Кладовой сказал:

- Этой скульптуре несчетные тысячи лет. Никто даже прмерно не знал, склолько. Не знал - потому что только в молодости я видел людей, с которыми имело смысл говорить о таком. Уже двадцать лет ее не видел ни один человек, кроме меня, - он улыбнулся - с внезапным искренним удивлением, как показалось Квакину, и посмотрел на него, - ее просто некому было показать!

Несколько минут оба молчали.

- Спасибо вам, - сказал, наконец, Квакин, - едва ли вы знаете, что сделали сейчас для меня. Едва ли я смогу это объяснить... Я пойду. Восприятие этого требует сил, и не может длиться долго. Я пришлю вам охрану. И для дома, и для вас. Немедленно, как только приду в резиденцию... - он помедлил, думая, как лучше проститься с человеком, чьим многолетним фанатизмом оказался посвящен в самую главную тайну, с которой успел столкнуться, и вдруг неожиданная мысль пришла ему в голову, - и - не показывайте это! Никому и никогда! Потому что если люди увидят ее, то могут просто убить. А ее мир исчез, и не может ее защитить...

- Я знаю, - сказал Кладовой, - но подумайте вот о чем: она способна на самую разрушительную месть.

Миссия

Около месяца не происходило ничего интересного.

Вернулся Долбила и сообщил, что письмо у него взяли королевские пограничники и даже дали какую-то расписку, говорят - в получении оного. Квакин разорвал заделанный замысловатой печатью конверт и - без особого удивления - понял, что язык королевства ему так же знаком, как и местный. Рапсиска, и верно, была в получении его письма пограничной службой. Кроме того, прибывшие за податью чиновники тоже вручили Долбиле расписку. Читать ее Квакину было и забавно, и вполне ожидаемо - количество принятого по каждому пункту было меньше, чем сдал Долбила. Исчезло даже две шлюхи - интересно, куда!? Долбила сказал, что уж что-что, а всех шлюх он помнил, и сдал в полном составе.

- А им повезло, шлюхам-то, - сказал он, завершая свою речь, - принимающие-то эти смотрятся богато! Видать, живут в королевстве неплохо...

- Если все пойдт по плану, увидим сами, как они там живут, - сказал Квакин, - хотя, может быть, и не сразу...

Забот, однако, хватало - и у Квакина, и у всего Совета четырех. Переведенный на ручное управление уровень замер в неустойчивом состоянии. Мобилизованную армию, обитающую неподалеку от города в кактусном лагере, надо было кормить. Задача эта требовала четкого контроля за всей производимой на уровне едой и работой эгриботов. В общей сложности оказалось у Квакина почти четыреста человек бойцов. Половину составили те городские бойцы, которые годились для чего-то более сложного, чем эгриботинг, половину - деревенксие, которых нужно было изъять с деревень всвязи с оскудением земельных ресурсов. Использовать армию для чего-либо, кроме регулярных тренировок, Квакин категорически не хотел. Он обещал его величеству подготовленных бойцов, и должен был их подготовить... непонятно только, к какому времени.

Наконец, ему доложили, что прибыл королевский курьер.

Курьер привез еще одно с подвыподвертом запечатанное письмо; печатей на нем было целых три. Письмо уведомляло, что в Чисто-место направляется комиссия министерства колоний. Ей нужно обеспечить должный прием.

И все.

- Похоже, - сказал Квакин на состоявшемся по этому случаю заседанию Совета, - этому министерсиву совершенно по фигу, кто тут правит. Или им понравились подати... На звоночек о заговоре оно вообще не отреагировало. Может, сдесь так принято - всякая новая власть обвиняет старую в заговоре? Может, это просто форма вежливости? Ну, чтобы министерскому чиновнику, ответственному за этот шикарный уровень, не ломать голову над докладной своему боссу о причине перемены властей. Заговор, мол, раскрыли - не без моей кураторской помощи...

- А какая им, в самом деле, разница? - сказал на это Пинок, - цацек отстегнули? Отстегнули. А чего им отсюда еще можно взять?

Комиссия выслала вперед гонца с очередным посланием. Оно, правда, находилось в конверте просто заклееном, безо всяких печатей.

"Досточтимый господин Квакин! Прошу организовать встречу на дороге перед городом завтра после полудня. Полномочный комиссар министерства колоний Дастин Стэп."

В полдень Квакин в окружении свиты уже торчал на дороге в получасе ходьбы от города. Его сопровождал Четвертак - как самый знающий местные условия член Совета четырех. Пинок и Долбила остались при войсках, размещенных также вне города и наблюдающих за Квакиным со стороны. Кто знает, с чем прибудет этот самый комиссар? Как его придется встречать?

Комиссар, однако, совершенно не заслуживал столь массированной обороны, как четыре сотни мечей. Он неспеша покачивался на носилках в сопровождении едва двух десятков людей. То ли он полагал, что бояться нечего, то ли в министерстве считали, что его незачем охранять.

Заметив носилки, Квакин сказал свите идти за ним, и пошел носилкам навстречу. Метров за сто до того, как две процессии должны были сойтись, носильщики остановились, и из носилок кто-то выбрался, а потом двинулся навстречу квакинской свите. Квакин сказал свите остановиться, и дальше пошел один.

Человек в просторной белой одежде, в белой панаме - практически такой же, что приказал пошить своим бойцам Квакин - шел от солнца, и Квакин рассмотрел его только с десятка шагов. Средний рост, довольно правильные, хотя и неброские черты лица, лет тридцати.

Квакин решил, что комиссара стоит поприветствовать первым, и отвесил вежливый поклон.

Комиссар повторил его жест.

Накоенц, они сошлись.

- Я рад оказанной мне чести, - сказал Квакин, отвесив еще поклон, попроще.

Комиссар на секунду задержал взгляд на лице Квакина. И к тому моменту, когда он открыл рот, Квакин был уже почти уверен, что перед ним...

- Королевство всегда готово оценить по достоинству верную службу, - сказал подошедший и улыбнулся так, что ясно было: формальности не имеют значения, можно говорить о деле; формальности не должны мешать делам, и не помешают, если...

... что перед ним - Четвертый.

... если он не ошибся и перед ним - тот, кого он заподозрил.

- Позвольте подтвердить очевидное: я - Тим Квакин, временный исполняющий обязаности вождя княжества Чисто-место.

- Весьма рад. Комиссар министерства Дастин Стэп... Хочу заметить, что если бы встретил вас в столице - корлевства, я имею в виду - то принял за местного. Ваш язык идеален; пожалуй, я даже слышу столичный акцент. И... - он сделал короткую паузу, точно сомневался, стоит ли говорить, - должен ли я считать что вы - поименованный?

- Простите - мне не извстен смысл этого слова.

Дастин сделал короткий жест:

- Ну да, вы же местный... Но тем более странно - у местных не бывает имен. Только клички. Таких у нас зовут кликнутыми. Они все - эмигранты из мест вроде этого. Сейчас их очень много и они - решительно везде, и они ничем не отличаются от нас. Но мы все равно делемся на аборигенов - носителей имен, поименованных, и пришлых - носителей кличек. Кликнутые обычно держится своих обычаев. Но вот женщины их, выходя за поименованных, берут себе имена... так что по факту быть поименованным все же почетнее... Среди местных кличек нет такой, какая произносилась бы "Тим Квакин". Это похоже на имя.

- Это и есть имя. Я родился очень далеко отсюда, здесь не знают таких мест. Да и сам я уже не найду дорогу обратно.

Дастин внимательно выслушал эту фразу и основательно кивнул.

Понял, что прошлое Квакина не имеет значения для всех предстоящих дел?