– Зайдете к нам? – спросила Варя, когда они подъехали к дому.
– Нет, нет, я не могу, – запротестовал Арсений. Он понимал, что ребят может встревожить его долгая отлучка. Правда, Гриша Лапин видел, как его друг встретил возле цирка девушку. Он не стал смущать товарища и, подмигнув Сене, юркнул в толпу.
– Жаль, – вздохнула Варя, – Гена часто вспоминает о тебе. Да и папа говорит, что так и не смог найти такого толкового и честного помощника, как ты.
И тут душа у Арсения дрогнула, и он, махнув рукой, заявил:
– Пойдем, только ненадолго, а то нагорит мне за опоздание.
Скрипучие ступени привели его в комнату Геннадия. Обложенный подушками парень лежал на кровати, лицо его было бледным, а на лбу выступила испарина. Он обрадовался старому другу и долго тряс его руку.
– Что же ты так, Гена, – укоризненно прошептал Арсений, утирая пот со лба раненого парня. Ему самому в ту пору уже была известна мучительная боль ранений.
– Дурак был, все по пьяни, – горько усмехнулся Геннадий. – Все бы ничего, да вот только есть почти нельзя, и страшно хочется пить.
– Надо терпеть, – увещевал его Сеня. Он промокнул иссохшие и потрескавшиеся губы приятеля влажной салфеткой.
После непродолжительной беседы парень закрыл глаза и впал в забытье. Арсений откланялся и поспешил прочь. Вместе с ним из дома вышла Ирина.
– Так, одну проводил, – усмехнулся молодой партизан, – теперь провожаем другую.
Ирина гордо дернула плечиком:
– Меня можно и не провожать, поймай извозчика, я доеду сама.
– Ну уж нет, – смутился Арсений, который понял, что «сморозил» глупость. – Сейчас такие отчаянные мазурики шастают, что красивых барышень выдергивают прямо из саней и продают китайцам.
– Правда? – глаза Ирины испуганно округлились.
– Шучу, но береженого – Бог бережет, – ответил Сеня.
Копыта коня мерно стучали по замерзшей дороге. Ирина уткнулась носиком в отворот Сениной бекеши и была безмерно счастлива. Ей хотелось ехать вот так бесконечно долго. Впервые за последние годы у нее было тепло и спокойно на душе. Она была защищена от всех невзгод этим красивым и сильным мужчиной, у которого, она знала наверняка, есть оружие и, в случае какой-нибудь опасности, он непременно ее спасет. Ей совсем не хотелось быть сильной, ироничной и дерзкой. Она вновь хотела почувствовать себя маленькой девочкой, которую оберегают и любят. Родители давно ушли из жизни, а старший брат до Февральской революции жил в Петербурге, куда был переведен по окончании Русско-японской войны. Их переписка прервалась несколько лет назад, и она с недавних пор чувствовала себя сиротой. Ее кратковременные романы заканчивались полным разочарованием, поэтому всю свою любовь она отдавала своим ученицам.
Внезапно ее сердечко кольнула тревога: вот мы сейчас подъедем к подъезду и он уйдет, а она останется одна, в пустоте привычных вещей. В ней вновь проснулась натура решительная и властная. С ранней юности Ирина привыкла принимать решения и выполнять задуманное. Часто она говорила своим воспитанницам: нечего сидеть Аленушкой у омута, надо действовать!
«Я заберу его себе и никому не отдам, он будет мой и только мой», – решила Ирина. Она помнила ту яростную, необузданную, полухмельную любовь, которой они предавались на сельском сеновале, и необоримые женские чувства толкали ее к решительным действиям. Как и у всякой умной и любящей женщины, в ее арсенале находилось множество хитростей, которыми своих дочерей одарила еще праматерь Ева.
Когда санки подъехали к входным дверям, Ира с веселым смехом выскочила на дорогу и тут же, поскользнувшись, упала. Муфточка отлетела в сторону. Женщина жалобно вскрикнула и, попытавшись подняться, со стоном опустилась на колени. Даже самый придирчивый режиссер не нашел бы в действиях молодой дамы ни крупицы фальши. Что уж говорить о Сене, который простодушно поверил несчастной учительнице. Он поспешно вылез из санок и стал поднимать Иру на ноги.
– Что с вами, где болит? – спросил он.
Ирина шипела от боли и вскрикивала, когда он прикасался к ее лодыжке. Она настолько вошла в роль, что ей на самом деле было больно и приятно одновременно.
– Может, сразу поедем к доктору? – предложил Арсений.
– Не надо к доктору, я как-нибудь сама до квартиры доберусь…
– Ну уж нет, – расплатившись с извозчиком, Сеня легко подхватил женщину на руки и вошел в подъезд.
«Ну, вот ты и попался, голубчик», – мелькнула в голове молодой женщины лукавая и горделивая мысль.
Она знала, что такой человек никогда не бросит раненого и попавшего в беду товарища одного, что уж говорить о беззащитной даме.
Усадив охающую притвору в кресло, Сеня осторожно стал расшнуровывать ее высокие ботиночки.
«Боже, какие у нее маленькие ножки», – пронеслось в его голове.
– Я сама, сама, – хныкала Ирина. – Ты лучше снега и льда насобирай за оконной рамой на карнизе и подай мне бинт, что в верхнем ящике комода слева.
Арсений поспешно, едва ли не бегом, выполнял ее поручения. Наложив тугую повязку и приложив к щиколотке пузырь со льдом, Ирина попросила растопить печь и вскипятить чайник. Сеня уже понял, что возвращаться поздним вечером к Якову Раку не стоит. По улицам разъезжали казачьи патрули, а по подворотням таились грабители. Скорее всего, надо переждать где-нибудь до утра. Он и не догадывался, что к этому «логическому» решению, исподволь, подвела его хитренькая дамочка, что сидела в кресле напротив. Они пили чай с пирожками и беседовали. Бордовый абажур наполнял комнату каким-то теплым и умиротворяющим светом.
– Что-то я совсем продрогла, – произнесла Ирина, зябко кутаясь в широкую пуховую шаль. – Сеня, принесите из буфета на кухне бутылочку коньяка. Там есть еще ром и водка. Налейте себе что угодно.
Арсений не преминул исполнить просьбу. Они выпили по стопочке хорошего коньяка, и Арсений почувствовал, как горячий комочек мягко прокатился по гортани.
– Отменный коньяк, – одобрил Сеня, который, послужив приказчиком в магазине Бадаева, знал толк в хороших спиртных напитках. Порой они с Гешей тайком от старших пропускали по маленькой досужим вечерком, когда играли в карты в Сениной каморке.
– Хотите еще? – спросила Ирина. – Не стесняйтесь, давайте я тоже немного выпью в знак солидарности. Арсений, – после некоторой неловкой паузы быстро заговорила она, – вы сами рассказывали мне, что в такое время появляться на улице опасно, а я и сама каждый вечер слышу за окном выстрелы и крики. Поэтому, без всяких отговорок, ночуйте у меня. Надеюсь, вам будет удобно на диване. Меня вы не стесните, и не надо возражать. Я современная независимая женщина, без мещанских предрассудков.
Ира очень волновалась, когда произносила свою речь. Она внутренне сжалась, ожидая, что Сеня резко поднимется со стула и, извинившись, непреклонно направится к двери.
«Матерь Божья, останови его, не дай ему покинуть меня», – мысленно взмолилась она.
Мужчина чувствовал ее волнение и понял, что оставить женщину в таком положении будет просто подло.
– Хорошо, только на рассвете я должен уйти, – тихо проговорил он.
Погасив лампу, они долго молча лежали в темноте, слушая потрескивание дров в печи.
«Какой же я все-таки пентюх, – думал Арсений. – Красивая, нежная женщина ждет от тебя любви и ласки, а ты позорно празднуешь труса. Да любой мужчина на твоем месте давно бы обнял ее и осыпал поцелуями. Ну же, смелее», – приказывал он себе. Сердце молотом стучало в груди. Мысли путались. Он не находил слов. Язык, казалось, присох к гортани.
– Скажите правду, – вымолвила Ирина, – я вам нравлюсь?
– Да, очень, – хриплым от волнения голосом ответил он.
– Так идите же сюда, мой милый. Иначе я сейчас расплачусь, – прошептала она.
Он стремительно подошел к ней и попал в теплые объятия нежных и крепких рук. В комнате было темно, лишь отблески огня, пробивающиеся через щели в дверце изразцовой печи, бросали скользящие блики на потолок и стены. Там, за двойными рамами, где-то далеко слышались звуки винтовочных выстрелов. Изредка тишину нарушал топот запоздалого извозчика или конных патрулей.
