Посему Квакин приказал мобилизовать всех чуваков, до которых удалось добраться, сделать им деревянные мечи, заправить рубашки в штаны и учиться ходить строем. Многому эгриботы не научились. Но оказалось вполне возможно построить их правильными прямоугольниками на таком расстоянии от города, чтобы видно было, что что-то там есть, но не видно - что именно.

Через неделю после начала потопа Квакин во главе своих соратников, в коружении вооруженной свиты, явился к воротам и утроился в некотором отдалении. Во-первых, со стены могли чем-нибудь бросить. Во-вторых, из-под ворот подтекала городонаполняющая жидкость, и воняла еще хуже, чем пересохшая речка. Среди свиты пребывало несколько особо горластых бойцов, так как лично вести переговоры с такого расстояния один человек не мог, не рискуя сорвать голос.

Квакин и Пинок восседали на носилках, под навесиками. Задницы их покоились на снятых с Капсулы креслах - вот уж точно, предметах доселе невиданных.

Первый крикун выступил вперед, и потребовал городское начальство для переговоров.

Как и следовало ожидать, начальство само на стене не показалось. Тот же, кто показался, позиционировал себя как лицо полномочное и чрезвычайно доверенное.

Квакин передал, что требует для переговоров делегацию в составе десяти представителей различных государственных учреждений. От них не требуется что-то сразу решать. Они должны передать информацию тем, кто может принять решение. И пусть это будут люди, известные народу. С непоми кем он говорить не будет.

Полномочный представитель, а также еще немаленькая куча людей на стенах обозрели явление Квакина и свиты, наверняка подметили маячащие на горизонте, подобно пучстынному миражу, стройные прямоугольники крестьянского ополчения, потолковали между собой и обещали делегацию прислать.

Квакин передал, что хочт видеть делегацию завтра в то же самое время.

Ему пообещали, что так оно и будет.

Обещание было исполнено.

Десять человек спустились пов веревочной лестнице со стены и предстали перед Квакиным и свитой.

- Это не самые главные, но я всех их знаю, - негромко сказал Квакину по-прежнему похожий на Бен-Ладена Четвертак, - замы министров и прочее, того же уровня. Причем из тех, кого действительно все знают...

Квакин принял серьезный вид - он уже научился принимать его в треуголке - и сказал речь.

Из речи его выходило, что некое высокое начальство поручило ему расследовать злоупотребления, чинимые в Чисто-место и подчиненных ему территориях, и злоупотреблений таких уже найдено много. Он подчеркнул, что не компетентен называть имен тех, по чьему поручению действует. Зато он компетентен применять военную силу так, как сочтет нужным.

При этих словах его уже готовые люди сперва поставили перед переговорщиками несколько десятков мусорных мешков, а потом развязали их. Полюбовавшись на неслыханный материал, переговорщики тотчас за тем смогли сменить тему - традиционно, в мусорных мешках компаньоны хранили головы поверженных врагов. Головы сохранились прекрасно - их только что вынули из морозильников Ставки и доставили в окрестности Чисто-место в Капсуле. Они еще не успели оттаять.

Квакин спросил, все ли понятно по данной части переговоров.

Довольно стройным хором его уверили, что понятно все.

Мешки исчезли вместе со своим содержимым.

Далее Квакин сказал вот что.

Люди, пославшие его, не нуждаются в виноватых. Разве что в нескольких. Но поскольку злоупотребляли решительно все, в числе этих нескольких может оказаться каждый. Однако все эти скучные, надоевшие, общеизвестные злоупотребления не есть его главная цель. Его цель - полное раскрытие заговора против вышестоящего начальства, о котором у этого начальства есть информация. Он, Квакин, не склонен к поспешным решениям. И лезть не в свои дела он не любит. И ему вовсе не поручено поступить с местными боссами так, как они поступают с ни в чем не виновными людьми только потому, что очередная песчаная буря засыпала очередные поля. Он хочет, чтобы ему выдали главных организаторов заговора. Двое-трое из них должны быть живыми. Прочие - не обязательно; если отцы города сами, осознав свои гражданские обязанности, пресекут их происки - им же лучше. В городе возможны перемены, но никто из тех, кто помог ликвидации заговора, не будет лишен права злоупотреблять в будущем... то есть, он хотел сказать - не будет ущемлен в правах. Они также никогда не будут привлечены в качестве свидетелей по делу об этом заговоре. Они же не настоящие заговорщики и ничего толком не знают, правильно он понял? Живые главные расскажут все сами, причем показания их против подельников в расчет приниматься не будут. Мертвые главные их не опровергнут...

Его заверили, что он понял совершенно правильно: если в городе есть заговор, то лучшие горожане, безусловно к нему непричастные, сами назначат... то есть выявят заговорщиков, и сдадут их почтенному представителю, с коим имеют высокую честь говорить.

Если - сказал Квакин далее - отцы города принимают эти условия, то они должны распорядиться, чтобы все мужское население города покинуло его мелкими партиями, без оружия, и сдалось далее указанным лицам. Отцы города нест отвтетственность за сохранность архивов. Кроме заговорщиков, все гарантируется безопасность.

Для ответа назначен был следующий день.

На следующий день Квакин получил: троих живых заговорщиков, некоторое количество метрвых, и уверение в том, что не только мужское, но и женское, и детское населние только о том и мечтает, чтобы покинуть город как можно скорей. Причем женское готово оказать великодушным посланникам великих вышестоящих господ максмум внимания в цивилизованных рамках.

Через два дня все население покинуло город и было размещено - на разных условиях и с разной степенью комфорта - в наскоро возведенных бараках под достаточной охраной.

Квакин отдал приказ об откопке городского ануса и о сборе всех лопат и ведер, какие только можно найти в округе без парализации хозяйственной деятельности.

Следы богов

Целую неделю городские жители жили в бараках, а работать ходили в город. И видят местные духи, так старательно они давно не работали. За неделю неведомо сколько ведер чистой воды из речки выше города, где та вовсе не была вонючкой, вылиты были на киирпичные моствые и полы. Там, где задерживалось смытое, безостановочно мелькали лопаты. Люди Квакина следили, чтобы не было мародерства. Через неделю город был чист и пуст - Квакин хотел осмотреть и изучить его без присутствия местных.

Обзаведясь несколькими помощниками из местных, приглашая то и дело консультантов из различных ведомств, Квакин, Пинок, Долбила и Четвертак вникали в дела; каждому Квакин выделил направления сообразно его предполагаемым способностям.

Прямо сказать - особых сложностей не обнаружилось. Законодательство было крайне запутано, но традиции и основанная на них законоприменительная практика - очень просты. Городское хозяйство поражало примитивизмом, а ремесла - кустарностью. Огромные архивы состояли почти исключтельно из бюрократической переписки, судебных дел и доносов. Причем переписка показывала, что одни и те же меры циркулируют в местном управлении с периодичностью лет в десять, и тихо забываются всякий раз, а потом повторяются как что-то новое. Судебные решения были совершенно стереотипны. Квакин было надеялся, что фантазия проявится в доносах - он помнил, как их с Пинком трусы вызвали сразу два обвинения. Но и эти его надежды не оправдались. Оказалось, что терроризм и педофилия - просто самые распространенные сведения, которые приято распространять в городе о своих врагах. На третем месте стояло злоупотребление печками для готовки еды, которые, по всеобщему мнению, усиливали жару. Лет двадцать назад место печек занимали часто открываемые погреба - от этого в городе становилось значительно холоднее... Всю эту хрень, ясное дело, Квакин сам не читал, а слушал в исполнении некого чиновника, который ходил за ним и зачитывал очередной опус, когда у Квакина не было более важного дела.