Пахло от мужика, конечно, ужасно. Мужиком и пахло – кислым, немытым крестьянином. И эти грязные ногти, эти сальные волосы, эти дикие манеры… Но уж очень занятно говорил брат Григорий. И не всегда разобрать можно, что сказал, а задумаешься – что ни слово, то перл! О мире любви и свободы он хорошо рассуждал. О мире, где ни быта, ни денег нет; одна только благодать. Кто ж не мечтает о благодати?!

– Везде нужна подготовка, и смирение, и любовь, – говорил Распутин. – Вот и я ценю, что в любви пребывает Христос, то есть неотходно есть на тебя благодать – только бы не искоренилась любовь, а она никогда не искоренится, если ставить себя невысоко, а любить побольше. Все учёные и знатные бояре и князья слушают от любви слово правды, потому что, если в тебе любовь есть, – ложь не приблизится…

Так учил Григорий черногорских княжон, а сам приближался к Александровскому дворцу в Царском Селе. Отгородившись от мира, жила во дворце императрица Александра Фёдоровна с маленьким больным сыном. Затворником жил там император Николай Второй в печалях своих.

Дядя императора, великий князь Пётр Николаевич, был мужем княжны Милицы. И другой государев дядя, великий князь Николай Николаевич, частенько наведывался к Милице с Петром, потому как встречался там с младшей черногорской княжной Анастасией, к которой питал сильные чувства, – несмотря на её замужество. Решили сёстры Николаевны и братья Николаевичи показать диковинного сибиряка государю с государыней. Имелись у них на то свои резоны, а Распутин как раз, кроме провидческого дара, явил столице ещё одно своё искусство – знахарское. Начал-то с любимой собаки Николая Николаевича: выходил пса. А оказалось, и людей исцелять может.

Духовник императорской семьи отец Феофан представил мужика в Царском:

– Григорий Ефимович – крестьянин, простой человек. Вашим величествам принесёт пользу его выслушать, потому что голос русской земли слышится из его уст!

Распутина помыли, приодели, причесали. Во дворце первые встречи с ним расценили как новую забаву, не более. Но до чего ж хорошо смотрелся он в сравнении с прочими юродивыми из народа! О священном писании умнó рассуждал, о любви и благодати светлó говорил, от денег отказывался наотрез. И главное, с детьми был хорош. У государя с государыней четыре дочки подрастали – Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия – и младенец Алексей. У Григория дома трое остались – Дмитрий, Матрёна и Варвара. Тоску свою по ним изливал он на царских деток.

Так понемногу привыкал ходить по наборным дворцовым паркетам мужик в смазных сапогах.

Провал австрийской контрразведки случился из-за чешского футбола.

Игра не интересовала капитана Ронге, и всё же он обратил внимание на сокрушительный успех футбольной сборной Германии в матче с русскими. Недавняя союзница Австрии – Российская империя – становилась главным врагом в будущей войне. Максимилиан тогда злорадно подумал: если германцы раскатали Россию всухую 16:0, можно представить себе счёт встречи между русскими и австрийцами, которые обыграли Германию 5:1.

Да, Ронге был равнодушен к игре, но по службе знал, что лучшие футболисты сборной Киева – чехи. Украина входила в состав Российской империи, а Чехия – в состав Австро-Венгерской, и Максимилиан как глава австрийского агентурного отдела KS регулярно получал кое-какую полезную информацию от украинских чехов: все они работали инженерами-машиностроителями, а мяч гоняли только в свободное время.

Накануне Олимпиады капитан жалел, что владельцы заводов не отпустили чешских футболистов с Украины в Петербург на товарищеский матч со сборной столицы России. Эта поездка могла пригодиться императорскому и королевскому Генеральному штабу…

…а теперь из-за футбола, которым не интересовался Ронге и который так любили чехи, были рассекречены обстоятельства смерти полковника Редля.

Сначала всё шло как по маслу. Ведущие европейские газеты перепечатали сообщение Венского телеграфного агентства: начальник штаба пражского корпуса Альфред Редль сошёл с ума и застрелился. Но вскоре Максимилиану позвонил из Праги начальник разведывательного бюро полковник Урбански.

– Вы читали «Прага Тагеблатт»? – спросил он и мог не сомневаться в ответе: заметка из ежедневной чешской газеты, выходившей на немецком языке, уже лежала на столе перед капитаном Ронге.

Эрвин Киш тоже носил звание капитана – капитана футбольной команды Sturm-1. Игроки-любители из Праги звёзд с неба не хватали, но в городской турнирной таблице чувствовали себя уверенно. Тем обиднее для Киша было проиграть откровенно слабой команде, а после игры терпеть издёвки приятеля, известного журналиста Ярослава Гашека…

…с которым Эрвин вполне мог поспорить известностью и едкостью. Приятелей связывала не только любовь к футболу: Гашек сотрудничал с немецкими газетами, Киш служил в Praha Tageblatt. Столичные читатели называли его бардом ночной Праги. Эрвин Киш придумал жанр художественного репортажа, и никто лучше него не умел плести такое кружево из, казалось бы, разрозненных фактов и наблюдений.

В неудаче на футбольном поле Киш винил своего форварда Вагнера, который возмутительным образом не явился на игру – и это в выходной день, в воскресенье! Капитан команды вынужден был опубликовать в родной газете отчёт о постыдном проигрыше, а потом отправился домой к Вагнеру, чтобы потолковать по душам.

Вагнер претензий не принял и сослался на уважительную причину: прямо перед матчем за ним пришла полиция – форвард славился на всю Прагу как слесарь-виртуоз. Полицейские доставили его с инструментами в очень богатый дом, на квартиру какого-то важного военного, только что умершего в Вене. Странным и необычным показалось то, что в квартире распоряжались именно военные, а не полиция. Вагнеру приказали немедленно вскрыть письменный стол и несгораемые стальные шкафы-сейфы. Кишу он признался:

– Да уж, пришлось попотеть! Меня на эти дела часто таскают. Но сколько лет я всякие замки ковыряю, а таких никогда не встречал. Высший класс! Системы – новейшие, об одних я разве что читал, об остальных вообще только слышал. Вот уж не думал, что увижу здесь, у нас, просто у кого-то дома.

Слесарь поведал Кишу о множестве документов, которые обнаружились под замками; о толстых пачках денег на громадную сумму, фотографиях и картах. Похоже, от всего этого военные пришли в замешательство. Их бдительность притупилась, и Вагнеру удалось достаточно хорошо разглядеть находки. Многие бумаги были написаны по-русски, а карты и фотографии изображали сплошь военные укрепления.

Киш ещё какое-то время рассеянно слушал восторженный рассказ слесаря – про изощрённые хитрости английских замков и прочность крупповской стали, про потрясающую роскошь квартиры и подслушанную опись имущества: четыреста пар лайковых перчаток, две сотни рубашек, десяток дорогущих меховых шинелей, гора обуви, а в подвале – шампанское высших марок ящиками, коллекционные вина и коньяки…

Футбол мигом вылетел из головы Эрвина Киша. Капитан проигравшей команды уступил место цепкому бульварному репортёру, в мозгу которого начинала складываться презанятная картина.

Высокопоставленный военный. Внезапная смерть в столице империи. Обыск. Секретные домашние сейфы. Много документов. Много денег. Много военных из Вены, включая командира австрийского корпуса генерала Гизля фон Гизлингена и высших офицеров. Бумаги на русском. Деньги. Документы. Смерть. Военные…

Эрвина осенило, когда на обратном пути он столкнулся с Гашеком. Тот прогуливался по бульвару, дымя трубкой, и снова начал шутить на футбольную тему. В язвительных пассажах Ярослав связывал игру и войну. Он говорил про безнадёжные попытки команды Sturm-1 достигнуть таких же успехов, что достигли на полях футбольных сражений австрийцы и германцы в борьбе с русскими. А когда Гашек предложил вскладчину купить револьвер, чтобы Эрвин мог застрелиться и кровью смыть позор проигрыша, глаза приятеля вдруг вспыхнули. И напрасно Гашек отнёс это на счёт своего остроумия.