшись, Закуро изо всех сил ударил по дверце так, что та отлетела в другой конец комнаты. В полной растерянности гатхир сел на плетёный стул.

Миока сообщала, что ей срочно понадобилось уехать, чтобы повидать отца. Закуро вспомнил, как она рассказывала, что тот живёт в горах Ами-Цишгун. Что могло случиться, если ей так срочно пришлось отправиться туда? Гатхиру казалось, что Миока не из тех, кто готов сорваться с места, решив всё в одночасье.

Он встал и прошёлся по комнате. Что-то подсказывало ему, что Миоке может грозить опасность. В иных обстоятельствах он, не задумываясь, отправился бы следом, чтобы защитить женщину, но и Фуситэ нуждалась в его помощи. И ей он её уже обещал. Кроме того, он любил её.

Почему Миока уехала одна, не дождавшись его. Он отсутствовал не так уж долго. Хотя, вынужден был признаться самому себе Закуро, женщина не могла знать, когда он вернётся, потому что иногда он отлучался на несколько дней.

Гатхир достал игральные кости и бросил на стол. Четыре. Ещё бросок. Три и два. Закуро сел и постарался успокоиться. Следовало всё обдумать и рассудить здраво.

На глаза попалась шкатулка, где Миока держала письмо, автор которого предлагал большие деньги за убийство главы клана Гацорэ. На первый взгляд, идея казалась абсурдной, но заказчик утверждал, что знает верный способ и ищет лишь исполнителя. Можно было бы заняться этим делом после того, как будет решён вопрос с вампирами. Деньги сулили хорошие, да и слава для наёмника имела немалое значение: успешное завершение подобного заказа позволит гатхиру поднять цену на свои услуги.

Закуро подошёл к шкатулке, но не открыл её. Предчувствие, что с Миокой может случиться беда, не покидало его. Гатхир попытался вспомнить название монастыря, где жил господин Такахаси. Джа… Джагу, Джага… Он решил, что выяснит, есть ли в Ами-Цишгун поселение с похожим названием. И тут же поймал себя на мысли, что уже забыл о данном Фуситэ обещании вернуться.

Несколько минут Закуро провёл в душевной борьбе, но, когда представил на одной чаше весов Фуситэ с охраной, запершуюся в каменном доме и готовую ко всему, а на другой — женщину, в одиночестве скачущую на лошади к заснеженным горам, то больше не раздумывал. Любовь не отменяет долга и велений совести. Миока нуждалась в нём, и гатхир не простил бы себе, если б оставил её одну. Решив отправить в дом Ханако посыльного с извинительным письмом, Закуро начал собираться в дорогу.

Когда впереди показались стены Джагермуна, Миока больше походила на мертвеца, чем на живого человека. Последние мили Йоши-Себеру пришлось везти её, посадив впереди себя — иначе она упала бы. Женщина поминутно теряла сознание и бредила, вспоминая о каких-то жутких тварях и убийствах. Иногда она повторяла имя «Закуро» и дважды выкрикивала «Кабаин!». Йоши-Себер поначалу пытался понять, какие видения одолевают воспалённый мозг Миоки, но потом перестал.

Джагермун представлял собой хорошо укреплённый замок, выстроенный на месте древнего поселения охотников на северных животных и птиц. Чтобы защититься от хищников и кочевников, они устроили его на уступе, так что попасть в него можно было лишь по верёвочным лестницам. После того, как амадеки перебрались ближе к центру империи, в Джагермуне поселились монахи, превратив деревню в крепость. Они построили храмы и наняли отряд вольных стрелков для защиты.

Лестницы сменились подъёмниками, так что, когда Йоши-Себер и Миока подъехали к подножью утёса, им пришлось лишь дёрнуть верёвку, идущую наверх — к большому колоколу. Звона Йоши-Себер не услышал, но через несколько минут заметил, что сверху опускается большая деревянная клеть. Механизм, видимо, был довольно мощным, так как весила она не меньше четырёхсот фунтов, а ведь поднимать приходилось ещё и груз — судя по вместительности подъёмника, немалый.

Йоши-Себер завёл в клеть лошадей. Должно быть, за ним наблюдали, потому что подъёмник вздрогнул и пополз вверх. Смотреть вниз сквозь щели между досками было жутковато: конструкция скрипела так, что казалось, вот-вот развалится.

Путь занял около четверти часа. Иногда налетал порыв ветра, и клеть начинала раскачиваться, едва не задевая скалу. Йоши-Себер временами поглядывал на Миоку, которая не падала лишь потому, что он поддерживал её. Под тонкой бледной кожей виднелись синие прожилки, особенно заметны они были на висках и под глазами.

Наконец, клеть оказалась вровень с дощатой площадкой, устроенной на краю утёса. Конструкция напоминала мостки, с которых прыгают в реку, только имелось ещё верёвочное ограждение. Йоши-Себер увидел большой механизм: металлические колёса с зубцами вращали деревянный вал, на который наматывались тросы. Устройство приводилось в движение паровой машиной, рядом с которой стояли два монаха, усердно кидавшие лопатами в топку уголь. Когда подъёмник остановился, один из них навалился на рычаг и опустил стопорный механизм, а его товарищ прекратил работу. Из открывшихся клапанов вырвался густой белый пар.

Помимо кочегаров, Йоши-Себера и Миоку встречал монах-наставник, о чём говорили крупные бирюзовые чётки, свисавшие с его запястья. На каждой бусине виднелся вырезанный иероглиф.

— Мы приветствуем путников в обители Джагермун, — проговорил монах с лёгким поклоном, окидывая Йоши-Себера и Миоку цепким взглядом. — Меня зовут отец Вей-Мин. Не нужна ли вам помощь?

Его обритую голову покрывал капюшон шерстяного плаща, на лбу чернели нанесённые тушью ритуальные знаки.

— Всех благ вашей обители, — поклонился Йоши-Себер. — Ты прав, монах, моей спутнице срочно требуется помощь, и только один человек в состоянии оказать её.

Брови монаха приподнялись, выражая немой вопрос.

— Его зовут Сабуро Такахаси, — пояснил Йоши-Себер. — Это его дочь.

— Что с ней случилось? — осведомился монах, глядя на женщину с сочувствием.

— Она отравлена ядом демона, — ответил Йоши-Себер. — Господин Такахаси здесь?

Монах потёр гладко выбритый подбородок. Было видно, что он в замешательстве.

— Не совсем. Полгода назад брат Сабуро избрал путь отшельника и перебрался выше в горы. Он живёт в пещере, а братья дважды в неделю относят ему пищу и воду.

— Значит, дорогу вы знаете? — спросил Йоши-Себер.

— Конечно, только… захочет ли брат Сабуро видеть вас?

— Я ведь сказал, что это его дочь, — Йоши-Себер воззрился на собеседника в недоумении. — Не позволит же он ей умереть!

— Надеюсь, что нет, — неуверенно проговорил монах. — Но не все… готовы сойти с избранного пути.

— Хочешь сказать, Сабуро Такахаси откажет в помощи единственной дочери? — Йоши-Себер усмехнулся. — Это невозможно, монах! Я хорошо знаю его.

— Но вы давно не виделись, я полагаю, — возразил монах. — А время меняет людей.

— Не настолько! — тон у Йоши-Себера стал суховат. — Мне некогда разговаривать, дорога каждая секунда. Ты покажешь путь к пещере?

— Разумеется. Если вы уверены, что никто, кроме брата Сабуро, не может помочь…

— Я же сказал, никто! — перебил Йоши-Себер. — Быстрее, она умирает!

Монах кивнул.

— Идите за мной, я отправлю с вами одного их тех, кто носит брату Сабуро еду.

Они пересекли площадку и вошли во двор замка. За стеной Джагермуна открылась обычная для мужского монастыря картина: дрова, бочки, вязанки хвороста, глиняные сосуды, стоящие рядами, ящики с инструментами, хозяйственные постройки, кучи щебня. На растянутых между шестами верёвках сушилось бельё. По дорожкам расхаживали монахи. Некоторые занимались медитацией, другие выполняли различные послушания, третьи просто беседовали.