Причем эти пропорции относятся к разряду категорий, которых нельзя «сфотографировать», т. е. очень подвижных и постоянно изменяющихся, и по этой причине они не могут быть установлены раз и навсегда. Если экономика процветает, то государство может позволить себе максимально «уйти» из этой сферы. В условиях же кризиса – его вмешательство в хозяйственную жизнь не может не возрастать. Более того, как доказал еще Дж. Кейнс, без вмешательства (помощи) государства рыночная экономика выйти из кризиса самостоятельно не в состоянии.

В качестве классического примера можно привести действия администрации президента США Ф. Рузвельта в 1930-е годы, который для того, чтобы «вылечить» страну от «Великой депрессии», решительно взял курс на резкое усиление государственного вмешательства в экономику. Хотя этот «новый курс» не соответствовал представлениям о выходе из кризиса большей части представителей экономически господствующего класса. И являл собой, по сути, использование инструментов «мягкого социализма» в экономической политике властей.

Нечто схожее имеет место и сегодня в связи с рукотворным спекулятивным капиталом и спекулятивной анархией, мировым финансовым и экономическим кризисом, разразившимся осенью 2008 г. Практически повсеместно (в том числе в России) государство превращается в основного «врачевателя» и «реаниматолога» рынка, и на него все смотрят как на спасителя, «последнюю надежду». Кредитуя крупнейшие банки и компании с тем, чтобы не допустить их банкротства, оно становится их фактическим совладельцем (а, стало быть, и первенствующим на рынке труда работодателем). Что представляет собой, по сути, «бархатную социализацию» системообразующих сегментов рыночного хозяйства.

Одновременно на международных форумах и встречах глав правительств ширятся призывы вместе строить «регулируемый капитализм», в котором с идеологией laissez faire (т. е. либеральной моделью рынка, основанной на саморегулировании и полной свободе действий экономических субъектов) будет покончено. И выработан общий свод правил, которые будут сочетать в себе свободу, ответственность и солидарность, поощрять упорный труд и инициативу, а не чистую спекуляцию.

Имея в виду эту повсеместную массированную «интервенционистскую» реакцию властей на кризис, политолог С. Белковский не без основания прогнозирует: «Мы стоим на пороге значительных перемен во всем мире. Эпоха торжества либерализма в экономике, которая началась на рубеже 1970–1980 годов, с приходом к власти Рональда Рейгана в США и Маргарет Тэтчер в Великобритании, заканчивается. Начинается новый исторический период, когда усилится роль национальных правительств в борьбе с транснациональными корпорациями и международными финансовыми институтами, когда усилится административное регулирование во всех сферах, когда вновь вырастет спрос на относительную экономическую изоляцию»[4].

Понятие «идеология» относится к числу одних из самых противоречивых понятий социально-гуманитарного знания, которое с момента введения в обиход в начале XVIII в. французским ученым и философом Десют де Траси не раз становилось объектом уничтожающий критики вплоть до отказа в праве на существование как научной категории, связанной с познанием духовно-мотивационных факторов – детерминант общественного бытия. Даже К. Маркс и Ф. Энгельс, вступив на поприще научной и практической деятельности, к понятию «идеология» в целом относились негативно. И рассматривали идеологов как абстрактных мечтателей и доктринеров.

Между тем идеология так же естественна для жизнедеятельности человека и общества, как и мир политики, культуры, экономических отношений и т. д. Это не некий искусственно созданный и чужеродный обществу духовный феномен, асоциальный по своей природе, а объективно существующая реальность, которая, как и все другие сферы, детерминирована прежде всего асимметричностью социальной структуры общества. Пока люди имеют обыкновение разделяться на группы и классы с многообразными, подчас не сочетающимися интересами и ценностными ориентациями, остается нужда в силовом (властном) регулировании их отношений. До той поры они будут поддерживать власть или, наоборот, оппонировать и противоречить ей, составляя собственные групповые образы – понятия о своем месте в обществе, – отстаивая собственный взгляд на вещи как наиболее достоверный.

Будучи функционально тесно и неразрывно связанной с политикой, идеология как совокупность идей, установок, взглядов, ценностей, связанных с проблемами общественного переустройства, играет в ней роль универсального лексикона (языка), ряд важных организационно-регулятивных функций, которые органически вписываются в такие понятия, как «ориентация», «мобилизация», «интеграция». Идеология:

♦ указывает политике систему идеалов и ценностей, к которой та должна стремиться, т. е. определяет и обосновывает выбор стратегических целей и ключевых задач общественных преобразований и реформ;

♦ придает смысл и создает систему координат в деятельности как институциональных субъектов политики (государства, политических партий, массовых общественно-политических движений и др.), так и социальных (отдельной личности, целых общественных слоев и классов, этносов и т. д.);

♦ выступает интегрирующим фактором, имея в качестве целеполагания не частные узкокорпоративные интересы, а исключительно интересы крупных, чаще всего интерклассовых социальных формирований, включая общество или нацию в целом.

Обычно в функционировании идеологии выделяют три уровня: теоретико-концептуальный, программно-политический и актуализированный.

♦ На первом, наиболее абстрактном, уровне раскрываются основные идеалы и ценности тех общественных сил (социальных слоев, классов, этносов и т. д.), интересы которых данная идеология представляет (или претендует на то, чтобы представлять).

♦ Второй уровень непосредственно связан с практической деятельностью партий, союзов, блоков, движений, созданных в качестве проводников данной идеологии в жизнь. На этом уровне происходит перевод идеологии с языка социально-философских принципов на язык программ и лозунгов, формируется идейная основа для принятия управленческих решений.

♦ На третьем, актуализирующем, уровне определяется степень усвоения людьми идей и ценностей данной идеологии, ее влияния на их практическую деятельность и политическое поведение. На этой базе вносятся необходимые изменения и коррективы в идеологическую и практическую деятельность институциональных субъектов – носителей данной идеологии.

Говоря об идеологии как детерминанте политики, следует особо подчеркнуть, что ее влияние не является ни абсолютным, ни всеобъемлющим и должно иметь свои пределы. Как свидетельствует мировой опыт, всякая гипертрофия идеологии разрушает политику, делает ее нефункциональной, неспособной определять и решать общественно важные задачи. Не случайно идеологии, которые обслуживали строительство рая на земле, на самом деле построили ад. Породив извращенные тоталитарные и тиранические режимы в облике фашизма и сталинизма.

По той простой причине, что политика имеет дело с интересами и судьбами миллионов людей и цена ошибок в этой сфере нередко принимает форму трагедий целых народов, вопрос о моральной ответственности политиков в политике стоит особо остро. Насколько «польза», воплощенная в политических решениях, совместима с «добром» как нравственной ценностью? Не отрицает ли «политическая этика» (правила игры в политике) общечеловеческую мораль, и, наоборот, не ограничивает ли мораль политическую эффективность? Эти и многие другие вопросы, возникающие в рамках этой проблематики, составляют одну из «вечных тем», постоянно присутствующих в человеческой истории.

На уровне массовых представлений о политике самой распространенной точкой зрения на сей счет со времени, когда политику отделили от морали, выступает утверждение об их несовместимости: там, где начинается политика, кончается мораль. И сколько бы их ни смешивали, они всегда будут отталкиваться друг от друга как вода и масло.