Комбедовцы испуганно хлопали глазами, наверное, уже попрощались с жизнью. Малинин легко пнул носком сапога подошву Антипа Фёдоровича, замершего на земле без движения, и процедил сквозь зубы:
– Подъём, коммуна, ехать пора, потом разлёживаться будешь.
Больше приключений в дороге не случилось, добрались вполне сносно, и на этот раз госпожа Удача благоволила капитану Малинину. Комбедовцев и женщину с ребёнком определили на постоялый двор, прощаясь, Малинин посоветовал Антипу Фёдоровичу вроде бы шутливо, ласково улыбаясь, но того от подобной улыбки словно мороз пробрал:
– Ты, Антип Фёдорович, уж сделай милость, больше не попадайся, в очередной раз может и не повезти. Бывай здоров, женщину оберегай, а уж если встретишься мне с оружием в руках – не обессудь.
Получилось зловеще, комбедовец поёжился, хотел что-то ответить и по возможности дерзко, но язык словно прирос к зубам, не слушался. Антип Фёдорович сумел лишь судорожно проглотить закупорившую гортань слюну и кивнуть.
В своих ожиданиях капитан Малинин не обманулся: каратели уже наябедничали высокому начальству – и Малинин получил изрядную выволочку от полковника Васнецова. То, что разведгруппа задание выполнила и вернулась без потерь, того не волновало совершенно, ибо налицо было едва ли не сотрудничество с красными. Начальник разведки капитан Голицын, пытаясь смягчить удар, вступился за Малинина горячо и страстно, в результате крепко досталось обоим.
– Считаешь себя правым? – спросил позже Голицын, Малинин лишь безразлично пожал плечами:
– Если бы это могло что-либо изменить…
Глава 14
Окна чернели спящей пустотой, словно указывая незваным посетителям на явную неуместность позднего визита. Тусклая луна почти не освещала спящую улицу, а дом видел десятый сон, но это мало смутило грозного прапорщика, который желал успеть всё и сразу. Белоносов бесцеремонно забарабанил в дверь и продолжал сие занятие до тех пор, пока в окошке не забрезжил слабый огонёк керосиновой лампы, и недовольный голос сонно произнёс:
– Кого по ночам носит?
Грозный прапорщик сильнее ударил в дверь кулаком и прикрикнул героическим фальцетом:
– Захаров! Открывай, мерзавец, контрразведка!
Откуда Георгий Антонинович взял такую форму обращения и почему обозвал невидимого визави мерзавцем, он и сам не понял и даже удивился, вероятно подсознательно хотел продемонстрировать Насте свою решимость и готовность к свершению подвигов. Хотя столь грубый окрик сильно шёл вразрез с всегда вежливой и даже слегка наивной обходительностью грозного прапорщика, да и вышел окрик, честно говоря, не сильно страшным. Но слово не воробей, за дверью недовольно завозились, потом звякнул засов и на пороге возник белым призраком некто в наброшенном на исподнюю рубаху старом сермяжном армяке. Керосинка выхватила из темноты худое лицо мужчины лет тридцати, по всей видимости, того самого Митьки Захарова. Ожидая встретить, как минимум, взвод вооружённых до зубов солдат, он немало удивился, увидев перед собой лишь молодую девицу и мальчишку в форме прапорщика с огромной кобурой на боку.
– Веди в дом! – не пожелал выходить из своей грозной роли Жорж. И со свистящим придыханием добавил. – Быстро!
Митька Захаров, по-прежнему ничего не понимая, пятился назад, теснимый прапорщиком, Настя, как в бессознательном сне, двигалась следом. Втолкнув несчастного Захарова в крохотную кухню, Жорж навис над ним разъярённым коршуном.
– Говори всё, что знаешь про Виктора Нежданова! Запираться не вздумай – нам всё известно!
Митька Захаров не мог взять в толк, что от него хотят, часто-часто хлопал глазами, слюняво раскрывал рот, словно задыхаясь, пытался что-то лопотать. Жорж не давал опомниться, наседал.
– Настя, дай фото! – он выхватил из рук Веломанской карточку Нежданова, сунул в лицо допрашиваемого. Главное, не терять темп!
Фотографическая карточка бравого Виктора Нежданова произвела на инвалида германской войны такой же эффект, какой производит на зрелого барана-производителя вид новых резных ворот. Он непонимающе уставился на карточку, глупо вращая глазами.
– Узнаёшь? – зловеще прошипел Жорж. – Будешь говорить или Ваньку валять?
Митька Захаров готов был рассыпаться прахом, уползти ловким ужом в щель между половых досок, вылететь в печную трубу лихой ведьмой, а Белоносов неотвратимо вопрошал:
– Давай, не крути! Когда и где познакомились? При каких обстоятельствах? Чего от тебя Нежданов хотел? Говори, нам все известно!
Митька пытался отбиваться, что-то лопотать, ещё больше подогревая агрессивный пыл Жоржа. Грозный прапорщик расстегнул верхнюю пуговицу кителя, словно невзначай положил ладонь на огромную кобуру.
– Ты, мил человек, видно шутки шутить собрался? – явно кого-то копируя, сурово-зловеще пробасил Белоносов. Получилось весьма посредственно, ненатурально, даже слегка комично, сам же грозный прапорщик этого не почувствовал. В тусклом свете керосиновой лампы его фигура налилась силой, нависла над ничтожным собеседником несокрушимой горой, исполинским великаном, былинным рыцарем. Он чеканил слова, сам, по видимости, уверовав в собственную силу и способности мастера психологических допросов. Возможно, этому способствовал тараканий взгляд инвалида германской войны и неожиданное осознание собственного величия, умения внушать страх. Захаров заюлил, завертелся юрким ужом на раскалённой сковородке.
– Я не при делах! Мы всю жизнь к закону послушные были! Ни полушечки не своровали, кого хошь спросите! Дмитрий Захаров испокон веку со всем почтением, никогда и слова супротив, наговоры всё это!
Он нес какую-то ахинею, но Георгий Антонинович вдруг осознал, что небогатый запас угроз исчерпан, и теперь, по всем правилам допросной науки, надлежит переходить к мерам физического воздействия, то есть начинать Митьку Захарова бить. Лупить, мордовать, колотить, окучивать, выбивать показания, и юный прапорщик Белоносов сам испугался предстоящей перспективы. К тому же вспомнил о присутствующей здесь Насте Веломанской, и мгновенно залился краской ужасающего стыда. Только Митька этого не понял, не ощутил изменения в поведении контрразведчика, и втянув голову в плечи, испугавшись лютой расправы, быстро-быстро залепетал:
– Он Петьку Еремеева искал. Петька зимой еще в Москву подался, вернуться должен был, да исчез, этот его разыскивал…
– Еремеев где? – по инерции спросил Жорж, сам не веря ещё, что бить собеседника не придётся.
– Не могу знать! – заюлил Захаров. – Не возвращался он, как в воду канул…
– Зачем в Москву ездил?
– Дело у него.
– Какое?
– Не могу знать!
Жорж исчерпал свои грозные возможности, дальше мог последовать лишь фарс, и все же Жорж хотел доиграть партию до конца, потому прошипел зловеще:
– Все ясно с тобой! Говорить по-хорошему не желаешь, Ваньку крутишь! Собирайся, поедем в контрразведку, там все выложишь: и чего знаешь, и что знал, да забыл, и чего не знал – тоже вспомнишь…
Текст Жорж выпалил по наитию, сам не понял, что произнес, но Захаров поверил. Настя оторопела, боялась даже шевельнуться, но через секунду грязная кухня потеряла привычные очертания: потолок поплыл, перевернулся, а пол больно ударил в лицо, и всё померкло, исчезло, растворилось в белёсом тумане.
Глава 15
Небольшая рыболовная сеть, бредень, согласно словарю В. И. Даля, имеет предназначение: «Бродить рыбу, ловить бреднем, идучи водою и волоча его на клячах за собою». Однако рыболовные снасти можно использовать и иначе: штабс-капитан Северианов занимался, на первый взгляд, странным и не совсем обычным для боевого офицера делом: разложив на полу бредень, вырезал несколько прямоугольных кусков, расположив «клетки» сети по диагонали, пропустил по периметру всех деталей тонкий, но крепкий шнурок и сейчас сшивал куски между собой. Получалось нечто среднее между плащ-накидкой и курткой-балахоном. Сие странное одеяние штабс-капитан надел, сделал несколько движений, покрутился на месте, прошёлся по комнате. Снял, подвесил и занялся еще более непонятным процессом: снизу вверх он подвязывал и подшивал к сети пучки мочала, лыко и лоскуты льняной мешковины разного размера и разных цветов: зелёно-серые, грязно-жёлтые, тёмно-коричневые. Когда Северианов отдавал в покраску пыльную кипу старых мешков, работники «шёлкокрасильного заведения Широковой Анны Тарасовны, третьей гильдии купчихи, Степная часть, в доме Гауланова, котлов 4, рабочих 7» смотрели на штабс-капитана с легким презрительно-недоумённым удивлением. Красить старую мешковину в грязно-зелёный цвет и разные оттенки коричневого мог лишь человек, мягко говоря, большой оригинальности и эксцентричности, или, выражаясь проще, бесящийся с жиру индюк, надолго распростившийся с разумом и здравым смыслом. Однако верные правилу «Изготовим любое гадство из материала заказчика», лишних вопросов не задавали. Распустив на нити куски мешковины по краям, Северианов перегибал их пополам и крепил к сетевому каркасу. Работа кропотливая, требующая громадного терпения и усидчивости, но Северианов обладал и тем и этим, а главное, от итогов работы зависел не столько успех задуманного, сколько жизнь. Дело двигалось со скоростью ленивой черепахи, но Северианов не ускорял процесса, тщательно проверяя каждый узелок, каждый лоскут. Получавшийся костюм мог менять длину и ширину в довольно больших пределах, не стеснял движений и хорошо сидел на одежде любой толщины, позволял совершенно бесшумно освобождаться от зацепов и должен был превращать его обладателя в нечто травянисто-кустарное. Время текло неудержимо и неумолимо, Северианов работы не прекращал, вязал узелки, подшивал, обрезал лишнее с монотонным и нескончаемым упорством. Когда разноцветное лохматое одеяние было готово, надел его поверх одежды, вновь прошелся по комнате, осматривая себя придирчивее, чем ярмарочный покупатель лошадиные зубы, тщательнее, чем поднаторевший, искушённый нумизмат редкую коллекционную монету. Удовлетворившись осмотром, проверил оба нагана. Четырнадцать патронов для скоротечного боя, для создания подавляющего огня, мягко говоря, немного, а перезаряжаться времени не будет. Плохо. Ещё есть карманная дамская пукалка: браунинг М 1906, боевой нож и «рукопашка». Ну и две гранаты Миллса, но это уж на самый распоследний случай. Ладно, посмотрим, решил Северианов. У него оставались чуть меньше двух часов, и он мгновенно заснул. Проснувшись, без аппетита, механически сжевал кусок ситного хлеба с салом, запил холодным чаем и начал собираться. Свой оригинальный маскхалат сложил в вещмешок, туда же отправил гранаты, Линнеманновскую пехотную лопату, бинокль, фонарик, флягу с водой. Запасные патроны к нагану, тщательно завернув в тряпицу, чтобы не гремели, уложил в патронташ, прикреплённый к ремню. Пора было отправляться.
