– Мотивируйте, – привстал со скамьи комиссар Громов.

– А можно без матов, – вновь съязвил кто-то из задних рядов.

Шутка не вызвала особого смеха.

– Поясняю, – Андреич обернулся к соратникам. – На ровном участке взрывать глупо. Ну уроним паровоз, порвем рельс, – через несколько часов все восстановят. А надо так его уязвить, чтобы не очухался. Чтобы пушки со станин послетали, оптика вдребезги, да хорошо бы, чтобы боезапас сдетонировал. Вот тогда он уже навеки калека. Поэтому надо рвать его на спуске, где паровоз за собой весь состав потянет, или на мосту.

– А на мостах охрана, – крикнул кто-то.

– Значит, рвать на спуске или охрану убрать, – усмехнулся командир разведки.

– Вот и займись этим, раз ты у нас такой смышленый, – обрадовался Лютый.

– Считайте это партийным заданием, – встрял в разговор комиссар.

– В партиях не состою, но паровозик опрокину, – с вызовом парировал Андреич. – Требую весь имеющийся в наличии запас взрывчатки и свободу маневра, чтоб никто не указывал мне, что и как делать.

– Да Бог тебе навстречу, – постановил командир-атаман.

К поставленной задаче Аргунцев отнесся как всегда добросовестно и продумал все детали предстоящей операции. Для верности он направил Арсения с друзьями в Хабаровск с тем, чтобы они разведали все о работе бронепоезда. Для этого надо было связаться с рабочими из паровозного депо. В этом вопросе следовало соблюдать крайнюю осторожность, поскольку все железнодорожники числились на государственной службе и многие из них встретили революцию настороженно, а некоторые и враждебно.

У Сени были знакомцы в депо, но он решил также навестить Якова Рака. Слесари и масленщики не принадлежали к железнодорожной рабочей аристократии, как, впрочем, и кочегары. У них-то и узнавал Сеня и его товарищи Евсеич и Гриша Лапин разрозненные сведения о бронепоезде. Постепенно они складывались в развернутую картину. Сидя в кабачке «Гудок», что на окраине железнодорожной слободки, друзья беседовали за рюмочкой с мастеровыми и выведали из их рассказов много интересного. Оказывается, бронепоезд пригнали из Омска, а здесь на него только установили морское орудие. Паровозная бригада подбиралась из самых отъявленных царских сатрапов. Командование поезда не отличалось немецкой пунктуальностью и выдвигало состав только накануне прохода больших эшелонов.

Яков Рак озабоченно сновал по мастерской и при виде гостей только приветливо кивнул головой и крикнул, чтобы мужики проходили в столовую, а он вскоре подойдет.

– Уф, большой заказ поступил от купца на шикарное трюмо. Не знаю, о чем люди думают, того и гляди пролетарии пойдут стекла по всем городам бить, а купчина, вишь, красоту наводит, – проговорил Яков, входя в столовую, где ребята уже попивали чай из пузатого медного самовара.

– Ну, как живете-можете, партизаны-разбойники да уркаганы? – наливая себе кружку, обратился он к старым знакомцам.

– Живем как можем, – бурьян жуем да кости гложем, – отозвался Евсеич, который никогда не лез за словом в карман.

Неспешно, с соблюдением русского чайного ритуала, текла беседа. Сначала поговорили о погоде, событиях в мире и городе, и только затем Яков задал вопрос о том, с чем пожаловали господа-товарищи. Услышав о цели визита, он надолго задумался, а затем, вздохнув, сказал:

– Ох, с огнем вы играете, господа. Знаю, что белая контрразведка зорко отслеживает всех, кто интересуется поездом. Как бы вы мне «хвоста» не привели.

– Эй, Олюн, – позвал он своего приближенного, – глянь-ка вокруг, не шастают ли шпики?

Здоровенный Олюн, в кармане пиджака которого явно проглядывались очертания нагана, выскользнул за дверь.

– Да нет, все тихо, – сообщил он спустя несколько минут.

– Ты уж там, того, – приглядывай, посматривай, – попросил его Рак.

Затем он рассказал партизанам свои соображения о бронепоезде.

– Сдается мне, что патрульная служба этого состава попросту ширма, для отвода глаз. Мне известно, что из Владивостока вскоре подойдет еще одна крепость на колесах, вооруженная орудиями со старых миноносцев, и тогда красным по железной дороге в дальневосточные земли будет непрохонжа. Поэтому пустить под откос бронесостав дело нужное. Авось они поостерегутся тащить сюда второй поезд. Я через верных людей постараюсь узнать хотя бы примерный распорядок выездов этого броневика, а там уж ваше дело как с ним бодаться.

В ожидании информации разведчикам пришлось задержаться в городе на пару дней. Каждый проводил время по-своему. Евсеич, водрузив на нос очки, читал газеты и отсыпался в тепле. Гриша ходил в синематограф и цирк.

Арсений тоже побывал в цирке и на выходе столкнулся нос к носу с Варей. Обрадованная девушка засыпала его вопросами. Он отвечал уклончиво и зорко посматривал по сторонам, чтобы никто не услышал ее наивные вопросы. Она тараторила без умолку, когда они прогуливались по заснеженным аллеям сада. Из ее сбивчивого рассказа Сеня понял, что папаша жив и здоров, но торговля идет на убыль, в связи с приближением армии красных. Была и печальная новость. Ее брата Гешку в ночное время подстрелил патруль, когда он возвращался с гулянки. Пьяненький Геша стал кричать казачьему патрулю: «Вива ла карбонариа!» (Да здравствуют карбонарии!) Те подумали, что он выкрикивает революционные лозунги, и решили задержать подозрительного господина. Геннадий пустился наутек и получил пулю в спину. Сейчас он лежит дома и к нему ходит доктор. Врач сказал, что все зависит от организма брата и воли божьей. Рана тяжелая, но Евгений молодой человек и, вероятно, выдюжит. Лиза встречается с американцем Энтони – который Антон, и он решил забрать ее в Америку. Лиза согласна, и вскоре они поженятся. Вопрос только в том, что Лиза православная, а Энтони католик. Ник – Мыкола переведен в другое подразделение и несет службу во Владивостоке. Он вроде переводчика, поскольку знает три языка – английский, русский и украинский, на котором в Приморье говорит едва ли не треть населения.

– Ой, – встрепенулась Варя, – я совсем забыла, тобой интересовалась наша классная дама Ирина Семеновна. Она просила передать тебе привет и просила непременно, при случае, навестить ее. Кстати, она живет тут неподалеку.

Арсений стал отнекиваться, заявляя, что они почти не знакомы, однако Варюша была настойчивой и буквально потащила парня в ближайший переулок. Она заявила, что у нее замерзли ноги и если Сеня не хочет, чтобы она простыла и умерла, то им непременно надо выпить горячего чаю и отогреться в тепле.

Поднявшись на второй этаж доходного дома, она остановилась у двери, на которой имелась медная табличка с надписью «Педагог И.С. Гипенрейтер».

– Она что, еврейка? – спросил Сеня, который вполне нормально относился к евреям, за исключением новоявленных комиссаров.

– Нет, она из старинной немецкой дворянской обрусевшей фамилии. Вообще-то ее имя Ирма, но она требует называть ее Ириной. Ее отец – полковник, мама русская, а брат служил морским офицером на одном из крейсеров эскадры-невидимки во Владивостоке. Она душка и большая умничка. Мы все ее обожаем.

Ирина искренне обрадовалась гостям и, по русскому обычаю, тут же усадила их за стол. Арсений вначале чувствовал себя неловко, но рюмка хорошего коньяка и чай с булочками привели его в расслабленное состояние. Он вдруг почувствовал, что всей душой тяготеет к домашнему уюту. Ему хотелось любви и женской ласки. Он знал, что готов отдать всю нерастраченную и глубоко упрятанную под броней внешней невозмутимости мужскую нежность этой голубоглазой женщине, которая о чем-то спрашивала его. Он отвечал невпопад. Его словно окутала теплая облачная пелена, ему никуда не хотелось уходить из этой уютной квартиры. Внезапно Сеня почувствовал, что смертельно устал от постоянного ощущения близкой смертельной опасности, грубости, неустроенности походной жизни и одиночества.

У Ирины не было пианино, но зато она прекрасно играла на гитаре. Приятным бархатистым голосом женщина исполняла старинные романсы и народные песни. Сеня и Варя, как могли, подпевали ей. Ранние зимние сумерки заставили Варю поспешно засобираться домой. Сеня оделся, чтобы проводить ее. Ирина тоже решила прогуляться с ними по морозцу, дабы подышать перед сном свежим воздухом. Варин дом был на другом конце города, и Арсений кликнул извозчика. Резвая лошадка помчала расписанные аляповатыми узорами санки по скрипучему обледеневшему насту. В окнах домов зажигались огоньки. Люди спешили под родной кров, а его-то у Сени не было. Однако он не подавал виду, шутил и весело смеялся с Варей и Ириной.