— Чтобы я не почувствовала что-то плохое, как во время аварии, — ее улыбка исчезла. — Думаю, мой сон был про это.
Эрик подвинул к себе тарелку, затем поднял Джин и усадил себе на колени.
— Ты всегда думаешь о том, как они умерли?
— Ага, — ее голос был очень тихим.
— Не нужно так делать, это неправильно. Уходить из этого мира страшно, мы не знаем, что происходит потом, — Эрик все еще не был уверен насчет идеи загробной жизни, но не чувствовал себя лицемером, говоря об этом Джин. Это было то, во что он верил. — Смерть — это только мгновение. Одно маленькое событие. Перед ним у нас есть целая жизнь, и именно это важно.
Ей было всего пять, и она не понимала и не могла понять его. Но Эрик чувствовал, что должен сказать это.
— Помнишь, я говорил тебе, что у меня была жена и маленькая дочь?
— Моя старшая сестричка, — Джин кивнула.
Эрик никогда раньше не называл ее так, даже никогда об этом не думал. Эта идея заставила его крепче обнять Джин.
— Она могла бы ею стать.
— Они умерли, когда твой дом сгорел, — по дрожащему голосу было понятно, что Джин думала об этом в свете того, что почувствовала во время аварии. Она знала о последних моментах жизни Магды и Ани что-то, чего Эрик не узнает вплоть до самого конца.
— Долгие годы я думал о том, как они умерли. Каждый раз, вспоминая о них, я думал об их смерти. Я помнил только то, как они умерли. И ничего не менялось, пока я не встретил твоего папу, и ты стала жить вместе с нами. Я вспомнил, что моя жена любила петь, когда просыпалась утром. Я вспомнил, что моя дочь смеялась, когда брызгалась водой в своей ванночке. Я почти потерял эти воспоминания, потому что не впускал их в свои мысли. Потому что считал, что их смерть была важнее их жизни.
Джин, мигая, смотрела на него.
— Ты не понимаешь, о чем я, да?
— Понимаю, — ответила она тоном ребенка, который не хочет, чтобы его считали слишком маленьким.
Эрик наклонился вперед, пока их лбы не соприкоснулись.
— Посмотри мои мысли, — его чувства могли объяснить ей все намного лучше.
— Можно?
— Сейчас — можно.
Несколько секунд Джин молчала, затем обхватила Эрика руками и обняла. Он так и не узнал — ни тогда, ни позже — действительно ли она поняла то, что он пытался ей объяснить. То, что и сам только недавно понял. Но после этого она почти не вспоминала об аварии, и еще до конца дня он снова услышал ее смех.
***
Ранним вечером неделю спустя приехал Хэнк. С ним были чупа-чупс для Джин, который был с радостью принят, стопка документов с научными исследованиями и Мойра.
— О, мой дорогой, — сказала она, улыбаясь Чарльзу и Эрику. — Наконец мы снова вместе. И привет, Чарльз.
— Ты все еще в опасности, — ответил Эрик, провожая ее в гостиную, — пока пытаешься украсть моего мужчину.
— Знаешь, я обожаю то, как ты присваиваешь себе стереотипную женскую роль и даешь ей абсолютно новую интерпретацию. Такой внезапный поворот в кошачьей драке. Но мы с тобой выше всей этой фигни про Мадонну и Блудницу*, — Мойра лукаво улыбнулась. — Особенно, если учесть, что я не считаю ни одного из вас достойным кандидатом в Мадонны.
Хэнк выжидающе оглядывался в поисках Рейвен, которая еще не спустилась. Должно быть, она дремала, как обычно в последние дни, компенсируя недостаток ночного сна.
— Давайте начнем, — сказал Чарльз, садясь рядом с Мойрой на диван. — Что ты нашел?
— Не то, что ожидал.
Он не нашел то, что ожидал найти. Хэнк ожидал найти генетический компонент, отвечающий за их способности. Если его нет, значит, их способности не являются чем-то, заложенным природой. Значит, они сверхъестественные, и Бог на самом деле существует. Эрик почувствовал, что его пульс ускорился, и он не может говорить.
— Я искал аномальный маркер у Чарльза, Эрика и Джин, — продолжил Хэнк. — Остальные были просто контрольной группой с типичным набором человеческих генов, чтобы убедиться, что моя методология корректна.
— Давай уже, говори как есть, — сказала Мойра и добавила, повернувшись к Чарльзу: — И слова из него не смогла вытащить по пути сюда. Он меня с ума сведет.
— Гены Мойры и отца Джерома соответствуют типичному человеческому набору. Но я обнаружил специфический маркер в генах Чарльза, Эрика и Джин… и Армандо, и Рейвен. И, стоит добавить, у себя тоже, хоть я и ожидал этого.
— Армандо и Рейвен? — Эрик пытался осознать эту новость. Могли ли результаты теста каким-то образом ошибаться?
— Ее лицо, — внезапно сказал Чарльз. — То, как Рейвен может выглядеть по-разному. Это не просто иллюзия, правда? Не просто что-то, что мы себе представляем. Когда она говорит о маскировке — это нечто другое. У нее тоже есть свой собственный дар, просто он пока не был задействован.
— А Армандо? — спросила Мойра.
— Он восстановился после ранения намного быстрее, чем должен был, — Чарльз теперь выглядел глубоко задумчивым. — Мы решили, что ему просто повезло, но… он также рассказывал мне о случае из детства: о том, как упал в Ист-Ривер и не утонул. Он не умел плавать, но не утонул…
И тогда Эрик понял — у каждого из них есть дар. Нет — способность. Потому что дар подразумевает дарителя, а если их способности предопределены генами, значит, они не были дарованы им Богом. Все его мысли о том, что Бог проявил милосердие из-за Ани, что его неуклюжие молитвы были услышаны, не имели смысла. У него был талант — да, необычный, но не более, чем волнистые волосы или голубые глаза.
Эрик чувствовал себя униженным и оправданным одновременно. Мир был таким, каким он и считал его долгое время, его разум работал правильно. И возможности выглядели такими заманчивыми…
Но Чарльз. Что он чувствовал сейчас? Как минимум, его вера должна была пошатнуться. Возможно, даже разбиться. Его дар, все те качества, которые определяли его жизненный путь и формировали характер — все это было вовсе не от Бога. Эрик подумал, что с трудом может представить опустошение в сердце Чарльза. Почему он позволил Мойре сесть между ними? Чарльзу бы определенно помогло, если бы Эрик мог хотя бы взять его за руку.
Когда разговор стал более неформальным — Мойра и Хэнк были поглощены обсуждением того, как изучить каждую отдельную способность, — Чарльз поднялся с дивана под предлогом того, чтобы налить себе воды. Эрик моментально оказался рядом.
— Я в порядке, правда, — сказал Чарльз.
— Ты уверен?
Чарльз кивнул:
— Я бы хотел, чтобы Армандо тоже был тут. Его… способность к адаптации выглядит наиболее гибкой, наиболее изменчивой, конечно, если мои предположения верны.
— … и это то, о чем ты думаешь?
— Конечно. Думаю о том, что мы только что узнали.
— Да… — Эрик заметил, что походка Чарльза была более уверенной, чем обычно, что с его ногой сейчас все хорошо… И Чарльз имел в виду именно это, когда убеждал Эрика, что с ним все в порядке, и он действительно просто хотел выпить воды. — Ты не расстроен из-за того, что… у этого есть научное объяснение?
Чарльз задумчиво улыбнулся:
— Для тебя это опровергает существование Бога. Я так и думал. Но для меня — нет.
— Но почему? Чудо, которое я сотворил, не было… Это просто было тем, что я мог сделать, Чарльз, талантом, который у меня есть так же, как и у остальных.
— Разве это доказывает, что он пришел не от Бога? Для меня открытие генетического компонента — это как привилегия увидеть руку Господа за работой.
— Руку Господа. В генетическом коде.
— Да, я думаю, в этом есть смысл. Почему я должен считать, что Бог достигает своих целей, игнорируя сложные законы созданной Им вселенной, и вместо этого используя… волшебную пыльцу фей? — Чарльз ласково сжал руку Эрика. — Именно это я имел в виду, когда говорил, что ты знаешь, но не веришь.
Если бы Эрик по-настоящему поверил в Бога, если бы в его сердце поселилась вера, то она была бы уничтожена сегодняшним открытием. Но вместо этого он почувствовал… облегчение. Тот мир, в котором он оказался после крушения самолета, появился не из-за его неправильных убеждений, а из-за обычного непонимания. Те замешательство и уязвимость, которые он ощутил сразу после аварии, чувствуя себя полностью во власти какого-то непостижимого, загадочного божества — что ж, он не будет скучать по ним.