Путь наверх был скользким, хотя по запаху Дима определил, что этим «руслом» давно уже не пользовались.

Наконец, он уперся макушкой в крышку, закрывавшую тоннель с другой стороны. Толкнул ее раз, другой. Уцепиться было не за что, и каждый раз, толкнув крышку, Дима съезжал вниз, убеждаясь, что сила противодействия истинно равна действию. И только когда совсем отчаялся, он вспомнил о карманном ноже, который захватил с собой для самозащиты. Просунул лезвие в щель между крышкой и палубой. Надавил, используя клинок как рычаг.

Лезвие сломалось.

Выбросил бесполезный теперь нож, и тот, гремя, скатился вниз по желобу. Со злорадством Дима понадеялся, что тот упадет на голову лодочнику, отправившему его в безнадежное путешествие…

«Лодочник, как и стрелочник, всегда виноваты» — пробормотал Дима себе под нос и тут же, неистово, словно утопающий за глотком воздуха, рванулся вверх.

Неожиданно крышка поддалась.

Выбрался на палубу. Огляделся. Прислушался.

Река, невидимая в темноте, ощущалась запахом воды, шелестом волн об обшивку судна, словно проползала мимо, огибая пароход, гигантская змея. Луч прожектора, установленного на корме, скользил вдали от парохода, и там, где он соприкасался с водой, клубился туман, как будто испарялась вода под лучом гипотетического гиперболоида.

За спиной Дима услышал чье-то осторожное дыхание.

— Эй, — раздался голос. — Ты что тут делаешь?

Торопливо расстегнув ширинку, Дима принялся мочиться в шпигат.

— Не утерпел, — пробормотал он невидимому в темноте собеседнику.

— Как ты на палубу попал? — спросил тот.

— Через дверь. Я тут новенький. Ну, гальюн искал, а оказался на палубе.

— Пойдем, дружок, — мягко попросили из темноты.

— Я закончу, если ты не против, — предложил Дима. — Или собираешься меня оштрафовать за загрязнение окружающей среды?

— Моча и пепел, — произнес голос за спиной. — все, что остается от удовольствия. Значит, самое чистое. Только вот в чем проблема. Все двери, ведущие на эту палубу, к этому часу запираются надежными замками.

— Значит, один был не такой уж надежный.

— И еще — на палубе сейчас может находиться только дежурная команда.

— Я же не знал.

— И последнее. На судне нет новичков…

В воздухе, как ночная птица, промелькнул кулак. Дима успел отклониться в сторону, и кулак с глухим стуком врезался в вертикальную стойку ограждения.

— Попробуй еще разок, — предложил Дима, гордый тем, что увернулся от удара.

— Пожалуй, я не стану тебе мешать, — прозвучал из темноты миролюбивый голос. — Ты писай, писай. Писай, не стесняйся.

— Не вижу никакой связи, — удивился Паша. — При чем здесь документы, которые из сейфа увели, и чисто-конкретно наши внутренние разборки?

— В субботу какое число? — как бы между прочим поинтересовался Саид. — Ты газету читал?

— Какую газету? — еще больше удивился Мореход.

— В субботу — собрание акционеров Электролампового завода. Объявление печатали.

— Ну?

— В субботу — открытие, отчет правления и всякая там бодяга по регламенту. Заседание продлится два дня и закончится торжественной частью. Будет коктейль. Из верных источников слышал — только это между нами — в морге хранится до поры до времени огромная глыба льда, из который народный скульптор с задумчивой грузинской фамилией Бзднулия к банкету вырубит медведя. Ледяной медведь будет держать в ледяных лапах ледяное же корытце с зернистой икрой…

— По-моему, ты чего-то недоговариваешь, — заметил Паша. — А вдруг икра окажется паюсной?

— Тебя не проведешь, — вздохнул генеральный директор Электролампового. — Перед банкетом, часа за два, чтобы акционеры успели переодеться в вечернее, состоится голосование. Выберут правление. Людей, которые станут хозяйничать на заводе ближайшие четыре года.

— Кажется, я начинаю догадываться, — признался Паша. — Документы, «свистнутые» из сейфа, и голосование — как-то связаны?

— Свистнуты, Паша, и свистнуты — ой! — как не вовремя. Достаточно будет предъявить их, буквально перед самым голосованием, и завод — твой. А, значит, и город.

— Я чувствовал, чувствовал! — Паша стукнул кулаком по столу так, что у того сломалась ножка, и поднос с грохотом упал на пол.

В каюту вскочил охранник, но Мореход раздраженно махнул ему, чтобы тот убирался.

— Саид, я одного не пойму, — продолжил Паша, но уже не так эмоционально. — Документы, акции эти или как их там — они ведь чисто конкретно на кого-то записаны? Тут не «лопатник» выначить из кармана, в котором боны незасвечены — пользуйся! Ну, взял кто-то документы из сейфа, да как он ими воспользоваться сможет? Я тех «актеров» из театра хоть сейчас на судно доставлю, и если документы у них — вытрясу. Но что дальше…

— В этом-то вся проблема, — покачал головой Саид. — Поэтому их нельзя трогать, пока не выясним, каким образом они собираются воспользоваться документами, украденными из сейфа Трупина. И — конкретно: что они сделали с документами? Может, с собой везут, во что я не верю. Надежнее — по почте или с курьером. Или — подставное лицо используют? Так что тут осторожненько надо — не за дыхалку брать, а так, гуманитарно, провентилировать вопрос. Прямо от тебя к ним поеду, попробую договориться. Дешевле будет заплатить. Дешевле будет, если я ПЕРВЫМ с ними договорюсь.

— Но документы точно у них? — переспросил Паша.

— Ой, не знаю, — устало вздохнул директор. — Я сейчас как та собака: след взял, а вот тот ли это след, или просто телега проехала…

— Значит… — Значит, у нас теперь два выхода, как из кинотеатра. С одной стороны, надо следить за этими, как ты их назвал, трюкачами…

— Артистами.

— Какая разница? Пока акции не нашли своего хозяина, хозяин сам станет их искать.

— Любите вы, азиаты, туманно выражаться, — засмеялся Паша.

— Потенциальные хозяева завода одну команду уже прислали, куда уж яснее.

— С этими-то я быстро разобрался.

— Вряд ли они успокоятся. Будут еще люди. С пистолетами, автоматами, а, может, даже на танках, — Саид тоненько засмеялся. — Грязи они не побоятся.

— Я тоже не побоюсь, — Паша-мореход оскалился. — «Варягов» беру на себя, будь спокоен. А ты — разберись с «покупкой» — что там они задумали? У нас все получится.

— Что — получится?

— Электроламповый станет нашим. А об остальном — договоримся.

— Звучит многообещающе. Только…

— Только?

— С чего ты решил, что я договариваться пришел? Я только предупредить хотел, раз мы друзья.

Капитан милиции Комаров завел двигатель повидавшего виды «козла» и некоторое время прислушивался, как нарастает гул набирающего обороты движка. Потом решительно повернул обратно ключ зажигания, и мотор смолк.

— Нет, так не годится, — пробормотал он сам себе.

Площадь перед театром была пуста, только возле фонтана, что в центре, наблюдалось шевеление. Там давно уже обосновались попрошайки, попадающие в их город в основном с поездов из Азии.

«Почему не устроили засаду? — продолжал размышлять капитан Комаров. — Ни для кого в управлении не секрет, что жестокая перестрелка, в которой схлестнулись, вот на этом самом месте, местные бандюки и заезжие из Москвы, связана еще с несколькими убийствами криминальных авторитетов. Что происходит? Передел города?» Капитан был против передела. Не потому, что любил местных бандюков. Но на своем участке он смог с ними договориться. И хотя прекрасно знал сколько и кому отстегивают коммерсанты (барыги по определению), вернее, вместо них граждане (так как бандитские проценты включались в стоимость товара), считал, что организованная преступность — лучше неорганизованной.

Когда вдруг прокатилась волна изнасилований, он попросту, по разным причинам закрыл несколько продуктовых магазинов, сауну и малое «Закрытое общество на акциях (паях)» (ЗОНА и маленькое «п») по производству газированных напитков. Через пару дней деловые люди через осведомителей заверили, что группа школьников (блин, пацанов), совершивших те преступления, поймана и, главное, наказана. Каким образом наказана, братва уточнять не захотела, но изнасилования, в корне, пресеклись. И, вообще, на улицах с подростковыми правонарушениями стало не в пример спокойнее.