– Забудем? Но ведь Окуляр сказал, что я лишняя, что я мешаю.

– Мало ли, что он сказал. Не каждое слово, сказанное этой дырявой чашей, нужно воспринимать буквально.

– Но…

– Послушай меня, – Эреб отпустил Нокс, взял Сонины ладошки в руки, – то, что ты сегодня буквально заштопала дыру в озоновом слое, а скорее всего вообще весь его восстановила…

– Я? – не поверила Соня.

– Ты, – тепло улыбнулся Хранитель. – Ты умница, ты даже не представляешь, какая ты умница. Теперь тебе нужно просто выкинуть всё это из головы, понимаешь? Совсем выкинуть. Забыть про Изнанку ты не сможешь, но превратить в волшебное воспоминание – легко. Не дай этому стать твоей реальностью. Не дай отобрать такую короткую жизнь. Оставь Изнанку на Изнанке!

Соня резко выдернула руки.

– Нет! Я прошла через всё это не для того, чтобы со мной разговаривали как с трёхлетним умственно отсталым ребенком!

– Систер, не передергивай. Никто с тобой так не разговаривал.

– Может быть, не так, но почти! – Соне было не до компромиссов, но ругаться с братом не хотелось. – В любом случае я заслужила нормальных, честных ответов на свои вопросы. А не вот этого «Деточка, ты герой, почуй на лаврах, забудь всё, что было»!

– Почуй? – Макс выглядел озадаченным. – У вас есть такое слово?

– Нет у нас такого слова, – вместо сестры ответил Тим. – Сонь, не заводись. Он ответит. И Грей рано или поздно придёт в себя, и ему тоже придётся всё тебе рассказать. Слышишь?

Неловкое молчание вернулось. И снова проблему решила Нокс. Она присела рядом с Соней, потерлась упрямой головой. Заурчала. Девушка невольно расплылась в улыбке. Кошка забралась на коленки.

– Я починила озоновый слой? – С Нокс на руках к Соне вернулось благодушие, и любопытство, куда же без него.

– Ещё как!

– Но как именно?

– Технически? Понятия не имею, – ох, не часто можно было услышать от Эреба такое. – Но в общих чертах я себе это так представляю. Окуляр, при всём своём комплексе превосходства, отнюдь не всесилен. Он может взаимодействовать с материальным миром, но не может на него влиять. Для этого ему нужна была ты. Как катализатор. Ты ведь особенная девочка.

– Судя по пророчеству, систер, ты у нас вообще многодетная мать!

Шутка-то была так себе, но Соня засмеялась! Первый раз за столь долгое время. Нормальный, лёгкий, человеческий смех.

– Вот мама бы обрадовалась, что она уже трижды бабушка! Эреб, откуда у меня дети?

– Нельзя всё воспринимать буквально, – пояснил Хранитель, хитро щурясь из-под очков. – Видишь, как я ошибался с хаосом. «Хаос и мрак». Сложно было предположить, что ты не разрушение несёшь с собой. Слова могут быть очень обманчивы.

– Но что одно, что второе, вполне однозначны, – возразил Макс, который хоть и никогда бы в этом не признался, но загадки любил.

Эреб сел на любимого конька – просвещать молодёжь.

– Хаос – слово не такое простое, как кажется на первый взгляд. Когда-то давно оно означало лишь первичную материю. Неупорядоченную. Что, по сути, не хорошо и не плохо. Потом появлялись трактовки «бездна времени», «беспредельная ненасытность», даже «жажда знаний». Но все они со временем забылись. Я и сам их вспомнил только из-за пророчества. Когда стало понятно, что Соня запустила Окуляр, что он принял её, а ничего плохого не происходит…

– Да неужели? – съязвил комтур.

– Ты понимаешь, что я имею в виду!

– Макс, я не думаю, что он хотел как-то меня обидеть, – Соня выступила миротворцем.

– Я последний, кто когда-нибудь захочет тебя обидеть, – очень твёрдо, очень решительно. – И закрыли эту тему.

Что-то в Эребе менялось, когда он говорил про Соню. Что-то неуловимое, неявное. Но стоило ему сменить тему, как всё возвращалось на круги своя. Всё тот же Хранитель, известный каждому воспитаннику Ока с самого раннего детства.

– Так вот, когда я понял, что прямо сию секунду мир рушиться не намерен, я начал думать. И вспомнил, конечно. Был такой грек смешной. Комедии он писал, довольно своеобразные комедии, надо сказать. Ещё немного, и их можно было бы отнести к категории восемнадцать плюс.

Пока Эреба не унесло в лекцию по литературе, он поспешил вернуться к пророчеству.

– Так вот, в его теории хаос – это воздушное пространство между небом и землей. У Окуляра своеобразное чувство юмора. Я должен был догадаться, что он не стал бы говорить напрямую. А уж к скабрезностям у него всегда тяга была. Неудивительно, что он выбрал трактовку этого комедианта.

– А что с мраком? – Соня не успела спросить сама, брат оказался расторопнее.

Эреб бросил быстрый взгляд на Нокс. Показалось, что в глазах пушистой промелькнула настоящая человеческая боль. Но откуда? Не может быть. Хранитель отвернулся.

– Это непростой вопрос. В данном случае мрак – это твоя кровь. Тот самый необходимый Окуляру катализатор.

Замолчал.

– Моя кровь? – не поняла Соня. – Продолжай, пожалуйста!

Этот разговор давался Эребу совсем нелегко. Не хотел он его продолжать, никак не хотел.

Застонал Грей.

Макс не успел и головы повернуть, как Хранитель оказался над парнем.

– Где развилка?

Грей не мог и вдохнуть, так сильно Эреб схватил его за ворот.

– Я спрашиваю, где развилка? Виттор тебе не говорил. Ты откуда-то ещё знаешь. Где она?

Ужас и паника, это всё, на что сейчас был способен Грей. Он попытался помотать головой.

Неожиданно спокойно подошёл Макс. Положил руки на кулаки Эреба.

– Отпускай. Пусть скажет. Пусть. Отпускай уже.

Хранитель послушался. Ярость прошла. Плечи опустились, сгорбились. На пол рядом с Греем опустился дряхлый старик.

– Где развилка?

– Я не понимаю, о чём ты говоришь! – то ли прохрипел, то ли прокаркал раненный.

Вмешался Макс.

– Не важно, понимаешь или нет. Что-то ты знаешь. Окуляру виднее. И ты сейчас напряжешься и расскажешь всё, что знаешь. И что не знаешь, о чём только догадываешься, тоже расскажешь. Это понятно?

Маленькая теплая ладошка дотронулась до спины комтура.

– Макс, пожалуйста, мне очень важно. Он же теперь никуда не денется.

Отказать Соне после того, через что она прошла, было невозможно. Макс помог подняться Эребу, отвел его в угол, усадил. Соня устроилась рядом с Греем.

– За что ты со мной так?

В мутных серых глазах не осталось и намёка на былые чувства. Или их и не было никогда? На Соню смотрел абсолютно чужой человек.

– Ты должна была выпустить меня на свободу.

Макс бежал по коридорам штаб-квартиры. Скорее, скорее добраться до дяди и всё ему рассказать. Маленький кулачок крепко сжимал вороново перо.

Он влетел в кабинет без стука. Старейший нахмурился, собрался уже отчитать сорванца. Но увидев, как сияют его глаза, как бережно он прижимает к груди перо, как не терпится поделиться своей жутко важной новостью, Виттор поманил Макса к себе, усадил на колени и принялся слушать.

– Ты представляешь, я был в птичнике. И мы играли… ой, ну то есть тренировались с Аликом.

– Когда же ты уже начнёшь проявлять уважение к его древнему имени?

– Прости! Тренировались с Маляком аль-маутом Третьим, – старательно выговорил будущий комтур. – И вот, когда мы кувырк… то есть отрабатывали приём, у меня в руке очутилось вот это!

Макс гордо протянул дяде перо.

– Я сначала жуть как испугался! Думал, я случайно вырвал. Сделал Алику больно, обидел его. Я протянул ему перыо, хотел извиниться. А он, представляешь, он клювом ткнулся мне в ладошку, ну, вроде как пододвинул перо ко мне. Понимаешь? Он специально! Он мне его подарил! Кусочек себя подарил.

Виттор ухмыльнулся в густые усы.

– Таких подарков не каждый удостаивается.

– Ты тоже так думаешь? Я теперь знаешь, что хочу? Я хочу такую татуировку. Вот здесь, на шее. Перо. Будет же здорово, правда?

– Правда! Но давай только немного подождём, хорошо. Пять лет – не самый подходящий возраст для татуировок. Согласен?