Все предыдущие сделки совершались при его участии. Глеб слушал разговор Сашки и покупателя из мастерской по внутренней связи, установленной по его настоянию. Но сегодня он просто забыл про своего Сашхена. Самодовольный упырь! — снова полыхнула обида. Занят так государственными делами или сучку какую-нибудь обнюхивает? Ну и поделом ему! Если этот юный Парис поможет обрести утерянное душевное равновесие и покой, она готова трахаться с ним прямо сейчас… Ну, не сейчас. Вот отвезет завтра дядю Миколу к своим… Господи, что за пошлый и бабский способ решения проблем она выбрала? — устыдилась на мгновение Сашка. Впрочем, быстро успокоила себя тем, что нечего отказываться от чисто бабских решений, иначе недолго и в мужика превратиться.

На другой день юный Парис заехал за Сашкой на Большую Садовую и прямо на пороге вручил ей огромный букет красных гвоздик. Пока она оглядывала дом, прикидывая, куда бы задвинуть пугающие скорбной ритуальностью цветы, он смело взял ее за плечи и поцеловал легко и нежно. Собственно, не поцеловал даже, а едва коснулся губ, будто намекая, что все самое интересное у них впереди. Блицобъятие ей понравилось, но главное — исчезла неловкая напряженность, которая делала ее деревянной и очень мешала. Мешало и чувство вины перед Глебом. Интересно, а сам Глеб не испытывает чувства вины перед ней? Совсем с ума сошел. Так и не позвонил ни вчера, ни сегодня. Сашка загибала пальцы — четвертый день! Ее обида с каждой минутой становилась все более горькой, а вечернее соитие с юным Парисом все более вероятным…

Не будучи москвичом, он тем не менее хорошо ориентировался в городе, ловко управляясь с мощным широким джипом. Несколько раз убирал свою руку с руля, чтобы дотронуться до ее. Неприятных ощущений или раздражения его приемчики у Сашки не вызывали. Поэтому, когда вышли из машины у какого-то ресторанчика и он, пытаясь закрыть ее от дождя, неожиданно чмокнул в уголок губ, она даже пожалела, что поцелуй оказался таким коротким.

С Глебом последние пару лет такие шалости на публике были абсолютно исключены. Знаменитость! Хотя на людях они появлялись довольно часто. Сашка усмехнулась, вспомнив, как совсем недавно в театре она смотрела на Глеба как бы со стороны, и таким он казался красивым, пригожим и родным, что в избытке чувств она предложила ему поцеловаться. «Давай лучше сразу раком!» — мгновенно отозвался он, закрыв таким образом тему.

В полупустом зале ресторана царил полумрак. Парис, обняв Сашку за плечи, высматривал столик поуютнее. Сашка так расслабилась, что, если бы не ее спутник, не заметила бы взметнувшуюся вверх руку. Их кто-то звал, но после дневного света разглядеть что-нибудь в этой темнотище она не могла.

Парис, так и не убравший руки с Сашкиного плеча, в нерешительности остановился посреди зала. Альбинку она узнала, лишь когда та вышла из-за столика и направилась к ним. Вслед за ней поднялся с места и Дмитрий Тусуев. Альбинка насмешливо посматривала на юного Париса, и Сашка по ее глазам поняла, что вся ситуация видна ей как на ладони. Сашка разозлилась. Это черт знает что! Ну, Москва! Потрахаться нельзя втайне от общественности. Неприятно, однако, что ее увидела именно Альбинка! Расскажет ли она об этом Глебу? А если расскажет, то с какими комментариями?

Сидеть с Альбинкой за разными столиками было глупо, пришлось разместиться за одним. Самым оживленным оказался Тусуев. Он был искренне рад, что увидел наконец Алечкину подругу, и очень старался ей понравиться. Юный Парис, нужно отдать ему должное, каким-то чутьем понял, что для нежностей с Сашкой не время и не место. Он внимательно присматривался к Альбинке с Дмитрием, и, когда те ушли, сделал занятный вывод: мальчик очень хочет девочку, а девочка сама не знает, чего хочет. Сашка с интересом на него взглянула, но разговор не поддержала. Во-первых, говорить об Альбинке с чужим человеком не хотелось, а во-вторых, в отношении самого Париса у нее были совсем другие планы, ничего общего с разговорами не имеющие.

…В постели с новым любовником она ощущала себя на редкость раскованно. Ей было хорошо и томно, хотя Глеб, как ни старалась, не шел из головы.

Уже третий раз за два часа Парис доказывал Сашке свое пылкое к ней отношение. Закрывать глаза совсем не хотелось. Напротив, смотреть на смуглое мускулистое тело было приятно. Подумала, что, если бы Глеб сейчас видел, как она трахается с Парисом, ему тоже понравилось бы.

Только она подумала об этом, как Глеб начал яростно названивать ей. То на городской телефон, то на мобильный. Сашка не отвечала, но поразилась мистической силе его интуиции. Потом решила все же, что интуиция здесь ни при чем — наверное, сказала Альбинка. С другой стороны, вряд ли Альбинка встретилась с Тусуевым только затем, чтоб пообедать. Скорее всего, из ресторана они поехали к нему домой. Таким образом, Альбинка просто не успела бы поговорить с Глебом. Не по телефону же сообщила ему о случайной встрече с Сашкой!

Забыв о Парисе, она дождалась, когда Глеб перестанет трезвонить, и позвонила на Большую Бронную. Никто не ответил. Ни Альбинки, ни Глеба дома не было. Значит, Альбинка уехала к Дмитрию, Глеб — неизвестно где, но главное — вечером они не встречались и событий дня не обсуждали. Телефон зазвонил снова. Господи, ну что случилось! Почему он устроил эту телефонную истерику, на фоне которой заниматься любовью просто немыслимо. Неужели Альбинка проявила себя так стервозно?

Через десять минут после начала телефонной атаки выяснилось, что заниматься чем бы то ни было вообще немыслимо. Когда Парис понял, что выключать телефоны она не собирается, стал одеваться. Перед уходом спросил, не получит ли он за дверью пулю в лоб…

— Ты почему не отвечаешь на мои звонки? — раздалось в трубке, как только она сказала «Алло». Голос был таким глухим и незнакомым, что она не узнала Глеба, если бы не взглянула на определитель номера.

— Не хочу и не отвечаю! — отозвалась она сухо.

Сашка не собиралась мельтешить перед ним. Больше того, потерянные спокойствие и душевное равновесие как-то незаметно вернулись, и сейчас она ощущала себя полновластной хозяйкой положения. Все свои обиды она обрушит на него потом, а сейчас ей лучше помолчать. Пусть он осознает свою вину перед ней, не отвлекаясь на ее слова, интонации, просто даже на ее голос.

Но пауза явно затянулась. Что он там делает? Его кто-то отвлек? Не хочет с ней разговаривать, но забыл дать отбой?

— Ты там? — не выдержала она и услышала вдруг отчаянные сдавленные рыдания. — Глеб!

— Сашхен, любимый, зачем…

— Глебушка, родной, ненаглядный, — заголосила она, утирая мгновенно хлынувшие слезы.

Он опять замерз, как пес. И промок. Уже покашливает и шмыгает носом. Не разболеться бы. Осенняя слякоть в Москве — это ужас! Сегодня в такую лужу вляпался — чуть не по щиколотку провалился. Хорошо хоть есть где согреться. Он почти привык к тому, что, проводив Альбинку до работы, отпускал машину и шел в кафе напротив. Там садился у окна лицом к ее подъезду и заказывал еду. Альбинка выходила часа в три, в четыре, и до этого времени он что-то постоянно жевал. На нервной почве, наверное. В пятнадцать долларов, отпущенных Глебом на целый день, он, конечно, не укладывался. Заимствовал из «транспортных расходов», раздувая их для Глеба в несколько раз — во вкусной еде и ста граммах водки отказать себе не мог.

Так было в предыдущие дни, и он не без удовольствия, надо сказать, погрузился в филерское дело. А что! При деньгах, посиживает в кафе, ходит по пятам за роскошной женщиной… Сегодня к полудню, когда небо немного прояснилось и дождь перестал, Альбинка отправилась к парикмахеру. Машину не брала, решила, видно, пройтись. Он шел за ней и думал, как это можно в такую грязищу носить светло-бежевое пальто. На инопланетянку похожа. Перламутровые волосы, белый свитер и синий шарф — прямо под цвет глаз. Красавица, конечно! Идет по улице, и все на нее пялятся.