А затем наступили самые счастливые дни в ее жизни. Дни, когда их нежные отношения и близость стали нормой, естественным положением вещей для каждого из них.

А потом перестали быть секретом и для окружающих, которые наверняка за их спиной обсуждали и осуждали их, но в лицо ничего не говорили, ведь Кощея недолюбливали и боялись еще больше, чем саму Морану и ее родственниц.

Вокруг Мораны больше не вились ухажеры, достойные и не очень, потому как связываться с ее женихом никто не хотел – после истории в лесу про него ходили разные нехорошие слухи, хотя и до нее он нередко был предметом праздных разговоров. Морана не слушала их. Лишь слово «жених» немного задевало, точнее то, что о свадьбе речь у них с Кощеем ни разу не заходила.

Как-то ночью, лежа в обнимку в постели, которая по праву стала их общей, после долгого молчания Кощей вдруг тихо произнес:

– Хочу, чтоб ты была моей.

Морана усмехнулась, мол, глупенький.

– Я и так твоя.

– Надо провести обряд, – все так же серьезно сказал он, и, казалось, это даже не подлежало обсуждению. Да и нечего было обсуждать. Морана ждала этого чуть ли не с первой их встречи. Ее глаза засияли, и она крепче обняла Кощея, уткнувшись носом ему в шею и щекоча своим радостным смехом. Если бы она только знала, чем обернутся для нее эти слова и вся их связь.

Открыв глаза, Морана увидела задумчиво-мечтательное выражение на лице Кощея, который, опомнившись, словно ощетинился и, отпустив ее, молча покинул зал. Похоже, вместе с ней, мыслями в далекое прошлое отправился и он.

Когда Елене было одиноко и тоскливо, она каждый раз, вместо того чтобы спать по ночам, молча сидела в кресле-качалке, глядя в открытое окно и предаваясь воспоминаниям. Приятным и не очень, но чаще горьким и болезненным. Иногда жалела себя, иногда корила за череду совершенных ошибок, порой гадала, а что было бы, если бы… И в конце концов приходила к выводу, что прошлое не воротишь и уж тем более не изменишь.

Сегодня была именно такая ночь. Ее верного слуги, стража и помощника – огромного серого волка – не было уже больше недели, и Елена начинала волноваться. Каждый раз, отпуская его, она в глубине души боялась, что зверь не вернется, и она останется одна. Но он всегда возвращался.

Через день, неделю или месяц, иногда в крови и с вырванными клочками шерсти или с торчащей из бока стрелой, но приходил. И, устремив на нее пристальный взор своих преданных желтых глаз, осторожно клал большущую голову ей на колени. И Елена, как в самый первый раз, когда волк, выполнив ее поручение с риском для жизни, вернулся весь израненный и еле дыша, – выхаживала и лечила его. И ни в коем случае не давала его сердцу остановиться. Тогда, отправив его на верную смерть, она и не ждала, что когда-нибудь еще увидит его. Но он справился и с тех пор, вот уже четыреста лет, скрашивал ее одиночество.

По правде сказать, Елена не была одна. Вокруг нее всегда кипела жизнь, скапливалась разного рода энергия, крутились существа, которых манила ее сила. Она призывала на помощь духов, была на «ты» с лесными и водными стражами и не боялась быть заподозренной в связях с нечистью.

Помимо волка, ее слушались все звери и птицы, так что в окрестностях ее терема не смолкали щебет и чириканье, а зачастую заглядывали такие четвероногие гости, какие могли сунуться в людскую деревню только в самый голодный год. Единственными гостями, которых никогда нельзя было здесь повстречать, были сами люди.

Но Елена к этому привыкла. Это не значило, что она была совсем нелюдимой. При необходимости она выбиралась в города и села, даже заводила полезные знакомства, а иногда, просто из любопытства или от скуки, чтобы быть в курсе событий, путешествовала в свое удовольствие. Но, как правило, такой необходимости не возникало, а любопытство она могла утолить, лишь взглянув в волшебное зеркало.

Перед Еленой о широкий деревянный подоконник легонько стукнулась дном кружка с ароматным травяным отваром, подслащенным медом, а рядом уселось маленькое человекоподобное создание зловещего темно-лилового цвета с остроконечными перепончатыми, как у летучей мыши, крылышками за спиной и когтистыми лапками и заискивающе уставилось на нее круглыми красными глазками, оскалив острые зубки в жуткой улыбке.

Елена, побывав в свое время во многих уголках мира и повидав немало чудес и диковин, называла этих созданий своими феями, а в шутку няньками, хотя с настоящими феями, кроме размера и наличия крыльев, у них было мало общего. Скорее уж они походили на маленьких бесят, да и добротой не отличались, если дело не касалось Елены.

Их было шестеро. И вначале определенной формы они не имели. Будучи просто скоплениями энергии, они собирались вокруг нее, когда она еще только училась творить заклинания, и питались ее магией, набирая силу и сделавшись почти зависимыми от нее.

Елена и представить не могла, что они почувствуют себя настоящими сиротками, когда она внезапно исчезла на целых десять лет. Но зато, когда вернулась, они единственные во всем мире встретили ее как родную – как мать или как дитя, истощенные и ослабленные, жалобно жались к ней и просили больше не покидать.

И она поддалась, разочарованная и подавленная, не достигшая цели в своем длительном путешествии, позволила им насытиться собой, остаться рядом и заботиться о себе.

Они нашли укромное место в густой дубраве, помогли оградить его от посторонних, построить там высокий терем и начали в нем хозяйничать, пытаясь сделать жизнь своей госпожи и одновременно источника своих жизненных сил как можно комфортнее. Так, в заботах, глядя на Елену, ее внешность и умения, и по мере возможностей уподобляясь ей, они постепенно и приняли свою конечную форму – маленьких крылатых женщин, судя по их нарядным платьям, страшных, как сама Кикимора.

Елена была очень благодарна своим маленьким помощницам, готовым ради нее на все.

Они и впрямь здорово облегчили ей жизнь, что теперь и задумываться не приходилось обо всяких бытовых мелочах и хлопотах, а можно было жить в свое удовольствие и сосредоточиться на важном.

Терем, возведенный под их чутким руководством, жил своей жизнью. В нем всегда было чисто, красиво, тепло и светло, а на большом дубовом столе в просторной горнице хозяйку в любое время дня и ночи ждала вкусная еда.

Елена жила не хуже – а возможно, и лучше – любой княжны: спала на большой удобной кровати с мягкой периной и шелковыми простынями, ходила по роскошным коврам, привезенным торговцами с Востока, вкушала заморские блюда и экзотические плоды. Всем этим ее обеспечивали феи-няньки, и она не особенно задумывалась на тем, как они получали всю эту всячину, хотя и наказывала им не злодейничать и жить по совести.

Понятие совести у них было особенное, а злом они считали разве что намеренное убийство или нанесение тяжких увечий.

Так что, к примеру, разграбить богатый караван, державший свой путь на торги в стольный град, не отчитавшись перед хозяйкой, было делом пустяковым, ведь никто не пострадал, а лишь отделался легким испугом.

Так, в самом начале, пока две феи руководили процессом постройки дома для Елены, остальные четверо рыскали повсюду в поисках разных полезных вещей, которые можно присвоить, и возможных помощников, пуская слух о лесной царевне.

Участвовали в строительстве терема чуть ли не все лесные обитатели – медведи таскали на своих мохнатых спинах целые деревья, что выбирал сам Леший, а мелкие зверушки, такие как белки, и птицы – ветки поменьше, листья, солому, пух – все, что могло хоть как-то пригодиться. Не остались в стороне и водные жители – русалки и их морские сестры сирены посчитали это интересной забавой и подняли со дна кучу потонувших безделушек.

Змеиный народ по старой памяти тоже решил оказать посильную помощь, предложив дары из своих подземных рудников – слюду, что можно было использовать для окон, и золотые работы ювелирных мастеров для украшения интерьера. И из сваленных в кучу всевозможных материалов и предметов, собранных со всего света, медленно, но верно феи, опираясь на фантазии и пожелания Елены, отчасти заимствованные из ее впечатлений от путешествий по миру, и черпая из нее же силы и вдохновение, воздвигли трехэтажный деревянный дворец, яркий и красивый, с резными карнизами на крышах и расписными ставнями на окнах, с соколом наверху.