Конечно, настоящая его причина не ускользнула от Блэка.

Вместе с этим облегчением он ощутил такой сильный укол тоски по своей жене, что на мгновение все перед его глазами померкло.

Он знал, что со временем все только ухудшится.

Намного ухудшится.

Боль разделения вновь попыталась взять над ним верх при этой мысли.

Блэк не врал ей в ресторане о том, как плохо все обстояло для них в данный момент. Он уже знал, что боль начнёт влиять на него и в другом отношении, если он пробудет здесь дольше нескольких дней. Ему никогда не приходилось контролировать эту боль, нося ошейник. Если все слишком затянется, он не сможет удерживать контроль, что бы он ни делал. У него будут нешуточные, бл*дь, проблемы, если это случится, и не только в одном отношении.

Ошейник в разы ухудшит положение дел.

В любом случае, Блэк намеревался держаться за это ощущение связанности с ней — он знал, что ему это понадобится, если он собирался выбраться отсюда живым.

Возможно, именно поэтому он подошёл к вождям.

Даже здесь она защищала его. Во всяком случае, ощущалось все именно так.

Пёс широко улыбнулся, зубы белели на загорелом лице, худое тело согнулось в васильково-голубой тюремной рубашке, пока он наблюдал за Блэком.

— …Тот мудак, который задирал тебя, бро? Весь изрисованный арийским дерьмом? Он здесь за множественные убийства, включая нескольких Людей. Тебе лучше не шутить с ним… понтуйся, и все такое, это часть игры, но не заходи слишком далеко с этими парнями и не позволяй им подловить тебя одного. Таким ребятам не нравятся парни вроде тебя, с большими мозгами и острыми языками… нарвёшься и убьют, бро. Серьёзно.

Блэк поморщился, подтягивая весь свой вес так, чтобы подбородок оказался выше толстой металлической палки. Его плечо болело, и он все ещё чувствовал тошноту от наркотиков. Тошнота боли от разделения тоже ненадолго ударила его в грудь, но Блэк решительно настроился пробиться сквозь неё.

Оказавшись достаточно высоко, он снова опустился, перемещая весь свой вес и мышцы в том же ровном ритме.

— Ты как машина, чувак, — сказал Пёс, широко улыбаясь. — Все равно что смотреть, как те роботы делают повторения. Как будто тебе шарниры смазали… — он помедлил. — Эй, какая тебе музыка нравится? Тебе нравится музыка, чувак?

Не дожидаясь ответа, он продолжил, широко улыбаясь и ритмично поднимаясь и опускаясь на турнике, будто его подпитывала нервозная энергия.

— Мне очень нравится скейт-панк… но племенная музыка мне тоже нравится. Ты слышал что-нибудь из современной племенной музыки? Есть одна альтернативная группа, которая делает миксы традиционной музыки в Альбукерке… они реальная херня. В смысле, отпад. И тексты тоже крутые.

Никак не комментируя и не позволяя рукам полностью распрямиться, Блэк снова подтянулся.

У них во дворе не было свободных гирь, что печально, но не особенно его удивило. Они бы не хотели, чтобы заключённые слишком накачались. В любом случае, гири можно использовать как оружие, в отличие от турников, вделанных в цемент.

Некоторые крупные парни использовали других в качестве штанг. Тоже неудивительно.

Где есть сила воли, там всегда есть способ.

Молодого вождя, который стоял под ними и наблюдал за его подтягиваниями с нулевым желанием повторить, другие звали Псом.

Никто не объяснил Блэку, почему его звали Псом.

Однако Блэк уже кое-что знал о Псе, помимо его музыкальных вкусов.

Пёс попал сюда за вооружённое ограбление, работал с командой из четырёх человек во многих штатах. Он сказал, что остальные его кинули, так что он получил самый большой срок. И ещё ему попался худший адвокат. Его публичный защитник оказался знатным засранцем и расистом с предубеждением против Людей, так что Псу выпала на редкость дерьмовая карта.

Псу нравилось говорить.

На скамейке буквально слева от турника, на котором подтягивался Блэк, сидел старик из столовой.

На самом деле, он оказался не таким уж старым, когда Блэк рассмотрел его поближе. Пятьдесят с хвостиком, может, немного за шестьдесят, и у него все ещё сохранилось немало мышц. У него было широкое, загорелое и изборождённое морщинами лицо и седые волосы, заплетённые в косу, что тоже заставляло его выглядеть старше.

Его звали Джозеф.

Пёс сказал, что когда-то Джозеф был профессиональным боксёром, и сложен он был соответствующим образом. Джозеф сидел за убийство; он убил федерального агента, который явился в резервацию и взбесил его каким-то образом, о котором остальные не распространялись, а Джозеф вообще не говорил.

Джозеф провёл в тюрьме уже более двадцати пяти лет.

Трое остальных в лагере «вождей» сидели рядом с ним на лавке. Блэк определил их имена как Девин, Фрэнк и Истон. Блэк не знал точно, было ли Истон его именем или фамилией. Он предположил, что это не имеет значения.

Он не знал, за что сидели эти трое, поскольку говорил в основном Пёс.

— Может, тебе стоит поменьше пялиться, — говорил сейчас Пёс. — Эти твои странные глаза… они нервируют, чувак. Кто-нибудь может пырнуть тебя только за это. Не в смысле нервируют как у белого… и не как у НДН. Ты выглядишь так, будто белый мужик трахнул волка или типа того, потом принял кучу стероидов и трахнул тигра…

Джозеф, Фрэнк и Истон рассмеялись на металлической скамейке. Девин улыбнулся.

Блэк знал, что НДН — ещё одно выражение из сленга резерваций, сокращение, означающее «коренной американец».

Пёс говорил много. Он был молод — может, двадцать два или двадцати три года.

Блэк взглянул на латиноамериканца, подошедшего к нему справа. Парень показал на пустующее место на турнике, и Блэк кивнул головой в молчаливом приглашении. Татуированный парень ухватился за фрагмент турника рядом с Блэком и резко подтянул свою внушительную тушу.

Как только Блэк убедился, что парень не хотел никаких проблем, он обернулся обратно к Псу, кивая в сторону металлических трибун метрах в тридцати справа от него, за баскетбольной площадкой, где играла группа заключённых-афроамериканцев.

— Кто этот парень? — спросил он, поднявшись в очередном подтягивании. — Длинные рукава. Татуировка меча на шее? Ты его знаешь?

Он продолжал смотреть на мужчину, произнося эти слова. Объект его любопытства сидел один, одетый в длиннорукавую футболку под тюремной фуфайкой и мешковатые васильково-голубые тюремные штаны.

Блэк снова медленно и ровно опустил своё тело, выдыхая и подгибая колени, чтобы ноги не задевали землю.

Латиноамериканец с татушками спрыгнул с турника после десяти подтягиваний или около того. Он покачал головой, ещё несколько секунд изумлённо наблюдая за Блэком, а потом ушёл, бормоча что-то себе под нос.

Глаза Блэка не отрывались от трибун.

Парень сидел там с таким видом, будто ему на все в мире было пофиг, ноги широко расставлены на земле, лицо приподнято к солнцу. Блэк уже приметил его физические характеристики, чтобы узнать его вновь — ему приходилось помнить об этом теперь, когда он отрезан от зрения видящего. Мужчина был мускулистым, но в неподозрительной манере, почти как будто он скрывал это. У него были коротко остриженные грязно-блондинистые волосы, щетина и странные хищные светлые глаза над высокими скулами.

Он не выглядел опасным, как парень со свастикой, но что-то в нем не раз привлекало взгляд Блэка. Парень обладал своей аурой. Блэк не мог понять, хорошо это или плохо.

И ещё он был один. Это нетипично.

Пёс повернул головой, фыркнув, когда увидел, где остановился взгляд Блэка.

— Этот чокнутый придурок? — сказал он. — Это Ковбой.

— Ковбой? — Блэк нахмурился, поднимаясь в очередном подтягивании, затем опускаясь. В конце арки он снова заговорил: — Какова его история?

Джозеф слабо улыбнулся, сидя на лавке и качая головой:

— Как ты разговариваешь во время этого?

Блэк пожал плечами на середине подтягивания.

— Коротаю время.