Макс задумался. Насупил брови. Потом кивнул.
– Согласен, немного рановато. Я подожду. А пока я буду звать себя Перо Маляка аль-маута Третьего!
– Не длинновато? – Виттор изо всех сил старался не рассмеяться.
Макс снова нахмурился.
– Пожалуй. И что же делать?
– Тут я тебе помогу. Ну-ка, слезь на минутку.
Старейший достал толстенный том, полистал его, нашел нужную страницу. Снова усадил Макса на колени.
– Гляди.
Со страницы на маленького новиция смотрело лицо без лица. Огромные чёрные крылья ангела, рваные лохмотья балахона, костлявые крючья рук.
– Кто это?
– Это Азраил, он же Маляк аль-маут, ангел или вестник смерти. Его ещё называют «тот, кому помогает Бог».
– Ух ты! Это же мой Алик!
– Ну, можно сказать и так.
Макс тихонько шептал: «Азраил… Азраил»
– Тогда я буду Пером Азраила! И пусть мне помогает Бог, – и скромно добавил, – и Алик тоже.
Глава одиннадцатая
– Я не понимаю… – Соня всё ещё цеплялась за призрачный шанс, что вся история с Греем – просто глупая ошибка, что этому есть какое-то логическое объяснение.
– Да куда уж тебе! Как ты можешь понять безысходность заточения на Изнанке? Погрязнуть в исследованиях? Сгноить себя в архиве? Чистить ботинки комтурам? Чёрный исход – это как приговор. У меня украли будущее, мою жизнь, мои мечты. Мне нужен был способ сбежать. Сбежать так, чтоб Око не нашло, чтобы оно ослепло.
– Ах ты ж, эгоистичный гадёныш! – не выдержал Тим.
– Не тебе меня судить! Ты хоть примерно представляешь, какие возможности открываются на Изначальном уровне перед человеком, который прошел подготовку в Оке? Безграничные. Абсолютно! Да вы же там просто дети все малые!
Соня всхлипнула. Столько ярости, столько ненависти. Тимоха крепко обнял сестру.
– Ладно, Наполеон недоделанный, мы поняли. При чём тут Соня?
– А это уже не ко мне вопрос. Не я писал пророчество.
– Как ты про него вообще узнал? – подал голос Макс.
– О, тут спасибо твоему родственничку, – Грей чувствовал, что информация сейчас гораздо важнее его жизни, и чувство безнаказанности опьяняло. – От тебя-то в этом смысле пользы никакой. Сколько я тебя спрашивал про историю Окуляра? Ещё до всего этого бреда с Испытанием? Тысячу раз. Сколько искал в твоих вещах, в твоих архивах. Видимо, заранее чувствовал, что понадобится. А толку чуть. Только письмо дядьки твоего юродивого пригодилось.
Грей наслаждался. Сколько же удовольствия ему доставляло ранить Макса.
– Когда Окуляр не оставил мне надежды, я не знал, что делать, куда бежать. И вдруг у меня прямо фотографией всплыла перед глазами та его писулька тебе. По Оку вечно ходили слухи, что даже Хранитель не может похвастаться знаниями Старейшего. Стоило рискнуть.
Грея уже было не остановить. Видимо, выговориться ему хотелось очень давно.
– Ты бы, Макс, мог гордиться своим пенсионером. Он дрался не хуже тренированного комтура. Мне дорого обошлось новое знание.
– Не ври.
Тихие слова Эреба заставили Грея сжаться, как от нового удара.
– Не было там никакой борьбы, – едва шевеля губами, продолжил Эреб. Всё-таки к Виттору у него было особое отношение. Наверное, кто-то бы даже назвал это дружбой. – Там один маленький трусливый сопляк испугался быть пойманным. И решил, что человеческая жизнь – вполне себе достойная цена молчания.
Эреб замолчал. Откашлялся. Никто не осмелился его поторопить.
– В большинстве случаев я бы с паршивцем и спорить не стал. Жизнь – она в принципе отличная валюта. Но не в тот раз, и не с тем человеком. Виттор рассказал ему об изъятом пророчестве. Не представляю, откуда он сам о нем узнал. Правда, он всегда был крайне любознательным и на память не жаловался, и на логику. Может, порывшись в архивах, сложив очевидное, он понял, что изъятое не значит уничтоженное? Но где нашёл текст? Понимал ли, что этот молокосос – часть пророчества? Вряд ли.
В безвольно висящую руку Хранителя ткнулась серая лобастая мордочка.
– Да, Нокс, ты права, я отвлёкся, – всё так же, не меняя интонации. – Старейший предупредил, что сообщит ареопагу о приходе Грея. Скорее всего никуда бы он и не пошёл. Так только, припугнул для порядка. А этот испугался по-настоящему. И как-то он сразу поверил, что пророчество ему поможет. В общем, не было там никакой борьбы. Подлый, гадкий удар исподтишка, не оставивший Виттору и малейшего шанса защититься. И крови-то особо не было. Но вот руки запачкал. По локоть.
И Хранитель замолчал. Словно ушёл в прошлое, в ту ночь, вместо Нокс, прощаться со Старейшим.
Соне не надо было спрашивать, правда ли то, что рассказал Эреб.
– Я не хочу об этом думать даже завтра, – философия Скарлетт О’Хара в современной интерпретации. – Рассказывай! Хоть что-то во всей этой истории было настоящее?
– Настоящим было пророчество. Разгадать его до конца никто не смог за века, но суть была очевидна: впервые женщина придет с Изначального уровня, он же надлунный мир, и принесет хаос и разрушение. Именно то, что мне было нужно. Тем более что Старейший уверял, будто тут прямая связь с Окуляром.
– Окуляр тебе чем не угодил? После того, что он сделал с Соней, я в целом только за, но тебе-то зачем? – спросил Тим. – Только не надо опять про то, что так сбежать проще.
– Уйти, конечно, можно было через любой переход. Вот только работающий Окуляр быстро нашёл бы меня на Изначальном уровне. Он же, зараза, помнит каждого, кого касался. Да и потом, разрушенный Окуляр – событие из ряда вон выходящее. Кто бы стал заниматься сбежавшим инсинуатом?
– Стратег, куда деваться, – прокомментировал Тим.
Соня уже не хотела слушать никаких ответов, но упорно продолжала задавать вопросы.
– Как ты узнал, когда я приду? Я это перо могла в любой день поймать!
– Могла. Я и ждал тебя почти полгода. Каждый вечер, с момента наступления года Огненной Обезьяны.
– Да с чего ты взял-то, что в этом году ждать надо?
– О, это-то как раз было не сложно. Что такое девятый год? От начала времен? От Рождества Христова? Сомнительно. Ни одной записи о появлении любого существа женского пола в Оке не было. Значит, ещё не приходила. Значит, девятый год огня ещё не наступил. Дальше простая математика. Складываем цифры в годах и ищем тот, который в сумме даёт девять и приходится на огненный знак. Две тысячи шестнадцатый – год Огненной Обезьяны. То, что там дальше что-то про перья и погибель, меня мало интересовало. Мне главное было продолжать ждать и верить, что ты придёшь. А с каждым месяцем вера слабела. Но надежда умирает последней. И ты пришла. А дальше всё было совсем легко.
– Легко? Что ты…
– Систер! – не вовремя осенило Тимоху. – Я понял, почему матерь троих! Это ж, как и сказал Эреб, не буквально!
– Мелкий, это сейчас очень важно?
– Очень! Хотя не знаю, – Тим смешался.
– Понятно. Рассказывай.
– Ты – София!
Станиславский бы позавидовал такой паузе.
– Это очень ценное замечание. Я, безусловно, София. И?
– И ты мать!
– Мелкий, хорош!
– Ладно, ладно. Ты мать Веры, Надежды и Любови. Понимаешь? Он как сказал про то, что…
– …Надежда умирает последней, – закончила Соня хором с братом. – Звучит разумно. Младшей ведомая, хаос и мрак… Это, ну, младшая – любовь, да?
– Систер, давай эту строчку опустим.
Грей ухмыльнулся. Все сделали вид, что не заметили.
– Волей пера Азраила погибель со старшей нашедшая, – это меня куда как больше интересует, – закончил мысль Тим.
– Старшая – это вера. Значит, мою веру разрушило перо? Но это же не так, с пера всё началось. Благодаря ему я, наоборот, поверила!
– С пером Азраила всё чуть сложнее, – заговорил комтур. – Перо Азраила – это я.
Макс никогда не жаловался, что его слушают недостаточно внимательно, но в этот раз он побил все рекорды.