Эрик стоял перед входом в кошерное кафе на 78 улице, засунув руки в карманы пальто. С того самого момента, когда днем зазвонил телефон, он не прекращал сомневаться, было ли хорошей идеей прийти сюда. Весь путь до города он говорил себе, что должен сойти с поезда на следующей станции, затем на следующей, и на той, что будет после нее. Что должен вернуться за город, в Уэстчестер, и пойти домой — туда, где он и должен быть.

И все же он был здесь — стоял в шаге от входной двери и уже пятнадцать минут притворялся, что не собирается заходить.

«Ты не делаешь ничего плохого», — твердил он себе, и это было правдой. Эрик не питал никаких иллюзий на счет того, почему он здесь и что заставило его прийти. В конечном счете, Чарльз поймет не только то, почему он это сделал, но и то, почему ничего не сказал ему заранее. Более того — Чарльз согласится с ним.

И все же его не покидало чувство, что он совершает преступление. Может, так и должно быть — после их резкого, эмоционального прощания…

Он вздохнул и вошел внутрь. Заказал куриный суп с рисом и направился к дальним столикам, приготовившись ждать… но она уже была здесь.

Рейвен сидела в кабинке в дальнем углу. Она всегда одевалась согласно последним веяниям моды, так было и сейчас — только это больше не были дизайнерские вещи. Теперь одежда подчеркивала ее принадлежность к «детям цветов» — тканое пончо, свисающие браслеты, серьги и цветастый шарф, повязанный вокруг головы. Несмотря на яркие оттенки синего, красного и золотого, первым, что бросилось Эрику в глаза, было ее уныние. Она набрала вес, утратила свой цветущий вид и выглядела очень несчастной.

Затем она увидела его и напряглась. Эрик знал, что стоит и смотрит на нее, как идиот с подносом в руках, и подумал, что вместо этого может хотя бы попробовать вести себя, как взрослый человек.

Так что он опустился на стул напротив нее.

— Рейвен. Рад тебя видеть.

— Неужели? — ответила она и замялась. — Прости. Я знаю, что ты хотел… я хотела сказать, что тоже рада тебя видеть.

— Ладно.

Что ж, прошел год с того момента, как она уехала, и за все это время они получили всего три открытки, по которым можно было понять только то, что она жива и шлет Джин всю свою любовь. Но Эрик понимал, что сейчас не время давить на нее. Это приведет только к тому, что Рейвен снова отдалится.

— Ты не звонил Чарльзу, я права? — она на мгновение поймала его взгляд.

— Нет, я сделал так, как ты просила, — но он хотел внести ясность. — Я расскажу ему все, как только вернусь домой.

— Разве это необходимо? Докладывать обо мне? — она больше не смотрела на него.

Неужели она до сих пор в какой-то степени надеялась, что Эрик согласится скрывать что-то от Чарльза, утаивать что-то, связанное с ней?

— Я не докладываю о тебе. Мы с Чарльзом абсолютно честны друг с другом. Ты это знаешь.

Не то чтобы у Эрика был выбор, особенно теперь…

— Но ты не сказал ему, куда идешь. Разве это значит быть абсолютно честным?

— Я могу быть честен с Чарльзом, все еще уважая твои желания. Почему ты споришь со мной об этом? Не думаю, что ты позвала меня сюда для того, чтобы просто ввязаться в спор.

— Иногда ввязаться в спор намного легче, — Рейвен откинулась на спинку стула.

— Я знаю.

Он действительно знал. Эрик часто испытывал вину из-за использования этой тактики — бросаться в бой, чтобы не сталкиваться с трудностями. Чарльз был прав, когда говорил, что они с Рейвен похожи.

Он собирался спросить, как у нее дела, и Рейвен, похоже, поняла это.

— Как Джин? — поспешно спросила она.

— Так выросла, что ты и не поверишь, — за последний год ребенок, которого они с Чарльзом удочерили, превратился в маленькую девочку, которая уже в значительной степени была самостоятельной личностью. — Умная не по годам. Говорит, что когда вырастет, хочет стать врачом или Бэтгерл, — в какой-то момент Рейвен почти улыбнулась. Эрик воспринял это, как признак прогресса. — Усиленно занимается с Чарльзом.

— Что значит — усиленно занимается?

— Ты ушла как раз перед тем, как мы поняли, — сказал Эрик, будто он как-то участвовал в этом понимании. — У нее такой же дар, как и у Чарльза. Способность читать мысли других людей.

Рейвен уставилась на него. Она никогда до конца не верила в способности Чарльза. Неудивительно, учитывая то, сколько стараний она приложила, чтобы скрываться от своего брата.

— Ты шутишь?

— Нет.

— Да ладно, она просто притворяется, — Рейвен взъерошила волосы. — Джин очень любит своего папочку. И хочет быть похожей на него. Вот и все.

— Я так не думаю.

Если она и обратила на это внимание, то ничем себя не выдала.

— И они все время говорят об Иисусе. Тебе, должно быть, это нравится.

Они говорили. Ему не нравилось. Но Эрик решил не говорить об этом вслух. Он чувствовал, что сейчас может быть опасно сказать вообще хоть что-то.

Беспокойство, которое медленно росло в Эрике с тех пор, как они узнали о способностях Джин, сейчас подобралось очень близко к поверхности, готовое закипеть в любой момент. Он был так близок к тому, чтобы сломаться, чтобы высказать все те безумные мысли, которые заставляли трещать его голову: «Все не так, как раньше, когда Чарльз просто чувствовал и понимал тебя. Сейчас у него получается намного лучше, и у Джин тоже, потому что они тренируются. Они отвечают на вопросы, которые я не задавал вслух, они просыпаются с криками от моих кошмаров, даже когда я не просыпаюсь. И какой бы сильной ни была моя любовь, я никогда не готовил себя к такому. Как ты блокировала Чарльза? Как? Научи меня!»

Но вместо этого он начал есть свой суп, пока тот не остыл.

Несколько мгновений — на самом деле, минут — они просто молча ели. Вокруг них позвякивали тарелки и бокалы, зимние ботинки стучали по горчичного цвета кафелю, а разговоры на английском и идише звучали достаточно громко, чтобы перекрывать весь этот шум. Эрик несколько раз взглянул на Рейвен; она не смотрела на него.

— Полагаю, Чарльз теперь в порядке, — наконец сказала она.

— Нет, он не в порядке, — это достаточно быстро привлекло ее внимание, хоть Эрик и не пытался специально шокировать ее. Просто это было правдой. — Его здоровье уже не то, каким было раньше. И его легкие не те, какими были раньше. Зимой он часто болеет, в последний раз мы даже опасались, что его грипп может перейти в пневмонию. В конце концов пришлось отвезти его в больницу, — Эрик тяжело вздохнул. — Его колено так до конца и не зажило. Он не может самостоятельно преодолевать даже небольшие расстояния.

Рейвен смотрела на него непонимающим взглядом. Возможно, этого было слишком много для одного раза. Прошло уже больше года, а Эрик сам до сих пор пытался принять все это.

— Он все еще восстанавливается? — это было все, что она смогла произнести.

— Он восстановился настолько, насколько способен, Рейвен. После перенесенного сепсиса его организм больше никогда не будет прежним. Медсестра рассказала мне, насколько редко кто-то выживает с такими повреждениями, как у Чарльза. Большинство из них остаются инвалидами, и очень часто они страдают от повреждений мозга. По крайней мере, Чарльз остался собой.

— Господи, — она на мгновение прикрыла рот ладонью, взволнованная и растерянная. — Как он справляется с этим?

Теперь почти улыбался Эрик.

— Как Чарльз. С благодарностью за то, что имеет. Иногда он такой жизнерадостный, что хочется его встряхнуть. В некотором роде, он стал даже сильнее, но не утратил… — как Эрик мог это описать? У этого качества не было названия, оно просто сияло для Эрика так же ярко и постоянно, как полная луна в ночи, которая иначе была бы непроглядно темной. — Он не утратил это. Все еще надеется на лучшее. Вместо трости ходит с терновой пешеходной палкой, которую ваш дед привез из Шотландии. Говорит, что выглядит стильно, и иногда это так и есть.

— И это значит, что роль злого парня остается тебе.

Рейвен моментально ухватила суть. На мгновение он вспомнил их дружбу — такой, какой она была — интимной, доверительной, полной вот таких откровений, которыми они с легкостью обменивались. И Эрик понял, что намного сильнее скучает по Рейвен сейчас, когда она сидит всего в нескольких сантиметрах от него, чем скучал все то время, что они не виделись.