– Сука ты кудлатая, ты, падла, своей пьяной рожей чуть все дело не зашухерил, – орал на Наумкина Лютый. – Из-за таких, как ты, керосинщиков, сколько ребят головы посложили, фуцан поганый!

Слабитер стоял поодаль и переминался с ноги на ногу. Он хотел заступиться за своего протеже, но Лютый мог в припадке ярости свернуть челюсть, а то и убить. Такие случаи, пару раз, имели место. Тогда он тоже изобразил на лице праведный гнев и, подбежав к Наумкину, пнул его ногой в голень и влепил звонкую пощечину.

– Шлимазл, лайдак, пся крев, – ругался он, с еврейского переходя на польский, – сгинь с глаз наших, командир, его надлежит под арест!

Лютый несколько остыл и, согласившись с комиссаром, кивнул головой.

Сеня, который присутствовал при этой сцене, понимал, что демагог-комиссар спас своего приспешника от более сурового наказания. Ему было поручено отвезти Наумкина в землянку для арестованных. По дороге Гершка шмыгал разбитым носом, потом попросил Арсения принести ему воды, арестанта мучило жестокое похмелье. Сене почему-то стало жаль этого трепача, и он принес ему не только ковш с водой, но и котелок, в котором было с полстакана самогона.

– На, поправь башку и закуси, – он сунул ему в руки краюху хлеба и луковицу. Наумкин заглотил самогон, запил водичкой и понюхал хлеб. В его глазах появилась настоящая мужская благодарность, которую ни с чем не спутаешь.

– Не тот друг, кто напоил, а тот друг, кто похмелил, – просипел он сдавленным голосом. – Спасибо, Циркач, ты уж извини, что так глупо вышло.

И снова отряд снялся с места и двинулся по таежным тропам и дорогам, уходя от верной гибели. Партизанам из отряда Лютого стало известно, что несколько небольших партизанских отрядов, командиры которых пренебрегли предупреждением о карательной операции, попали в окружение и были полностью истреблены.

Лютый вовремя подготовился к отходу и наметил пути отступления. Вместе с тем его ребята нанесли несколько ощутимых ударов по белым и японцам. Квартирьеры подготовили лагерь в глубине уссурийской тайги, и теперь отряд двигался к нему.

Эскадрон кавалерийской разведки, в котором служил Арсений, осуществлял боевое охранение и двигался сбоку параллельно движению отряда, прикрывая его с наиболее уязвимой стороны. Шли налегке, ночевали в палатках, залезая в меховые спальные мешки, иногда жгли нодьи – потаенные костры из расколотых толстых бревен.

С недавнего времени проводник Черный Ваня стал проявлять признаки настороженности. Он то останавливался и смотрел вокруг, ехал позади отряда и, оборачиваясь, подолгу смотрел на таежную чащу, внимательно к чему-то прислушивался.

– Ты чего опасаешься? – спросил его Аргунцев.

– Да так, командира, шибко кажесса, – отмахнулся Ваня.

Однако после очередной ночевки он подъехал к Сене и, смущаясь, сказал:

– Моя совсем дурак, наверно, но кишка моя чует, за нами амба идет.

– Ты что, следы видел? – встревожился Арсений.

– Не, не видел, но чую, он смотрит и птицы говорят – амба близко.

– А чего командиру не скажешь?

– А вдруг моя плохо види, ошибаесса, – ребята засмеют. Скажут, совсем Ваня дурак.

Вместо коней и саней партизаны дозора использовали две упряжки собак и нарты. А собаки всегда привлекают властелина тайги, как, впрочем, и волки. При любом удобном случае тигр задавит собаку, и даже если он нагоняет кабана и почует волчий след, он оставит верную добычу и будет преследовать серого, пока не убьет или прогонит далеко за пределы своих владений.

Сеня рассказал о предположениях бывшего хунхуза Аргунцеву, и тот отнесся к этому весьма серьезно.

– Надо отогнать зверя или хорошенько пугнуть его, – заявил он.

Несколько раз ребята старались подкараулить тигра, но тот, словно лесной дух, избегал устроенные на него засады. Правда, партизанам все же удалось выйти на след хитрого зверя. Это был еще молодой, но уже могучий хищник.

– Амба шибко любопытная. Она собачка кушай любит. Ружье боится, но вредный паря. Кураж любит, – пояснял Черный Ваня.

Однажды под вечер дозорные разглядели приблизившегося зверя и даже выстрелили в него. Однако огромный кот оказался не робкого десятка. Он затаился за толстым стволом поваленного дерева и даже еще раз выглянул из-за него, и лишь затем безмолвной тенью скользнул в заросли. Ребята осмотрели следы. Кровавых пятен не было. Пули лишь сбили кору на стволе. Тигр ушел восвояси. Несколько дней люди прислушивались и были настороже, но зверь вроде бы оставил партизанских собак в покое. Даже подозрительный Черный Ваня наконец успокоился и повеселел. Он рассказывал много историй про повадки могучего зверя, но поскольку большинство партизан были местные жители, то у каждого имелись в запасе свои подобные охотничьи байки.

После длительного перехода уставшие люди остановились на ночлег на широкой поляне. Быстро смеркалось, и партизаны, выставив охранение, разожгли большой костер. Приготовив нехитрый ужин и попив чаю, мужики, рассевшись на бревнах и ворохах лапника, закурили и стали вести тихие беседы перед отходом ко сну. Люди были исполнены благодушия, их одолевала дрема. Вдруг Арсений заметил, что доселе тихо лежавшие на снегу нартовые собаки забеспокоились и стали жаться к людям и чуть ли не лезть в огонь костра. Он хотел было сказать об этом товарищам, но вдруг над его головой словно пахнуло холодным ветерком и он увидел, как здоровенный тигрище, перепрыгнув через их головы, прижал лапой к земле одну из собак и, лязгнув клыками, перекусил ей хребет. В следующий миг могучий зверь вновь совершил гигантский прыжок и, держа в пасти тело убитой лайки, скрылся в таежной чащобе.

Люди разразились отборной матерщиной и стали стрелять вслед дерзкому зверю.

– Это ж он так мог любого из нас задавить, – заикаясь, промолвил Гришка.

– Ты ему не надо, – махнул рукой Ваня-китаец, – ему собачка надо. Парень кураж шибко люби. Он людям говори, – я здесь хозяин. Теперь уйдет совсем. Его такой гордый амба.

Никто из часовых не пострадал, хотя по следам было видно, что тигр прошел в двух шагах возле одного из них.

Партизаны отряда Лютого благополучно пережили суровую зиму. Они не вели активных действий и с нетерпением ждали весны. Зато разведке приходилось рыскать до изнеможения, с тем чтобы подготовить дерзкие рейды к началу весенней оттепели.

Во время одной из таких операций Арсений едва не лишился ног. В зимний погожий денек они с Гришкой пробрались в город и собрали там необходимую информацию. Заодно он повстречался с хорошими знакомыми, в числе которых была Варя.

– Боже мой, Сенечка! – воскликнула девушка. – Заходите, что ж вы на холоде-то стоите. Ну, как там Саша?

Тут же поняв, что вопрос несколько бестактен, она стала принимать их одежду, а затем, проведя в комнату, побежала ставить самовар.

– Господи, тут столько новостей. Братец мой чуть под мобилизацию не попал. Насилу папа откупился. Лиза наша женихается с тем американским парнем, помнишь, из тех, которые за меня заступились, а ты им еще помог?

– А Ник, который Мыкола, – улыбнулся Сеня.

– Нет, как раз другой, который Тонни, мы его называем Антон. Они тут с батюшкой какой-то бизнес завели. Американские сенокосилки и молотилки продают. Лизка влюблена в Антона и он в нее. Собирается ее в Америку увозить. Ник тоже заходит в гости, но он семейный человек. У него жена и сын в Северо-Американских Штатах.

Они распивали чаи с бубликами и пирожками, когда появился отец Вари. Сеня расспросил его о негоциях и ценах на скот. Наконец ребята засобирались по своим делам, и Варя вручила им на дорогу пакет с гостинцами.

Добравшись до условного места, они не нашли там своих товарищей, которые должны были поджидать их с лошадьми. Ребят кто-то спугнул, и они ушли в глубь тайги. Можно было, конечно, дожидаться их, но стало быстро смеркаться и Сеня с Григорием решили идти напрямки, по таежным тропам. Григорий был обут в добротные унты, а вот Сеня форсил и пришел в город обутый в хромовые сапоги с калошами. Несмотря на теплые двойные портянки, вскоре ноги разведчика стали сильно мерзнуть. Чего он только не делал: пробовал бежать и прыгал на месте. Мороз к ночи становился все более трескучим. Сеня опасался зажечь костер и совершил большую глупость, когда перестал обращать внимание на сковывающий ноги холод. Ночью, когда они уже вышли на лесную дорогу, он уже не чувствовал своих ступней и понял, что получил обморожение. Он уже почти не мог идти на негнущихся ступнях и сказал об этом другу. Тот не на шутку перепугался и собрался было тащить его на закорках. Слава богу, он вспомнил, что неподалеку находится небольшой хуторок, где живет корейская семья. Поддерживаемый другом, Сеня кое-как доковылял до жилья.