Под одобрительные возгласы Сашки и Глеба «пятибратные котлеты с кетчупом и зеленью» были внесены в столовую.

…Татьяна Павловна вернулась вечером и была очень довольна, что застала молодежь дома. Она терпеть не могла, когда Володя уезжал в командировки. Чувствовала себя тоскливо, одиноко и начинала придумывать разные дела, чтобы хоть как-то отвлекали.

Вот и сегодня сразу после завтрака отправилась в Москву. Сделала массаж лица в поликлинике на Мичуринском, заехала в парикмахерскую, в химчистку, в меховое ателье, потом в трикотажное. Интересно, что привезет Володька из Швеции? Она составила список нужных вещей. Муж не будет, конечно, по магазинам бегать, кому-нибудь поручит. Но что обязательно выберет сам — так это подарок дочери. Надо купить ей на окончание школы хорошую вещь. Ювелирку можно интересную. Ох, как пошли бы девочке серьги с яркими сапфирами! Ожерелье с крупными жемчужинами и золотым замочком тоже очень элегантно. Володька разберется. Вкус у него отличный, дочь наряжать любит.

Ну а жене? Танюхе своей? Неужели ничего не привезет? В списке, который она составила для мужа, нарочито умолчала о себе. Интересно, заметит ли это Володька. Если заметит, пусть ему будет стыдно! Перед отъездом так на нее накричал. Ужас!.. И транжирка она, и тряпичница, и мать никудышная… Запретил новые шубы заказывать, сказал, что у нее мозги мехом заросли! Накричал и ушел спать в другую комнату. Да! Еще сказал, что на работу идти надо. Никогда, никогда не был таким грубым!

Пускай, с шубами у нее действительно перебор. В этом он прав. Но в конце концов, меха — ее единственная слабость! Что на него нашло? Ладно, все образуется! Настроение, видать, плохое было. А может, неприятности. Ведь должность-то какая! Недавно первым зампредом Совмина стал. Завистников полно.

Остаток вечера Татьяна провела с молодежью. Они молодцы. Таким вкусным ужином накормили. Или с голодухи ей так показалось. Татьяна расчувствовалась и выставила им бутылку дорогущего французского шампанского. Пусть сегодня погуляют! Повод есть — экзамен сдали. Перед сном все вместе отправились на Цыганку. Дочь обожает ночные купания. Действительно, хорошо! Вроде освежает, а сон потом лучше. Жара-то стоит несусветная! Вон Сашка даже в беседку спать пошла. Игорю постелили в гостевой на первом этаже. Ну все, самой тоже пора спать! Скорей бы Володька возвращался.

Татьяна сладко зевнула и взглянула на часы. Полпервого! Ну, понятно, почему глаза закрываются. Они с мужем привыкли ложиться на полтора часа раньше. Зато встают в шесть утра. Не спеша завтракают, разговаривают за столом, а без четверти восемь машина за ним приезжает. Володя почти каждое утро перед работой в поликлинику заезжает на процедуры — то массаж, то бассейн. Заботится о здоровье! Его самодисциплина удивляет даже Татьяну. А она как-никак генеральская дочь, в суровой муштре воспитывалась, а слово «надо» вообще было главным в родительском доме. Она же по сравнению с мужем — чистая разгильдяйка. Располневшая фигура давно требует ограничения в еде. Не получается! А Володька ее не понимает. «Как это нельзя похудеть? Прекрати потреблять жиры и углеводы! Займись гимнастикой!» Она каждый день собирается, но столько соблазнов с их-то возможностями! Ладно. С завтрашнего дня начнет. Муж приедет, а она худенькая, почти как в девичестве, мечтала Татьяна, погружаясь в сон.

Вспомнилось, как познакомились… За ней ухаживал тогда его приятель. С ним-то она и пришла на вечеринку к Володе домой. Там гуляла шумная компания. Володя обхаживал какую-то девушку. С Татьяной же станцевал один танец, сказал, что она очень хорошо двигается, спросил, сама ли придумала фасон платья, и забыл о ней на весь вечер. Даже не смотрел в ее сторону.

Татьяну это задело. Тем более что хозяин дома ей очень понравился — красивый, веселый, вел себя просто, но уже тогда было понятно, что будет начальником. Татьяна потом часто спрашивала его, почему он не проявил к ней никакого интереса. Она уже привыкла к тому, что всегда, в любой компании была объектом мужского внимания. Красивая, стройная, очень модно одета. А он не смотрит даже… Тогда и решила — во что бы то ни стало будет этот парень с ней! Даже на хитрость пошла. Оставила под вешалкой в прихожей туфли, что принесла с собой. Белые такие, остроносые, на высокой шпильке.

Интересно устроена женская память! — думала Татьяна, засыпая. Сколько лет прошло, а помнит, какие на ней в тот вечер туфли были. Белая обувь, даже зимой, вообще входила в моду, и Татьяне по большому блату достали белые ботиночки — невысокие, с красивой шнуровкой, хорошенькие — прелесть! В них она и ушла домой, а на другой день за туфлями вернулась. Уже без приятеля, конечно… Чай пили с вареньем, в кухне… родители пришли… Володя пошел провожать… туфли снова забыла, по правде…

Альбинка вышла из своей комнаты. На цыпочках подошла к дверям родительской спальни. Услышала ровное материнское дыхание и тихо, чтобы не возмутилась ненароком какая-нибудь вредная половица, стала спускаться на первый этаж. На полпути вдруг остановилась, осторожно ступая, вернулась к себе, взяла со столика флакон «Клима» и, растерев в руках благовонную каплю, как гребнем расчесала пальцами золотистую гриву…

— Альбика, я так ждал, что ты придешь. — Отодвинувшись на самый край кровати, Игорь бережно укладывал ее рядом с собой. — Ты меня любишь?

Альбинка обхватила руками его голову и сладко поцеловала в самое ухо.

— Очень! А ты меня?

— Я?! На всю жизнь. Я хочу подвиг какой-нибудь для тебя совершить. Спасти тебя, защитить. Ты меня не разлюбишь?

— Никогда. Я тоже на всю жизнь.

— Скучать буду зверски. Я теперь до конца лета не увижу тебя. Дай тобой полюбуюсь. — Он откинул одеяло, и Альбинка сразу смущенно поджала коленки. — Ну что ты, глупая, меня стесняешься! Я тебя запомнить хочу… буду засыпать в палатке, сегодняшнюю ночь вспоминать и Альбику свою представлять — всю-всю. До чего же ты красивая… — Он нежно касался ее рукой, зарывался лицом в золотистые волосы, целовал шелковую кожу, с наслаждением вдыхал запах тела. — Ты земляничной полянкой пахнешь, солнышком и еще чем-то фантастическим. Какое счастье, что ты меня любишь…

— Я тебя обожаю. — Альбинка зажмурилась и счастливо улыбнулась.

Именно эту ночь у Альбинки на даче уже в лагере вспоминал Игорь. Как и обещал ей. Румын, с которым они делили палатку, даже обижался на Игоря за его неразговорчивость, пока до него не дошло.

— Ты, Игоряшка, наверное, девушку любимую в Москве оставил. Как это я сразу не сообразил? Что значит — годы не те!

Румын шутил. Годы у него были самые те. Только-только исполнилось тридцать. День рождения в лагере справляли. Ели ароматнейший, вкуснейший шашлык. Игорь как раз в тот день приехал, но к шашлыку опоздал — долго ждал местный автобус от Николаева до хутора со смешным названием Драный, потом попутку ловил и в лагере появился лишь поздно вечером.

С Румыном, несмотря на разницу в возрасте, они подружились. Игорь много рассказывал ему про Альбинку, наверное, поднадоел даже. Румын в свою очередь тоже делился переживаниями, связанными с женским полом. Рассказал и историю любви со своей бывшей женой — до сих пор любимой им женщиной. Но семейная жизнь не сложилась!

Румын никогда не жил в достатке. Видно, судьба такая. Она же наоборот! Поздняя дочка известного скульптора, который понаделал памятников «самому человечному человеку» почти для всех союзных республик, вообще не знала финансовых проблем. Материальное неравенство очень скоро рвануло непримиримым противоречием абсолютно во всем и превратило жизнь в войну. Именно войной с изнуряющими ежедневными битвами Румын и стращал Игоря, поскольку счел обстоятельства их личной жизни если не одинаковыми, то очень похожими.

Но то ли стращал нестрашно, то ли Игорь не боялся, только не захотел он съезжать от Румына, даже когда уехала мама и отец позвал к себе.

Надя собралась в Москву через пару недель после приезда Игоря. Сергей Матвеевич по ее совету перебрался в частный сектор. Она сама присмотрела для мужа чистенькую глинобитную мазанку километрах в полутора от лагеря. Съемное жилье, если поблизости вообще кто-то живет, начальнику экспедиции полагается, а расходы официально включаются в смету.