Рейвен откинулась назад на своем стуле и распахнула пончо. Только тогда Эрик увидел, что она не просто набрала вес — она ждала ребенка.

— И не смей жалеть меня, — прошептала она.

Эрик покачал головой, хотя в этот момент он был слишком сбит с толку, чтобы испытывать какие-либо сложные эмоции, вроде жалости. Первым, что он смог произнести, было:

— Как ты смогла ограбить банк в таком виде?

— Никто не заподозрит беременную женщину, — шутка заставила ее на секунду улыбнуться. — Я же мастер маскировки, Эрик. Жаль, что ЦРУ — это чистое зло. Я могла бы стать отличным шпионом.

Он хотел спросить, кто отец ребенка. Хотел заплакать. Хотел обнять ее и сказать, что она больше никогда не должна ничего бояться. Хотел потрясти ее за плечи и спросить, не отправилась ли она в крестовый поход с целью выяснить, как много проблем может создать один человек.

Вместо этого он сказал единственное, что все еще имело значение:

— Пошли. Мы едем домой.

***

— О, силы небесные! — воскликнул Чарльз и немедленно заключил Рейвен в объятия. Она обняла его в ответ, и Эрик ощутил, как ослабли путы, сдавливающие его грудь, снова позволяя ему дышать. Все время, пока Рейвен рассказывала о своих проблемах, Чарльз ни разу не вздрогнул, ни разу не сказал ни одного слова неодобрения, просто держал ее за руку. Почему Эрик не понял, что она нуждалась именно в этом?

Конечно, он не смог бы дать ей этого, даже если бы знал.

— Где Джинни? — спросила Рейвен, когда они проходили мимо лестницы.

— Уже в постели. Она сегодня была на уроках танцев, видимо, они занимались акробатикой. Ты обязательно завтра должна увидеть ее версию «колеса». Все это может утомить даже ее. Но она будет так рада увидеть тебя утром, — Чарльз держал руку Рейвен достаточно крепко, чтобы успокоить и ее и себя. Когда Эрик поймал его взгляд, то увидел в нем только благодарность. Никакой… подозрительности, никаких сомнений.

Это радовало. И все же — было ли доверие Чарльза следствием их отношений, или он просто уже прочитал мысли Эрика?

Рейвен удивленно остановилась, когда Чарльз нажал кнопку, и дверь отъехала в сторону.

— Вы установили лифт?

— Лестница для меня теперь достаточно сложное препятствие, — объяснил Чарльз. — А когда-нибудь в будущем мне может понадобиться инвалидное кресло. Надеюсь, в очень далеком будущем, но мы можем, по крайней мере, подготовиться. А теперь так лучше и для тебя тоже.

Рейвен посмотрела на Эрика, пораженная даже мимолетным упоминанием инвалидного кресла. Он мог бы ответить на эту общую для них эмоцию, но не стал.

— Четыре месяца?** — спросил Чарльз, глядя на ее живот. — Или около того?

— Да, я думаю, где-то так, — Рейвен прижала руку к своему увеличившемуся животу — но только на мгновение и не опуская взгляд.

Они вышли на третьем этаже, где была комната Рейвен. Все время, пока Чарльз был во Вьетнаме, Эрик ни разу не заходил сюда. Сознательно не заходил. В то время он как никогда четко понимал, что ходит по тонкому льду и тащит Рейвен за собой.

— Ты еще не была у доктора, — сказал Чарльз.

— Мне не нужен кто-то, кто скажет точную дату. Ребенок родится тогда, когда придет время. Не надо меня упрекать, ладно? Не так уж просто договориться о приеме, когда ты в бегах.

— Ты должна немедленно показаться врачу, — Эрик решил взять упреки на себя, он знал, что Рейвен не будет сопротивляться ему так же сильно. — Я думаю, мы сможем найти кого-нибудь, — на протяжении многих лет через офис социальной помощи иммигрантам прошло некоторое количество докторов. Он сможет найти кого-то, кто не откажет ему в этой услуге, но будет ли честно просить кого-либо идти на такой риск?

— Я улажу это, Эрик, не переживай, — сказал Чарльз, отвечая на незаданный вопрос. — И, Рейвен, ты тем более не должна переживать. Эрик и я не… ни один из нас не думал о том, чтобы забрать у тебя ребенка. Мы никогда этого не сделаем.

— Как ты… — голос Рейвен затих. — Ты прочитал мои мысли.

— Да, — Чарльз просиял так, словно это была самая замечательная и потрясающая вещь в мире. — Я вижу, Эрик рассказал тебе о Джин, но то, что мы есть друг у друга, что мы можем тренировать друг друга, позволило мне зайти гораздо дальше. И Джин ненамного отстает от меня. Уже сейчас, в возрасте всего пяти лет! Какое-то время она даже немного опережала меня, пока я не начал осознавать, как многому может научить меня ее интуиция… и теперь я напугал тебя.

Рейвен оперлась спиной о дверь своей комнаты, покачав головой.

— О, Боже мой… что ты такое?

— Не говори так, — рявкнул Эрик. — Он не цирковой уродец. Не стоит относиться к нему, как к одному из них.

— Он пугает тебя намного сильнее, чем меня, и я понимаю это, даже если ты сам не понимаешь, — она отступила в свою комнату, крикнув: — Убирайся из моей головы!

Дверь захлопнулась с таким грохотом, что они оба напряглись и одновременно посмотрели вниз, в сторону комнаты Джин — родительский рефлекс, когда ребенок спит. Но все было тихо.

Затем они просто какое-то время молча и остолбенело стояли в коридоре.

— Она останется до утра? — пробормотал Эрик.

— Она останется.

Они направились в сторону кабинета. К этому времени Эрику уже почти не нужно было осознанным усилием замедлять шаги, чтобы не обгонять Чарльза. Хотя это казалось идеальным моментом, чтобы выпить, они оба опустились на диван, не в силах пошевелиться.

— Она не может остаться здесь, — сказал Эрик. — И все же она должна.

— На самом деле, безопаснее будет, если она останется. Если поможем ей сбежать, то станем очевидными соучастниками преступления. Но если Рейвен просто вернется домой, то мы легко сможем отрицать, что знали об ограблениях. Кроме того, ФБР так и не установило ее реальную личность — если бы они сделали это, мы бы уже знали. Так что пока она остается внутри этого дома, с нами все будет в порядке.

— У тебя, похоже, внезапно открылся криминальный талант, Чарльз, — Эрик кивнул, соглашаясь.

— Жаль, что я не остался в церкви. Стал бы как минимум кардиналом, — Чарльз облокотился на локоть, взгляд его синих глаз был задумчивым. — Хотел бы я знать, что она чувствует по поводу ребенка.

— Ты не знаешь?

Очевидно, Чарльз был слишком рассеян, чтобы заметить напряжение в голосе Эрика.

— Чтобы я знал, она сама должна это знать, а она не знает. Даже за эти последние несколько минут она перешла от отчаянного желания растить ребенка вместе с нами до желания, Господи прости, сделать аборт.

— Ты все еще делаешь это?

— Защищаю жизнь? Да, Эрик, я «все еще делаю это».

— Ты больше не согласен с церковью на счет контрацепции. Я думал, что ты наконец решил для себя и этот вопрос.

— Я и решил. Я не считаю, что католическая церковь неправа во всем, Эрик. Даже не в большинстве вопросов. Если бы я считал иначе, то не стал бы священником. Да, по поводу контрацепции я пришел к осознанию того, что секс важен, иногда даже священен и без вероятности забеременеть. Хотя у меня был хороший учитель, — шутка на мгновение смягчила его слова. — Но аборт — это совсем другое дело, как тебе хорошо известно… ох, давай не будем. Мы можем продолжить этот спор в какое-нибудь другое время. Сейчас он не актуален. У Рейвен в любом случае уже слишком большой срок.

Эрик согласился. У них было достаточно неотложных проблем и без спора о теоретически возможных.

— Я бы не назвал это теоретическими…

— Прекрати это! — сказал, даже скорее крикнул Эрик. Он пожалел об этом так быстро, так отчаянно, что физически засунул бы свои слова обратно в горло, если бы у него была такая возможность. Вместо этого он сидел, чувствуя себя глупым и открытым.

Но, разумеется, это чувство открытости и было проблемой.

Даже сейчас у него не было шанса объяснить, проговорить все это для Чарльза так, чтобы и самому лучше разобраться в себе. Его самые потаенные чувства уже проникли в разум Чарльза.

— Ох. Я не должен был… ох, — очень тихо произнес Чарльз.