Морана прикрыла глаза и вспомнила момент их первой близости. Она сама подтолкнула его к этому. Соблазнила, не в силах больше ждать его инициативы, грезить о нем ночами, не имея возможности воплотить желаемое в жизнь, и бояться своих желаний.
Чужак в племени и гость под ее кровом, отрабатывающий свое спасение и гостеприимство хозяек любой посильной помощью, тяжелой мужской работой, Кощей был немногословен и угрюм. Он просто делал то, о чем его просили, без жалоб и пререканий, мало показывался на людях и ни с кем не общался по собственной воле, кроме приютившей его семьи. И то лишь ограничивался словами благодарности за сытный ужин да теми немногими вопросами или просьбами, что порой возникали и касались исключительно его труда.
В большинстве случаев разговоры с ним заводили мать или бабка Мораны. Он неохотно, а скорее из вежливости, отвечал, однако о своем прошлом не распространялся и вообще о себе не откровенничал. От звука его голоса сердце начинало биться чаще, а внутри все трепетать, а уж если она ощущала на себе его пристальный взгляд, что редко, но бывало, то глаза сами собой опускались в пол, а на щеках выступал предательский румянец.
Сама же Морана стеснялась заговорить с ним – кто бы мог подумать, что гордая и смелая красавица, дающая от ворот поворот всем поклонникам, будет робеть перед мужчиной? – и потому старалась показывать свою заботу и благосклонность в действиях, в домашних мелочах вроде бережно залатанной рубахи или поднесенной кружки с прохладной водицей, когда он в перерыве между колкой дров утирал пот со лба.
Однажды Морана отправилась в лес за целебными травами, как всегда в одиночку. И так увлеклась, что не заметила шедшего за ней по пятам соседа. И только когда ветка хрустнула под его ногой, совсем близко, прямо за спиной, она обернулась и встретилась со своим преследователем лицом к лицу.
Давеча она высмеяла его при всем честном народе, назвав петухом, когда он хотел за ней приударить, да только больше хвалился сам, чем любезничал с ней. И видимо, обида засела глубоко в душу удальцу и не отпускала, раз он решился отплатить.
Морана увидела это по его глазам, стеклянным и налитым кровью. От него разило хмелем. Она не испугалась, лишь отошла на шаг, спрятавшись за березой и спросив буднично, что привело его сюда.
Но он, не отвечая, схватил ее за руку, резко дернул, развернув к себе спиной и прислонив к дереву. Щека, прижатая к неровной коре, загорелась царапиной, а бедро под задранной юбкой ощутило на себе влажную ладонь. И вот тогда стало страшно, ведь здесь, в лесу, никто не услышит ее крики. А сил справиться с мужчиной, пускай и пьяным, у нее не хватит. Тогда, будучи еще молодой и неопытной, она не умела использовать свою магию против людей, да и не в ее правилах это было.
– Отпусти меня, – прошипела Морана и попыталась вывернуться, но насильник крепко прижал ее к стволу и уже развязывал тесемки на штанах. Боковым зрением она видела устремленный на нее взор. Он сам не ведал, что творит, потом ведь будет жалеть, подумала она и взмолилась. – Одумайся.
Внезапно взгляд его остановился, а глаза вылупились. Хватка ослабла, а затем он и вовсе отпустил ее. Морана быстро отскочила от него, настороженно наблюдая за тем, что с ним происходило. А он схватился руками за шею, словно в попытке снять удавку. На лбу надулись вены, лицо начало багроветь от усилий и нехватки воздуха. Он задыхался. Позади него, в нескольких шагах, с каменным лицом, плотно сжатыми губами и глазами, мечущими молнии, неподвижно и напряженно стоял Кощей.
– Хватит, отпусти, – тихо произнесла она, впервые посмотрев ему прямо в глаза. И он повиновался. Выдохнул и расслабился. Насильник упал на колени и закашлялся, но дыхание к нему вернулось.
– Нечистик, – хрипло прошептал он, обернувшись и увидев того, к кому обращалась Морана. Весь хмель как ветром сдуло. Тяжело поднялся на ноги и, спотыкаясь, бросился наутек.
Кощей тремя широкими шагами преодолел расстояние между ними и остановился в неприличной близости от Мораны. Она замерла, забыв дышать и не отводя, как обычно, глаза. Взор его был сосредоточен, почти сердит. Костяшками пальцев он позволил себе легко провести по ее саднящей щеке, скользнул глазами по телу сверху вниз и обратно, верно, убедившись, что цела и невредима, и, не сказав ни слова, развернулся и пошел прочь.
А она так и осталась стоять истуканом, не смея его окликнуть и не в силах пойти за ним.
Несколько последующих дней Морана избегала встречаться с Кощеем взглядом и пуще прежнего устремляла глаза в пол. Он же вел себя как обычно, будто ничего и не случилось. И она терзалась сомнениями, ведь даже поблагодарить не уразумела. А он как-никак спас ее. Теперь же казалось, что момент уже упущен, что что-то неуловимо ускользает от нее, а как к нему подступиться, Морана не знала.
Ночами ее преследовал его образ, пугающий и манящий. Как он смотрел на нее! За нее Кощей был готов убить и убил бы, если бы она не остановила. Но она остановила, и он ждал ее приказа. Прикажи она что-то еще, беспрекословно выполнил бы что угодно, Морана почему-то была в этом уверена.
И за всеми этими терзаниями неведомая сила, скрытая в Кощее и до сих пор не являвшаяся ей, как-то отошла на второй план. Она больше думала о его поступке и его мотивах, о том, почему он оказался там так вовремя, о его взгляде и отношении к ней, о своих чувствах к нему, чем о том, что он чуть не лишил человека жизни, даже не прикасаясь к нему, так хладнокровно и умело, будто проделывал такое не впервые.
Как-то раз, когда Морана развешивала постиранную одежду на протянутых за домом между деревьями веревках, она затылком почувствовала на себе тяжелый взгляд и обернулась. Прислонившись к стене и сложив руки на груди, сзади стоял Кощей и задумчиво наблюдал за ней.
Ее бросило в жар, и вмиг взмокшие ладони начали комкать ткань рубахи. Внезапно лицо Кощея прояснилось, и он улыбнулся ей. Впервые за все время она увидела его улыбку и не смогла сдержать своей – робкой и застенчивой. Длилось это всего мгновение, но и оно показалось вечностью, прежде чем его прервали.
Трехцветная кошка, домашняя любимица, спрыгнула с крыши прямо к ногам Кощея, мимоходом потерлась о него теплым боком, обвивая хвостом, и гордо прошествовала в неизвестном направлении. Кощей взглянул на нее, затем снова на Морану, но уже мельком, а потом, лениво оттолкнувшись от стены, побрел куда-то вдаль от селения и скрылся из виду в ближнем леске.
Морана перевела дух, доделала начатое, и поставила опустевшую плетеную корзину на пень рядом с домом – пускай подсохнет на солнышке. А сама, разгладив ладонями рубаху и кивнув самой себе, как была босиком побежала вслед за Кощеем. Найти его оказалось нетрудно. Стоило выйти к реке, как она увидела его, сидящего на берегу и кидающего камешки в воду. Поза его была расслаблена, спина немного ссутулена.
Она недолго постояла позади него, зарываясь пальцами ног в горячий песок и ожидая, что тот обернется. Но он остался сидеть, как сидел. Лишь запустил руку в песок рядом с собой, нашарил плоский камешек и снова швырнул вдоль воды. Камень проскользил по ней, точно по льду, сделав больше скачков, чем можно было вообразить, и лишь тогда утонул, оставив после себя расходящиеся круги.
Морана наконец подошла и села рядом с Кощеем. Он все так же смотрел вперед и о чем-то размышлял, жуя во рту душистый колосок. Собравшись с духом, она повернула к нему голову и, стараясь унять волнение и придать своему голосу веселость и непринужденность, предложила:
– Пойдем купаться?
Тогда он перевел на нее взгляд и слегка прищурился, словно ждал ее дальнейших действий. И она, вдруг осмелев, одарила его томным взором, медленно встала и, потянув тесемки на расшитом обережными узорами вороте длинной рубашки, стянула ее через голову, оставшись перед ним, в чем мать родила.
Не оглядываясь, Морана зашла в воду по грудь и окунулась, на миг полностью скрывшись в ней. Прохлада реки отрезвила. «Что же я делаю?» – подумалось ей. Она вынырнула и провела ладонями ото лба к затылку, убирая с лица мокрые волосы. И только теперь посмела повернуться к берегу, где, к ее удивлению, Кощей уже тоже раздевался. Кинув свою одежду рядом с ее, он, глядя на Морану, направился прямиком к ней. А затем…